– Чек? – переспросила я.

– За расследование убийств вампиров.

Я совсем забыла, что где-то вначале за это были обещаны деньги. И смешно было, и противно, что Николаос гораздо проще могла бы добиться всего этого деньгами. Судя по роже Берта, кучей денег.

– Сколько?

– Десять тысяч долларов.

Берт медленно произнес каждое слово, растягивая фразу.

– Мало.

Он рассмеялся:

– Анита, нельзя быть жадной в твоем возрасте. Оставь эту работу мне.

– За жизнь Кэтрин или мою этого мало.

Его усмешка слегка увяла. Глаза его стали недоверчивы, будто я вот-вот ему скажу, что пасхальных зайчиков не бывает. Я почти слышала его мысли, не придется ли возвращать чек.

– Что ты хочешь этим сказать, Анита?

Я ему рассказала с небольшими купюрами. Без «Цирка Проклятых», без голубых огней, без первой метки вампира.

Когда я дошла до того, как Обри вбил меня в стену, он сказал:

– Ты меня разыгрываешь.

– Показать синяки?

Я закончила рассказ, глядя в его серьезную квадратную рожу. Большие руки с тупыми пальцами лежали, переплетенные, на столе. Чек лежал рядом на аккуратной стопке конвертов. Он смотрел внимательно, сочувственно. А сочувствие ему никогда особенно не удавалось изобразить. Я почти слышала, как щелкают у него внутри колесики калькулятора.

– Да не волнуйся ты, Берт, можешь обналичивать чек.

– Послушай, Анита, я же не…

– Не трать слов.

– Честно, Анита, я никогда не стал бы тебя нарочно подставлять.

Я рассмеялась:

– Врешь.

– Анита! – Он глядел взволнованными глазками, прижав одну руку к груди. Мистер Искренность.

– Я на это не куплюсь, побереги для клиентов. Я тебя слишком хорошо знаю.

Он улыбнулся, и это была его природная улыбка. Истинный Берт Вон, прошу любить и жаловать. Глаза его блестели, но не теплотой, а скорее удовольствием. В этой улыбке какое-то оценивающее, оскорбительное знание. Будто он что-то про тебя знал мерзкое, что ты когда-то сделал, и охотно будет хранить молчание – за сходную цену.

Что-то слегка пугающее есть в человеке, который знает про себя, что он нехороший человек, и плюет на это с высокой колокольни. Это против всего, что ценит Америка. Нас всегда прежде всего учат быть хорошими, нравиться людям, быть приятными обществу. Лицо, которое все это отбрасывает в сторону, есть белая ворона и человек потенциально опасный.

– Чем тебе может помочь «Аниматор Инкорпорейтед»?

– Я уже попросила Ронни кое-что сделать. Чем меньше участников, тем меньше людей в опасности.

– Ты всегда была гуманисткой.

– В отличие от некоторых.

– Я понятия не имел, чего они хотят.

– Да, но ты имел понятие о том, как я люблю вампиров.

Он улыбнулся улыбкой, в которой можно было прочесть: «Я знаю твои тайны, знаю самые черные сны». Таков наш Берт, дружелюбный шантажист.

Я улыбнулась ему так же дружески:

– Если ты еще раз пошлешь мне клиента-вампира, не поговорив сперва со мной, я уйду.

– И куда?

– Со мной уйдут мои клиенты, Берт. Кто дает интервью по радио? Кто в центре внимания прессы? Ты сам постарался, чтобы это была я, Берт. Ты считал, что меня легче всего им продать. Самая безобидная на вид, самая привлекательная. Как щенок. Когда люди звонят в «Аниматор Инкорпорейтед», кого они спрашивают, Берт?

Улыбка его пропала, глаза стали зимним льдом.

– Без меня у тебя бы ничего не вышло.

– Вопрос в том, смог бы ты сделать это без меня?

– Смог бы.

– Я тоже.

Несколько долгих мгновений мы играли в гляделки. Никто не хотел отводить глаза первым или первым моргнуть. Берт стал расплываться в улыбке, все так же глядя мне в глаза. И мои губы тоже начала раздвигать улыбка. Мы расхохотались одновременно – и этим кончилось.

– Ладно, Анита, больше вампиров не будет.

Я встала:

– Спасибо, Берт.

– А ты бы и в самом деле ушла?

Его лицо было все – смеющаяся искренность, точная и радостная маска.

– Я не люблю пустых угроз, Берт. И ты это знаешь.

– Да, – ответил он. – Знаю. Но честно, я не знал, что эта работа будет для тебя опасной.

– А иначе ты бы отказался?

Он секунду подумал и снова рассмеялся.

– Нет, но запросил бы больше.

– Продолжай делать деньги, Берт. У тебя хорошо получается.

– Аминь.

Я ушла, чтобы он мог порадоваться чеку наедине с собой. Может быть, хихикнуть над ним. Это были кровавые деньги – извините за каламбур. Но я почему-то знала, что Берту это все равно. Это мне было не все равно.

Открылась дверь другого кабинета, и оттуда вышла высокая блондинка лет от сорока до пятидесяти. Золотистые брюки, сшитые на заказ, охватывали тонкую талию. Безрукавка цвета яичной скорлупы открывала загорелые руки, золотой «ролекс» и венчальное кольцо с бриллиантами. Камень в обручальном кольце весил целый фунт. Спорить могу, что она и глазом не моргнула, когда Джеймисон назвал цену.

Вышедший за ней мальчик тоже был изящный и светловолосый. На вид ему было лет пятнадцать, но я знала, что меньше восемнадцати ему быть не может. По закону в Церковь Вечной Жизни можно вступать не раньше этого возраста. Он еще не мог в открытую пить спиртное, но имел уже право по собственному выбору умереть и жить вечно. Нарочно не придумаешь такую бессмыслицу.

Улыбающийся услужливый Джеймисон замыкал процессию. И по дороге что-то еще говорил мальчику.

Я вытащила из сумки визитную карточку и протянула женщине. Она посмотрела на нее, потом на меня. Оглядела меня с головы до ног и не пришла в восторг – наверное, из-за футболки.

– Да? – спросила она.

Порода. Нужна настоящая порода, чтобы так смешать человека с дерьмом, произнеся одно слово. Конечно, меня это не тронуло. Великая золотоволосая богиня не заставила меня ощутить себя мелкой и мерзкой.

– Телефон на этой карточке принадлежит специалисту по вампирским культам. Хорошему.

– Я не хочу, чтобы моему сыну промывали мозги.

Я заставила себя улыбнуться. Этим специалистом был Раймонд Филдс, и он не промывал мозги. Он говорил правду, как бы неприятна она ни была.

– Мистер Филдс представит вам потенциально теневую сторону вампиризма, – сказала я.

– Я думаю, мистер Кларк дал нам всю необходимую информацию.

Я подняла руку к ее лицу.

– Эти шрамы я получила не на контактном футболе. Прошу вас, возьмите карточку. Звонить ему или нет – ваш выбор.

Под великолепной косметикой она чуть побледнела. Глаза ее чуть расширились, глядя на мою руку.

– Это сделали вампиры? – спросила она голосом тихим и с придыханием – почти человеческим.

– Да, – ответила я.

Джеймисон взял ее под локоток.

– Я вижу, миссис Фрэнкс, вы познакомились с нашим местным вампироборцем.

Она посмотрела на него, потом снова на меня. Тщательно собранное лицо стало чуть расползаться. Она облизнула губы и обратилась ко мне:

– В самом деле?

Она быстро оправилась, и в голосе ее вновь звучало превосходство.

Я пожала плечами. Что я могла сказать? Я сунула карточку в ее наманикюренную руку, и Джеймисон тут же тактично ее забрал и сунул в карман. Она отдала. Что я тут могла сделать? Ничего. Я попыталась, и не вышло. Точка. Все. Но я смотрела на ее сына. Он выглядел невероятно молодо.

Я вспомнила свои восемнадцать лет. Я считала себя совсем взрослой. Думала, что все знаю. Когда мне стукнул двадцать один, я уже знала, что лишь нахваталась по верхам. Я и сейчас ничего не знаю, но хотя бы очень стараюсь. Иногда только и остается, что стараться. Может быть, это вообще все, что можно сделать. Господи, до чего же я сегодня цинична.

Джеймисон сопровождал их к двери, и я уловила несколько фраз:

– Она пыталась их убить. Они просто защищались.

Ага, я такая. Наемный убийца для нежити. Бич кладбищ. Так оно и есть.

Я оставила Джеймисона дальше травить полуправды и пошла в кабинет. Мне нужны были некоторые дела. Жизнь продолжается – для меня по крайней мере. Но я не могла прогнать стоящее перед глазами лицо мальчика, эти большие глаза. Загорелое, младенчески гладкое лицо. Может быть, ему хотя бы следует начать бриться до того, как себя убить?