Он сложил пальцы домиком:

– Я слышал ключи.

Я встала и оглядела комнату. Набивной стул Эдуард переставил так, чтобы сидеть лицом к двери. Больше он ничего, кажется, не двигал.

– Уверяю тебя, Анита, я здесь один.

– Охотно верю. Почему ты меня не предупредил?

– Хотел проверить, годишься ли ты для работы. Я мог тебя разнести в клочья, пока ты там так красиво звенела ключами.

Я захлопнула дверь и заперла ее, хотя, честно говоря, безопаснее было бы запереть себя по ту сторону от Эдуарда, чем по эту. Он был человек не внушительный и не страшный, если его не знать. Пять футов восемь дюймов, худощавый, белокурый, голубоглазый, обаятельный. Но если я была истребительница, то он – сама Смерть. Это его я видела с огнеметом.

Я с ним работала и раньше, и Бог свидетель, насчет чувства безопасности говорить не приходилось. Он таскал огневой мощи больше, чем Рэмбо, но его слишком мало волновала судьба случайных прохожих. Свою карьеру он начинал как наемный убийца – насколько было известно полиции. Мне кажется, люди стали для него слишком неинтересной дичью, и он переключился на вампиров и оборотней. И я знала, что, когда окажется целесообразней убить меня, чем быть моим «другом», он это сделает. Эдуард и совесть были друг с другом абсолютно незнакомы, и это делало его совершеннейшим из киллеров.

– Эдуард, я целую ночь провела на ногах, и у меня нет настроения для твоих игр.

– Сильно ты пострадала?

Я пожал плечами и скривилась от боли.

– Руки саднят, и ушибы. Остальное все в порядке.

– Ваш ночной секретарь мне сказал, что ты ушла на девичник. – Он усмехнулся, в его глазах вспыхнули искорки. – Представляю себе этот девичник.

– Я наткнулась на вампира, которого ты можешь знать.

Он приподнял желтую бровь и одними губами изобразил «О?».

– Помнишь дом, где ты едва нас не поджарил?

– Где-то два года назад. Мы убили шестерых вампиров и двух прислужников.

Я прошла мимо него и плюхнулась на диван.

– Одного мы упустили.

– Не упустили ни одного.

Голос его звучал очень точно. Эдуард в самом опасном состоянии.

Я посмотрела на его тщательно стриженный затылок.

– Насчет этого ты мне поверь, Эдуард. Он меня сегодня чуть не убил.

Что было частичной правдой, известной также под названием лжи. Если вампиры не хотели, чтобы я сообщала полиции, тем более они не хотели, чтобы я известила Смерть. Эдуард был для них куда опаснее полиции.

– Который?

– Тот, который меня тогда чуть не разорвал. Он называет себя Валентин. И у него все те же кислотные шрамы, что я ему оставила.

– Святая вода?

– Ага.

Эдуард сел ко мне на диван, тщательно сохраняя дистанцию. Глаза его смотрели на меня в упор.

– Расскажи.

Я отвернулась:

– Мало что есть рассказывать.

– Ты лжешь, Анита. Почему?

Я уставилась на него в порыве злости. Терпеть не могу, когда меня ловят на вранье.

– Тут в Приречье убили нескольких вампиров. Ты давно в городе, Эдуард?

Кажется, он улыбнулся, хотя я и не уверена.

– Недолго. До меня дошел слух, что ты встречалась со старейшим вампиром города.

Я ничего не могла поделать. Челюсть у меня отвисла, такое удивление скрыть было невозможно.

– Как ты узнал?

Он грациозно пожал плечами:

– У меня свои источники.

– Ни один вампир не будет с тобой разговаривать – разве что по принуждению.

Снова это пожатие плеч, говорившее все – и ничего.

– Что ты делал сегодня ночью, Эдуард?

– Ты что делала сегодня ночью, Анита?

Туше, мексиканская ничья, как хочешь, так и назови.

– Зачем ты тогда пришел ко мне? Чего ты хочешь?

– Адрес старейшего вампира. Место дневного отдыха.

Я уже достаточно оправилась, чтобы на моем лице ничего не выразилось.

– А откуда мне его знать?

– А ты знаешь?

– Нет. – Я встала. – Я устала и спать хочу. Еще что-нибудь?

Он тоже встал, все еще улыбаясь.

– Я буду с тобой в контакте. Если ты как-то наткнешься на то, что мне нужно…

Он не стал договаривать и пошел к двери.

– Эдуард!

Он полуобернулся.

– У тебя есть обрез охотничьего ружья?

У него снова приподнялись брови.

– Могу достать.

– Я заплачу.

– Нет, в подарок.

– Я не могу тебе сказать.

– Но ты знаешь?

– Эдуард…

– Глубоко ты вляпалась, Анита?

– По уши и быстро погружаюсь.

– Я мог бы помочь.

– Знаю.

– А помогая тебе, я убью еще несколько вампиров?

– Может быть.

Он улыбнулся мне сияющей улыбкой, от которой сердце тает. Улыбка в его лучшем стиле безобидного старого приятеля. Никогда я не могла понять, настоящая эта улыбка или только одна из его масок. Настоящий Эдуард может ли быть такой душкой? Вряд ли.

– Люблю охотиться на вампиров. Прими меня в долю, если сможешь.

– Обязательно.

– Что будет, если ты ни у кого не узнаешь адреса?

– Ну как что? Вернусь.

– И?..

– И ты мне скажешь то, что я хочу знать. Разве нет?

Он все улыбался мне той же очаровательной мальчишеской улыбкой. И говорил, что будет меня пытать, если придется.

У меня сдавило горло.

– Эдуард, дай мне несколько дней, и я, может быть, найду для тебя информацию.

– Отлично. А обрез я принесу сегодня под вечер. Если тебя не будет дома, оставлю в кухне на столе.

Я не стала спрашивать, как он попадет в дом, если меня не будет. Он отделался бы улыбками и смехом. Чтобы остановить Эдуарда, замки не очень годились.

– Спасибо. В смысле за обрез.

– С моим удовольствием, Анита. До завтра.

Он вышел, и дверь за ним закрылась.

Класс. Сначала вампиры, теперь Эдуард. А день только пятнадцать минут как начался. Не слишком обнадеживающее начало. Я заперла дверь, сколько бы ни было в этом смысла, и легла в кровать. Браунинг поселился во втором своем доме – привязанный в кобуре под подушкой. Металл распятия холодил шею. Я обеспечила себе всю возможную безопасность и слишком устала, чтобы об этом волноваться.

И еще одну вещь я с собой взяла в постель. Мягкого игрушечного пингвина по имени Зигмунд. Я не часто с ним сплю – только после того, как меня пытаются убить. У каждого свои слабости. Кто курит, кто собирает игрушечных пингвинов. Если вы промолчите про мои, я не проболтаюсь про ваши.

Я стояла в большом каменном зале, где тогда сидела Николаос. Осталось только деревянное кресло, пустое и одинокое. Сбоку на полу стоял гроб. Свет факела играл на полированном дереве. Пламя качалось, отбрасывая колышущиеся тени на стену. Казалось, что тени движутся независимо от света. Чем дольше я на них смотрела, тем больше утверждалась во мнении, что они слишком темные, слишком густые.

Сердце билось прямо в горле. Пульс громом стучал в висках. Я не могла дышать. Тут до меня дошло, что слышу еще чье-то сердце, как эхо.

– Жан-Клод?

– Жан-Клод! – отозвались тени визгливым эхом.

Из крови поднялась бледная рука, сжалась и бессильно упала на борт гроба. Всплыло лицо Жан-Клода. Я протянула руку, сердце трепыхалось уже у меня в голове, но он был мертв. Мертв! Рука его была ледяным воском. Глаза распахнулись, и мертвая рука схватила меня за запястье.

– Нет! – Я попыталась вырваться, рухнула на колени в холод крови и вскрикнула: – Пусти!

Он сел, покрытый кровью. Она капала с белой сорочки, как с кровавой тряпки.

– Нет!

Он подтянул мою руку к себе и меня вслед за ней. Я уперлась второй рукой в гроб. Я не хотела к нему. Я не пойду к нему! Он согнулся над моей рукой, широко раскрыв рот, потянулся клыками. Сердце его билось в темной комнате ударами грома.

– Нет, Жан-Клод!

Он поднял на меня глаза перед тем, как ударить.

– У меня не было выбора.

Кровь закапала по его лицу с волос, превращая лицо в кровавую маску. Клыки впились мне в руку. Я вскрикнула и села в кровати.