– Куда он потом делся? – спросил Андрей, когда Дергачев закончил рассказывать.

– Ушел со своими бойцами на юг. Искать товарища. Он называл фамилию, но я не помню какую. Как-то… Бро- или Бра-…

– Гронин? – подбросил идею Тургенев.

– Да, может быть. Я точно не помню, но, кажется что-то подобное.

– Скорее всего это был он, потому что мне тоже показалась знакомой фамилия Гронин.

Похоже, уверенность Андрея начала подтверждаться. Подполковник Виктор Романов – раз, не так уж далеко от «Убежища» – два, ушел на юг в сторону «Убежища» искать товарища с фамилией Гронин или очень похожей – три.

– Вы не предлагали ему остаться? – спросил Андрей.

– Шутишь, сержант? Конечно, предлагали. Если я правильно помню – он семью искал, но все накрылось медным тазом и тогда он решил добраться до этого Гронина.

Они просидели ещё два часа, предаваясь воспоминаниям. Полковник достал бутылочку коньяка и они распили её втроем под нехитрую закуску, провозглашая тосты за офицерскую честь, отвагу и настоящих мужиков, которых, по их мнению, становится все меньше и меньше. Под конец у Андрея, до этого никогда не пившего столько алкоголя, здорово шумело в голове, но память ему не изменяла, и он точно помнил, кто и что говорил. Все это было для него слишком важно, чтобы он мог позволить себе что-либо забыть даже под влиянием алкоголя.

Утро оказалось сущим кошмаром. Он проснулся в десантном отделении машины, накрытый летней курткой. Под головой был вещмешок, и лежать было почти удобно, но в остальном… Машину раскачивало на неровной дороге и парню сразу же стало совсем плохо. Озноб, жуткий стук в висках… тошнота… страшно! Андрею случалось плохо себя чувствовать, но ничего подобного с ним ещё не бывало.

Бойцы сидели на лавках, откинувшись назад. Многие дремали, некоторые задумчиво глядели в одну точку, Кирилл уставился в окно.

– О! Проснулся наш юный алкоголик! – первым заметил Толя. – Курва мать, сколько же вы там вчера вылакали? Перегар такой, что мы все тут немного подвыпившие.

Раздались смешки, но Андрей оставил его реплику без комментариев. Ему вдруг стало страшно, что он вот-вот умрет, ведь мучение, которое он испытывал, не могло продолжаться бесконечно – организм же не железный. Вдруг он отравился и именно поэтому ему так плохо?

Тихо постанывая и не отрываясь от подушки, он попытался как-то собраться с мыслями и попросил остановить машину. Как только она остановилась, Андрей с помощью Толика выполз на обочину и сразу же вырвал. Немного придя в себя, он сделал несколько шагов к машине, но почувствовал, что залазить в неё рановато. Через минуту его снова рвало.

Он просидел у машины минут пятнадцать, пока не вырвал и в третий раз, и не дал себе зарок.

– Никогда больше не буду столько пить, – простонал он, залезая обратно в машину.

– Да, брат, мы все так говорим, – шутливо бросил Вурц.

Из-за отсутствия четких разведданных, которые должен был добыть Романов и его команда, ударная группа задержалась более чем на две недели. Все усложнялось ещё и тем, что кроме разведданных отсутствовал и сам Романов, и любая информация о его местонахождении, и можно было лишь гадать, какая судьба его постигла. Сперва Гронин на неделю отложил операцию, затем, когда Романов так и не вернулся, пришлось отправлять новую разведгруппу и ждать информацию уже от неё.

И все это время Павел волновался. Внешне он, конечно, этого не показывал и даже Макс, знавший полковника лучше всех, ничего не замечал. Впрочем, отчасти потому, что он сам был весьма твердолобым и даже в гораздо более открытых людях не всегда видел подобные вещи. Когда через десять дней разведгруппа вернулась, а от Романова так и не было никаких вестей, полковник, наконец, сдался.

– Ну, все, – мрачно сказал он Максу в один из вечеров. – Похоже, нет больше Романовых.

Макс вздохнул и прикрыл ладонью глаза.

– Не хочется этого признавать, но думаю, ты прав. Жаль, что нельзя узнать, как они погибли.

В нагрудном кармане у Макса лежала фляга. Один умелец наловчился гнать отличный самогон и, несмотря на то, что Павел был против этого, Родионов втихаря курировал лавочку, прикрывая самогонщика от Гронина. За это он был вечным номером один в очереди, которая всегда была очень длинной. От мыслей о Романове у Макса и у самого кошки на душе скребли, и идея с флягой сейчас показалась ему очень уместной.

Нисколько не заморачиваясь реакцией Павла, Макс достал флягу и отвинтил пробку. Сначала намеревался приложиться первым, но передумал и легким движением в сторону Гронина предложил ему.

– А вы все не сдаетесь…

Павел покачал головой, а в голосе прозвучала толика осуждения, но ни капли недовольства. Подумав пару секунд, он встал с места и направился к Максу, по привычке сидевшему на подоконнике.

– Давай сюда.

Пили по очереди и молча. О Романове говорить не хотелось – на душе и так было тоскливо. Чтобы отвлечься можно было бы поговорить о текущих проблемах, но и к этому душа почему-то не лежала. Светлым пятном в последнее время была успешная операция Дьякова по окончательному решению вопроса со «Степными волками», но и её уже давно разобрали по винтику.

Да и обсуждать там было особо нечего. Дьяков отлично себя проявил, принимал грамотные решения и не халтурил. Разве что Олег, которому опять выделили отряд, в очередной раз облажался, за что Гронин прилюдно пообещал ему, что это была его последняя попытка командовать, и если он и дальше желает служить в боевых частях, то только рядовым бойцом.

Это стало очередным поводом для осложнений в отношениях отца и сына. Павел никому не мог позволить в таких количествах терять людей, а собственному сыну и подавно. Олег же считал всё стечением обстоятельств и придирчивостью отца, негодовал и верил, что прав. Но свои разногласия с сыном с Максом Паша тоже обсуждать не собирался.

Жалкие двести пятьдесят грамм жгучего самогона закончились слишком быстро. Забрав у Павла опустевшую флягу, Макс поболтал ею, убеждаясь, что там ничего не осталось, и с досадой закрутил пробку.

– Ишь какой – меня упрекает, а сам как приложился, так за уши не оттащишь, – посетовал он.

Павел покачал головой, глядя в пол.

– Найду, кто это делает – прикрою лавочку, а тебя вместе с ним накажу, – без тени улыбки сказал он, отчего угроза звучала более чем серьезно.

Но Макса так просто было не запугать. Хоть Паша и был противником алкоголя, но даже он понимал, что нельзя отбирать у людей все радости жизни, даже когда эти радости разрушают их здоровье. Макс и сам понимал опасность массового пьянства, потому и «крышевал» самогонщика – так он мог контролировать объемы производства и точно знать, что «Убежище» не утопят в алкоголе. Более того, все в «Убежище» знали, что случись что на этой почве и виновником займется лично Родионов, а майора все здесь слегка побаивались, порой даже больше Гронина.

– Сначала найди. И вообще – вредные привычки делают жизнь приятной, – почему-то угрюмо заявил Макс, пряча флягу обратно в карман. – Да и чем тут ещё развлекаться?

Гронин не ответил.

Выводы Гронина и Родионова на счет Андрея были логичны и обоснованы, но через несколько дней выяснилось, что они рано похоронили Романова и его группу – все они благополучно вернулись обратно. После того, как Андрей побывал у полковника Тургенева, он попытался отследить возможный дальнейший маршрут отца, потратив на это почти две недели, фактически игнорируя приказ после контакта с «Булатом» возвращаться в «Убежище», чем после доклада вызвал огромное недовольство полковника Гронина. Наказание последовало незамедлительно.

Андрей был снят с командования отрядом и надолго стал «старшим-куда-пошлют». Дежурства в штабе, где Гронин, Родионов или старший сержант Лебедев гоняли парня взад-вперёд, сменялись нарядами по кухне, работой грузчиком и даже техничкой. Андрей настолько изматывался, что не имел сил даже задуматься и определить, что хуже: целый день метаться по базе как угорелый, приходить в казарму в седьмых потах и засыпать без задних ног, чтобы через шесть часов заново начинать метаться, или по четырнадцать часов в сутки мыть посуду, чистить овощи и помогать по кухне, чтобы трижды в день накормить почти четыреста человек, находящихся сейчас в «Убежище».