Несмотря на всё пережитое за эти два дня, Андрей не осуждал украинца. Более того – он даже был рад тому, что смог узнать от них о секте, прочувствовал, так сказать, их опасения, их ненависть к сектантам, но вместе с тем и уважение, как к опасному, коварному и изобретательному врагу. Но больше всего парня по прежнему интересовала и волновала ситуация с Иваном и его отрядом, который ликвидировали непонятно какими силами. Ясно было только, что действовала какая‑то уникальная по своему вооружению тяжёлая пехота, аналогов которой никто раньше не видел, и даже не слышал ни о чём подобном. А неизвестность всегда пугает больше всего.

Когда все рации были заряжены, солнце уже уверенно двигалось к горизонту, но до темноты оставалось ещё много времени. Настала пора прощаться. Андрей поднялся и как‑то странно и немного неуклюже помахал рукой, будто потерял равновесие и пытался его восстановить. Это был условный знак. Украинцы изучающе посмотрели на парня, но ничего не сказали.

– Ну, что, хлопче – удачи вам, – дружелюбно пожелал Матвей и пожал своей могучей ручищей руку Андрея.

– И вам тоже удачи. Спасибо за всё.

Они успели переброситься ещё парой слов, когда увидели, как по склону осторожно спускается человек с винтовкой.

– Твоя страховка? – поинтересовался Матвей, кивком указывая на склон.

– Не вся, разумеется, – ответил Андрей.

Матвей с Иваном просто наблюдали за этим человеком, а остальные потянулись к оружию. Лёша тоже был вооружён и их опасения были понятны, потому Андрей не стал ничего им говорить. Он сильно сомневался, что кто‑то начнёт стрелять, так что пусть делают так, как им спокойнее. Когда Корнеев подошёл ближе, и все увидели, что никаких агрессивных действий нет, то снова расслабились.

– Всё в порядке? – поинтересовался Андрей у Лёши.

– В полном, – невозмутимо ответил тот.

– Бери часть раций, а я – остальное.

Корнеев молча двинулся к рациям.

– Я помогу, – уверенно сказал Иван и сразу же пошагал следом.

– Не понял? – удивился Андрей.

– Ну, я же с вами пойду, – объяснил тот, помогая Лёше паковать в рюкзак рации.

– Э‑э… Я думал, что ты шутил на счёт этого.

– Якшо честно, то я тоже, – нахмурился Матвей.

Далее у них случилась небольшая перепалка на повышенных тонах на украинском, которую Андрей не понял, но тот факт, что Лёша на неё вообще никак не отреагировал, означал, что волноваться не о чем. Собравшись, они ещё раз пожали руки украинцам и стали карабкаться на склон. Иван остался ещё на минуту, по очереди обнимая всех и пожимая руки, а затем быстро догнал новых товарищей. Выбравшись наверх, они обернулись и увидели, как трое мужчин медленно удаляются от них по дну балки.

– О чём вы ругались? – решил всё‑таки поинтересоваться Андрей.

– Дурня. Кумовство – оно такое, – отшутился Иван.

– Тот, внизу, предположил, что мы можем использовать Ивана для того, чтобы раскрыть местоположение их лагеря, – рассказал вместо него Лёша.

Иван помнил, что Корнеев прекрасно понимает украинский и не сомневался, что его разговор с Матвеем в итоге всё равно станет известен Андрею, потому сейчас вообще никак не отреагировал.

– Значит, он всё равно не доверяет нам, – задумчиво сказал Андрей, глядя вслед удаляющимся фигурам украинцев.

– Не забивай себе голову, – посоветовал ему Иван. – Он никому не доверяет. Даже мне. Но такая у него задача. Главное, что я доверяю вам.

Больше они к этому разговору не возвращались. Но Корнеев ещё некоторое время крутил в голове варианты, среди которых со значительным перевесом побеждал тот, что Иван пошёл с ними, чтобы шпионить.

Четыре дня в Горшечном, вопреки её ожиданиям, пролетели очень быстро. Настроенная отцом и Штерном на то, что Гауфман умён и хитёр, поначалу Аня относилась к нему с большой настороженностью, но чем больше его узнавала, тем меньше напрягалась.

В начале она, словно сапёр, осторожно, шажочек за шажочком, ощупывала минное поле под названием «Марк Гауфман», пытаясь понять, что он за личность, на что способен и что может скрывать. Внешне он был безупречен: красивый, ухоженный мужчина, галантный, внимательный, с невероятным голосом, которого и одного, наверное, могло бы хватить, чтобы заинтересовать женщину. Такого Аня ещё не встречала даже в окружении отца. Там в основном были напыщенные придурки либо самоуверенные козлы. Из тех, что пониже рангом временами попадались интересные экземпляры, но все они чего‑то или кого‑то боялись и постоянно оглядывались, чем сводили на нет любой интерес Ани, даже если поначалу она позволяла себе окунуться в какие‑то непродолжительные близкие отношения.

Но постепенно она убеждалась, что Марк совсем не такой, как все, кого она встречала раньше. Конечно, он тоже излучал уверенность в себе и своём положении, но делал это не через демонстрацию своей власти или агрессивное давление на окружающих, как Аня частенько видела у других, а совсем иначе. Вокруг него царила здоровая, дружелюбная атмосфера, и ощущалось, что окружающие относятся к нему с уважением не из‑за его положения, а потому что действительно уважают.

Аня была предупреждена, что он не так прост, как может показаться на первый взгляд, и потому постоянно искала хоть что‑нибудь, за что можно зацепиться, но безуспешно. Поначалу она даже думала, что происходящее ‒ театр, устроенный специально для неё, но буквально через день это ощущение исчезло. Отец с Генрихом неплохо натаскали её на счёт того, что и где искать, как правильно слушать и выводить на нужные темы, но пока что ничего, стоящего внимания, Аня не нашла: Марк был осторожен в высказываниях, остроумен в обычных разговорах и точен в рабочих вопросах. Ни в отчётности, ни в работе его людей Аня не видела ничего такого, что могло бы привлечь её внимание. Мелкие оплошности не в счёт.

У него был порядок на складах, на производствах и в логистике. Не было странных, необъяснимых потерь и исчезновений грузов, массовых поломок техники или перерасхода горючего, не проводились никакие необъяснимые строительные работы. Везде всё было в полном порядке. Впрочем, неоправданные расходы или падение объёмов производства, как правило, приводили к появлению неприятных людей и серьёзным последствиям, потому все старались работать ответственно, так что тут всё было вполне ожидаемо.

Всё шло вполне приемлемо, чётко по плану Ани и отца. Она трепала всем нервы, вела себя нахально и сумасбродно, но на хозяина здешних мест это почему‑то не действовало. Потому единственной реальной проблемой для Ани стал сам Марк Гауфман, который своим непривычным для неё поведением, сильно впечатлил её.

День за днём, постепенно, он покорял её своими удивительными для неё качествами. В последнее время её окружали только суровость и безразличие отца, и собственные тяжёлые мысли, а единственным спутником было одиночество. С Марком она почувствовала интерес, ощутила заботу, которую он проявлял во всём, причём чаще всего делал это лично, а не полагался на подчинённых. Он умудрялся развлекать её даже в серьёзных вопросах, где шутки, казалось, были совершенно неуместны, и любое, даже самое скучное и рутинное занятие, умел сделать запоминающимся. Впервые за долгое время она почувствовала себя женщиной и почти забыла обо всём.

Поначалу она опасалась начинать тонкие игры на тему «Рассвета», пока не прибыла её поддержка, но позже начала задумываться о том, хочет ли она вообще подкапываться под человека, который казался ей столь достойным. И чем больше он покорял её, тем больше ей хотелось, чтобы никто не приезжал, а она сама осталась здесь, в компании этого зрелого сорокалетнего мужчины.

По прибытии Аню поселили в большом двухэтажном доме, в котором было по шесть квартир на каждом этаже. Половина из них была занята постоянными жильцами из офицеров Гауфмана, а в остальных обычно поселяли его гостей. Это Аня узнала у пожилого привратника, когда как‑то утром решила с ним немного поболтать. Но где на самом деле находились все эти люди и их семьи, Аня так и не поняла, потому что за четыре дня никого, кроме привратника, ни разу не видела и не слышала.