Андрей сделал несколько глубоких вдохов, помотал головой, будто отгоняя наваждение, и заговорил уже более твердо, но все ещё с сильным волнением.
– Понимаете, у меня с детства внутреннее отвращение к членовредительству и тем более убийству. А тут… странно все. Мне не хочется убивать. Отняв жизнь, обратно уже не вернешь… Но с другой стороны – вы правильно сказали: или мы, или они. Вот и пытаюсь привыкнуть и разобраться, как же все-таки будет правильнее.
– Мир изменился, люди изменились – ты привыкнешь, парень, – Павел по-отечески похлопал его по плечу. – А теперь – возьми-ка у Толика веревку.
Сержа ещё раз тщательно обыскали, затем забинтовали рану на ноге, заткнули рот и привязали к рукам длинную веревку. Поначалу его вел Андрей, потом уже немного пришедший в себя Толя, который не стеснялся дергать пленника и всячески над ним издеваться. Для бандита этот поход был особенно мучительным.
Утром, когда в «Убежище» уже давно разгорелась ежедневная суета, в ворота вошли трое людей, которых сразу было и не узнать – грязная, потертая и ободранная одежда, небритые, осунувшиеся лица, но с радостным блеском в глазах. После возвращения Воробьева постоянно шли споры на тему: вернутся остальные, или нет. Некоторые успели причислить их к погибшим, другие не хотели в это верить и продолжали надеяться. Больше всех радовался возможной кончине Гронина Табунин, но радовался недолго.
Троица вела за собой на веревке хромающего человека. Пленный имел жалкий вид: грязный, с затравленным взглядом, на лице – длинная кровавая ссадина, на ноге чуть выше колена – грязная, пропитанная кровью повязка. Он испуганно и с удивлением озирался, пытаясь понять, где находится. Было заметно, что о существовании «Убежища» он и не догадывался. Руки у него были крепко связаны, от них тянулась верёвка, которую держал Толя Черенко. Когда пленный сбавлял шаг, Толя, не церемонясь, сильно дёргал верёвку, да так, что пленник чуть не падал, но это действовало, и он шёл быстрее. Толя же в такие моменты даже не смотрел на пленного, и многим было интересно, что было бы, если бы пленный упал – поволок бы его Толя за собой, как упирающуюся на поводке собачонку, или нет.
Новость о том, что Гронин и остальные вернулись, да ещё и схватили живым одного из бандитов, мигом облетела базу, и когда Толя дотащил пленника до штаба, Родионов и Дьяков уже ожидали их на улице, издалека рассматривая схваченного «языка» и кидая друг другу короткие реплики. На лице у обоих можно было прочитать радость и удивление.
– Гронин, старый ты хрен, – Макс сделал шаг навстречу и крепко обнял Павла. – Я верил, что ты жив, но ты заставил меня поволноваться.
Дьяков был куда более сдержанным в выражении эмоций и ограничился сухим приветствием.
– Что это у вас? – поинтересовался Родионов, указывая на Сержа.
– Плата за неудобства. Забирай его. Потом поговорим.
Макс выхватил верёвку из рук Черенко и снял её с пленника, но рук ему не развязал. Потом вынул пистолет, обошёл его сзади и толкнул к двери штаба.
– Давай иди. Дернешься – прострелю ногу, – спокойным голосом пригрозил он, и пленник, низко опустив голову, побрёл в здание.
Полковник проводил их взглядом и, когда бандит и его конвоир скрылись в коридоре, обратился к Андрею.
– В двадцать ноль-ноль у меня. А теперь идите, отдыхайте.
Полковник развернулся и скрылся в дверях штаба вслед за Родионовым. Андрей посмотрел на Толю – тот пытался потянуться, но закряхтел и опустил руки – ребра сильно болели.
– Вертел я такие походы, – потрогав рукой ребра, серьёзным тоном заявил Черенко. – Все, спать.
– Да, это будет не лишнее, – согласился Андрей.
Впервые с того памятного вечера, когда Родионов назвал Андрея трусом, его снова позвали на совещание. Он с волнением переступал порог кабинета полковника, и встретился взглядом с шестью парами глаз. Некоторые из них смотрели на него тепло, некоторые безразлично. Во взгляде Дьякова читалось пренебрежение, а Олег Гронин смотрел с вызовом и не стремился ничего скрывать.
– Я все-таки против! – сказал он, обращаясь, вероятно, к отцу, потому что смотрел он по-прежнему на Андрея.
Романов смутился от такой встречи и остановился в дверях, догадываясь, что речь идет о его присутствии в этом кабинете.
– Последний раз повторяю – твое мнение в этом вопросе никого здесь не волнует, – холодно и строго ответил Павел.
Бернштейн сидел в углу у стола для совещаний. Рядом с ним со своим фирменным усталым флегматичным взглядом сидел Воробьев, и ковырял в ухе мизинцем. Через одно пустующее место от него, хмуро глядя на Олега, развалился на стуле Макс. Дьяков сидел напротив него, а Олег стоял возле стола полковника.
– Садись, Андрей, – дружелюбно пробасил полковник, – ждали тебя одного.
Андрей, слегка задетый поведением Олега, присел возле Макса. Тот скосил на него глаза и подмигнул, таким образом выражая доброжелательность и поддержку. Полковник, стоявший у стола, занял свое место, и Олег последовал его примеру.
– Итак, если все успокоились – начнем.
Олег демонстративно фыркнул в ответ на реплику полковника, чем моментально вызвал реакцию Павла.
– Вон отсюда! – вскипел Гронин.
Олег посмотрел на отца изумленным взглядом: он понял, что переборщил.
– Немедленно! – крикнул полковник.
Парень медленно поднялся, с силой задвинул стул.
– Из-за кого? Из-за этого… – процедил он, все ещё держась за стул руками и сверля Андрея неприязненным взглядом.
Гронин поднялся и Олег, хорошо зная своего отца и понимая, что сейчас его запросто могут спустить с лестницы, быстро покинул кабинет, громко хлопнув дверью. Павел некоторое время свирепо глядел ему вслед, затем повернулся и окинул присутствующих суровым взглядом. Его черты понемногу стали разглаживаться, и дальше он заговорил своим привычным, спокойным и деловым тоном.
Поначалу Андрей чувствовал себя не в своей тарелке, но по ходу совещания понемногу отвлекался от неприятных ощущений: обсуждаемые вопросы были важнее, а главное – интереснее его проблем с Олегом. Их он как-нибудь позже будет решать.
В первую очередь обсудили проблему провианта. В «Убежище» не было значительных запасов еды, а ртов прибавилось. Новоприбывшие, конечно, пришли не с пустыми руками, но много унести они не могли, поэтому Дьяков регулярно отряжал людей по покинутым деревням, чтобы вывезти оттуда оставшиеся припасы, пока это не сделали бандиты. Это были опасные поездки – «волки» искали их, желая выяснить, кто нападает на бандитов, но вопрос добычи провизии стоял остро, поэтому приходилось рисковать.
Дальше разговор пошёл о пленнике. Когда Макс рассказал, что ему удалось выяснить, в комнате воцарилась тишина. Исходя из полученной информации, «волки» не просто так начали заниматься набегами на деревни, которые раньше посещали редко. Они вывозили людей с определённой целью – продать, как рабов, то есть, как скот. Что интересно, особого спроса на рабов в этих краях нет. Мелким бандам они ни к чему, а вездесущая гильдия почему-то предпочитает наёмную рабочую силу. Возможно, потому что люди, обеспеченные в такие суровые времена всем необходимым, работают с полной отдачей и более надёжны, чем безвольные рабы. А, может, причина в чём-то другом.
Короче говоря, спрос на рабов «волкам» обеспечивают две неизвестные банды. Одна уже давно периодически покупает у них небольшие партии, но только сильных и здоровых людей. Другая – недавно объявилась откуда-то с юго-запада. Эти скупают людей в больших количествах и им подходят почти все. Что это за банда пленник не знал. Да и лидер «волков», по его словам, тоже смутно понимал, кто они такие. Приезжали обычно пара каких-то монахов в рясах в сопровождении охраны, осматривали товар, грузили в грузовики и уезжали. По крайней мере, на вид они были похожи на монахов, а вот их охрана выглядела очень внушительно, причем настолько, что у «волков» сразу отпал интерес пытаться диктовать монахам условия. Тем более, что платили они щедро, даже слишком щедро.