Он услышал слабый звук, повернулся и увидел отверстие в стене, в которое скользнул поднос. Ему дали печеной рыбы, горсть ягод цвета слоновой кости, чашу холодного красного сока.

– Сердечно благодарю за еду, – сказал он громко. Пальцы его ощупывали стену, ища то место, откуда появился поднос. Следа не было.

Он ел. Снова придумывал диалоги, мысленно разговаривал со Слитом, с толковательницей снов Тизаной, с Залзаном Каволом, с капитаном Гарцвелом. Он расспрашивал об их детских годах, о их мечтах и надеждах, политических мнениях, о вкусах в пище, напитках, одежде. Через какое-то время он устал от этой игры и лег спать.

Спал он тоже плохо, часто просыпаясь. Сны были отрывочные. Через них проходили Леди, Король Снов, вождь метаморфов, иерарх Лоривейд, но они только произносили непонятные, неразборчивые слова. Когда он окончательно проснулся, появился поднос с завтраком.

Прошел долгий день. Валентин никогда не знал такого бесконечного дня. Делать было абсолютно нечего. Он мог бы жонглировать тарелками, но они были настолько тонки и легки, что это было все равно, что жонглировать перьями. Он пытался жонглировать ботинками, но их было только два, так, что это было просто глупо. Он стал жонглировать воспоминаниями, оживляя в памяти все, что произошло с ним, начиная с Пидруда, но перспектива делать это часами ужасала его.

Во вторую ночь Валентин сделал попытку связаться с Леди. Он подготовил себя ко сну, но когда его мозг начал освобождаться от сознания, но постарался проскользнуть в промежуток между сном и бодрствованием, в род транса. Это было тонким делом, потому что если он слишком сильно сосредоточился, то полностью проснется, а если слишком расслабится, то уснет. Он долгое время балансировал на плавучей точке, жалея, что во время путешествия по Зимролу, не выбрал случая поучиться этому у Делиамбера.

Наконец он послал свой дух вдаль.

– Мать!

Он представил себе, как его дух парит высоко над Террасой Теней и тянется от террасы к террасе, внутрь, к сердцу Третьего Утеса, к Внутреннему Храму, к комнате, где отдыхает Леди Острова.

– Мать, это Валентин, твой сын. Мне многое нужно сказать тебе, и о многом спросить. Помоги мне добраться до тебя.

Валентин лежал неподвижно. Он был совершенно спокоен. В его мозгу, казалось, сиял чистый белый луч.

– Мать, я на Третьем Утесе, в тюремной камере Террасы Теней. Я шел так долго, но теперь остановлен. Пошли за мной, мать. Мать… Леди… Мать…

Он заснул.

Луч все еще сверкал. Валентин увидел первый звон музыки сна, увертюры, первое ощущение контакта. Пришли видения. Он больше не был взаперти. Он лежал под холодными белыми звездами на громадной круглой платформе полированного камня, как бы на алтаре. К нему подошла женщина в белом платье, с блестящими черными волосами. Встала рядом с ним на колени, слегка коснулась его и сказала нежным голосом:

– Ты мой сын Валентин, и я призываю тебя ко мне и признаю своим сыном перед всем Маджипуром.

И все. Проснувшись, он помнил из сна только это.

В это утро подноса с завтраком не было. Но, может, еще не утро, и он проснулся среди ночи? Проходили часы. Поднос не появлялся. Не забыли ли о пленнике? Может, хотят уморить его голодом. Он почувствовал приступ ужаса. Он позвал, но сам понимал, что это бесполезно. Это место запечатано, как могила. Он угрюмо посмотрел на старые подносы и швырнул их к дальней стене. Он вспомнил радости пищи, сосиски лимена, рыбу, которую Кон и Слит жарили на берегу Стейча, вкус плодов двика, пальмовое вино в Пидруде. Голос становился все сильнее. И Валентин был испуган. Он уже не скучал, а боялся. Может они там держали совет и осудили его на смерть за его чрезмерное безумие.

Минуты. Часы. Прошло уже полдня.

Безумием было думать, что он прикоснется во сне к мозгу Леди. Безумием было думать, что он беспрепятственно войдет во Внутренний Храм и добьется ее помощи. Безумием было думать, что он вернется в Горный Замок, если он вообще был там когда-нибудь. Он прошел полмира, подгоняемый только безумием и теперь получит награду за свою самонадеянность и глупость.

Послышался уже знакомый слабый звук, но открылось не отверстие для подноса, а дверь.

В камеру вошли два седоволосых иерарха. Они смотрели на него холодно и недовольно.

– Вы принесли мне завтрак? – спросил Валентин.

– Мы пришли, – ответил более высокий, – проводить тебя к Внутреннему Храму.

Он настоял, чтобы его сначала накормили – мудрое решение, потому что путешествие должно было растянуться на весь остаток дня – с быстрыми животными, тянущими плавучий фургон. Иерархи сели по бокам Валентина и высокомерно молчали. Если он спрашивал название террасы, мимо которой они проезжали, они односложно отвечали, и только.

У Третьего Утеса было множество террас – Валентин сбился со счета после седьмой – и они были много ближе друг к другу, чем террасы на других утесах: их разделяли лишь узкие полоски леса. Эта центральная часть Острова была похожа на деловое и населенное место.

В сумерках они прибыли на Террасу Поклонения, область спокойных садов и разбросанных низких зданий из белого камня. Как и все остальные террасы, она была круглой, но много меньше других, поскольку это была внутренняя часть острова. Ее, вероятно, можно было обойти за час или два, в то время как для объезда террасы Правого Утеса понадобились бы животные. Древние деревья с овальными розовыми листьями стояли с правильными интервалами вдоль ее края. Между зданиями вились беседки пышно цветущих лиан. Повсюду были внутренние дворы, украшенные стройными колоннами полированного черного камня и цветущими кустами. Слуги Леди по двое и по трое не спеша проходили по этим мирным местам. Валентина проводили в комнату, куда более уютную, чем его предыдущая, с широкой и глубокой ванной, с приглашающей постелью, с окнами в сад, с корзинками фруктов на столе.

Иерархи оставили его одного. Он вымылся, пощипал фруктов и стал ждать последующих событий. Прошел час или чуть больше. Стук в дверь, и мягкий голос спросил, желает ли он ужинать. В комнату вкатилась тележка с самой существенной пищей, какую он ел на Острове – жареное мясо, синие тыквы, фаршированные рыбой, чаша с чем-то холодным, напоминающим вино. Валентин с удовольствием поел. Потом он долго стоял у окна, глядя в темноту. Он ничего не видел и не слышал. Он проверил дверь: заперта. Значит он все еще был пленником, хотя и в неизмеримо более приятной изоляции, чем раньше.

Он спал крепко, без сновидений. Его разбудил лившийся в комнату поток солнечного цвета. Он вымылся. Тот же скромный слуга принес на завтрак сосиски и запеченные розовые фрукты… Вскоре пришли два хмурых иерарха и сказали:

– Леди вызывает тебя.

Они провели его через изумительной красоты сад, потом по изящному мосту из чистого белого камня, выгибавшемуся над темным прудом, где плавали золотые рыбки. Впереди лежала удивительно ухоженная лужайка. В центре ее стояло одноэтажное здание, на редкость изящное по форме, с длинными узкими крыльями, которые выходили, как звездные лучи, из круглого центра.

Наверняка это и есть Внутренний Храм, подумал Валентин и задрожал. Он шел – уже не помня, сколько месяцев – к этому месту, к порогу царящей там таинственной женщины и воображал, что это его мать. И вот он наконец здесь; но что, если все окажется вздором, фантазией или ужасным заблуждением? Что, если Валентин вообще никто, желтоволосый бродяга из Зимрола, потерявший память по какой-нибудь дурацкой случайности, которому шутники забили голову бессмысленными амбициями? Эта мысль была непереносимой. Если Леди оттолкнет его, если не признает…

Они вошли в Храм.

По-прежнему с иерархами по бокам, Валентин бесконечно шел по невозможно длинному холлу, где через каждые двадцать футов стояли мрачные воины. Затем он вошел во внутреннюю комнату, восьмиугольную, со стенами из прекраснейшего белого камня, с восьмиугольным бассейном в середине. Утренний свет входил через восьмигранную стеклянную крышу. В каждом углу комнаты стояла суровая фигура в одежде иерарха. Валентин слегка растерянно оглядел их по очереди и не увидел на их лицах приветствия, только неодобрительно поджатые губы.