– Мне действительно пора идти. Спасибо вам, что обратились в «Аниматор Инкорпорейтед».

Я выдала ему лучшую свою профессиональную улыбку, бессмысленную, как электрическая лампочка, и такую же сияющую.

В дверях он остановился.

– Так ты не будешь на нас работать? Мне надо что-то сказать, когда я отсюда вернусь.

Не знаю точно, но кажется, в его голосе слышалось что-то вроде страха. Влетит ему за неудачу? Это было глупо, я знаю, но во мне шевельнулось сочувствие. Да, он был нежитью, но вот он стоял тут и глядел на меня, и это был тот же Вилли с цветастыми куртками и беспокойными ручками.

– Ты им скажи, кто бы они ни были, что я не работаю на вампиров.

– Железное правило? – Снова это прозвучало вопросом.

– Железобетонное.

Что-то мелькнуло в его лице, проглянул на миг прежний Вилли. Это была почти что жалость.

– Жаль, что ты это сказала, Анита. Они не любят, когда им говорят «нет».

– Кажется, ты засиделся в гостях, Вилли. Я не люблю, когда мне угрожают.

– Это не угроза, Анита. Это правда.

Он поправил галстук, любовно погладив новую золотую булавку, расправил плечи и вышел.

Я закрыла за ним дверь и прислонилась к ней. Колени подкашивались. Но времени сидеть и трястись не было. Миссис Грандик наверняка уже на кладбище. Там она стоит с черной сумочкой и взрослыми сыновьями, ожидая, пока я подниму ее мужа из мертвых. Дело было в загадке двух разных завещаний. Тут либо годы судебных издержек и споров, либо поднять Альберта Грандика из мертвых и спросить.

Все, что нужно, было у меня в машине, даже цыплята. Вытащив из-за пазухи крест, я выставила его на кофту на всеобщее обозрение. Было у меня несколько пистолетов, и обращаться с ними я тоже умела. В столе у меня лежал девятимиллиметровый браунинг. Весил он фунта два с полной обоймой пуль в серебряной оболочке. Серебро вампира не убивает, но обескураживает. Раны от серебра у них заживают медленно, почти как у людей. Вытерев потные ладони о юбку, я вышла.

Крейг, наш ночной секретарь, яростно что-то стучал на клавиатуре компьютера. Глаза его полезли на лоб, когда я прошла по толстому ковру. Может быть, из-за болтающегося на длинной цепи креста у меня на шее или из-за выставленного на всеобщее обозрение револьвера. Но он ни о том, ни о другом слова не сказал. Соображает.

Поверх всего этого я натянула свой любимый вельветовый жакет. Пистолет из-под него все же выпирал, но не слишком. Вряд ли Грандики и их адвокаты это заметят.

По дороге домой меня застукал восход. Терпеть их не могу. Восход – это значит я выбилась из графика и работала всю ночь напролет.

В Сент-Луисе деревьев вдоль хайвеев больше, чем в любом городе, где мне приходилось ездить. Я почти признаю, что в первых лучах рассвета деревья выглядят красиво. Почти. Моя квартира при утреннем солнце выглядит удручающе белой и жизнерадостной. Стены сливочно-белые, как во всякой квартире, которые мне доводилось видеть. Зато ковер с симпатичным серым оттенком, что куда приятнее обычного коричневого цвета собачьей шерсти.

Квартира у меня была просторная, односпаленная. Мне говорят, что из нее симпатичный вид на соседний парк. Я не проверяла. Как по мне, я вообще бы окон не делала. Эти я завесила тяжелыми шторами, превращавшими ярчайший день в прохладные сумерки.

Я включила радио, чтобы заглушить звуки от моих живущих днем соседей. Под тихую музыку Шопена меня засосал сон. Телефон зазвонил через минуту.

Минуту я лежала, ругая себя, что забыла включить автоответчик. Может, не обращать внимания? Еще через пять звонков я сдалась.

– Алло.

– Ой, простите! Я вас разбудила?

Этой женщины я не знала. Если она что-то продает, я взбешусь.

– Кто это?

Я заморгала глазами, всматриваясь в часы около кровати. Восемь. Два часа проспала всего. Уй-я!

– Я Моника Веспуччи.

Это прозвучало так, будто все объясняло. Но я ни хрена не поняла.

– Да?

Я постаралась, чтобы это звучало ободряюще и любезно. Вышло рычание.

– Э-э… гм… Я та самая Моника, что работает с Кэтрин Мейсон.

Я обхватила трубку руками и попыталась подумать. Но после двух часов сна у меня это плохо получается. Кэтрин – моя хорошая подруга, это имя я знаю. Наверное, она мне говорила об этой женщине, но хоть убей меня – не могу припомнить.

– Да, конечно, Моника. Что вы хотите? – Это прозвучало слишком грубо даже для меня. – Извините, если я не так сказала. Я только в шесть пришла с работы.

– Боже мой, значит, вы только два часа спали? Вы, наверное, убить меня готовы?

На этот вопрос я не ответила – не люблю врать.

– Моника, вы что-то хотели?

– Ну, в общем, да. Я тут устраиваю девичник-сюрприз для Кэтрин. Вы знаете, что она через месяц идет замуж?

Я кивнула; сообразила, что она меня не видит, и промямлила:

– Я приглашена на свадьбу.

– Ну конечно, я знаю. Подружкам невесты полагаются красивые платья, правда?

На самом деле мне меньше всего на свете хотелось выбрасывать сто двадцать долларов на официальное розовое платье с пышными рукавами, но замуж выходила Кэтрин.

– Так что там с девичником?

– Ой, я опять начала болтать, а вам же так спать хочется!

Я подумала: если на нее заорать, это ускорит дело? Вряд ли; скорее она заревет.

– Моника, скажите, будьте добры, чего вы хотите?

– Ну, я понимаю, что говорю слишком поздно, но все как-то забывала. Я хотела вам еще неделю назад позвонить, но все не собралась.

В это я поверила.

– Говорите.

– Девичник сегодня. Кэтрин говорит, что вы не пьете, и я подумала, не могли бы вы быть водителем.

Я минуту просто лежала, раздумывая, насколько мне взбеситься и сколько в этом будет толку. Может, если бы я до конца проснулась, я бы сказала ей, что я думаю.

– А вы не считаете, что сообщаете мне об этом чертовски поздно, если хотите, чтобы я была водителем?

– Я знаю, конечно, вы меня извините. Я просто такая рассеянная последнее время. Кэтрин мне сказала, что у вас обычно ночь пятницы или субботы выходная. На этой неделе разве пятница у вас не выходной?

Пусть так, но это не значит, что я собираюсь тратить свой выходной на эту пустоголовую болтунью на том конце провода.

– Да, выходной.

– Великолепно! Я вам скажу, куда ехать, и вы нас подберете после работы. Вас устраивает?

Черта с два меня это устраивало, но что я еще могу сказать?

– Нормально.

– Бумага и карандаш у вас есть?

– Вы сказали, что работаете у Кэтрин? – Я начала припоминать Монику.

– Да, а что?

– Я знаю, где работает Кэтрин. Мне не надо рассказывать.

– Ой, какая глупость с моей стороны! Тогда ждем вас к пяти часам. В платье, но без каблуков. Может, будем сегодня танцевать.

Терпеть не могу танцевать.

– Ладно, тогда до вечера.

– До вечера.

Телефон затих. Я включила автоответчик и снова свернулась под простыней. Моника работает у Кэтрин. Значит, она адвокат. Страшно подумать. Может быть, правда, она лишь из тех, кто организует работу.

Теперь, когда уже было поздно, до меня дошло, что я просто могла отказаться. Да. Быстро я сегодня соображаю. Ну и подписалась я! Смотреть, как чужие люди будут беситься до упаду. Если повезет, мне еще и наблюют в машину.

Чертовски странные сны видела я, когда мне опять удалось заснуть. Все об этой женщине, которую я не знаю, кокосовом пироге и похоронах Вилли Мак-Коя.