— Что? — перевожу на него взгляд.

— Забудь о моем формальном браке. Его скоро не будет. Это всего лишь вопрос времени. И забудь о том, что сказала моя пока еще законная жена про твой нос. Это все чушь собачья.

— А как скоро его не будет?

— Я не могу сказать точно. Наверное, месяца полтора.

— Ясно, — короче, быть мне престарелой девственницей до двадцати двух. — Пока ты женат у нас не будет секса, понял?

— Типа того. Ты лучше скажи мне, как девушка с такой внешностью и таким прикидом дожила почти до двадцати двух лет нетронутой? — да, примерно такого дебильного вопроса я и ждала. — Это совершенно не укладывается в моей голове.

— Почему нетронутая? На голову я тронутая, вот в чем весь секрет.

— А если серьезно?

— Так, так… получилось. Сначала в своего брата влюбилась, ну как оказалось понарошку. Типа детского слепого обожания. Ну, а в универе Егор на целых три года, — только сказав это, осознала насколько кретинка. Поднимаю голову, устремляя взгляд на Богдана. — Ну я же говорила, что это тоже все не то. Он просто не обращал на меня внимания, меня это злило. Сама придумала, сама поверила. Ну и все в этом духе.

— А как оказал внимание — разлюбилось.

— Ничего там не любилось. Хватит. А ты вот третий. Бог любит троицу. Самый худший кандидат для влюбленности. Женатый, старый, с дочерью, да еще и ненавидящий мой нос.

— Реально выходит худший, — как-то странно ухмыляется он.

— И не говори. Но походу дела тут я по-настоящему вляпалась.

— Думаешь?

— Уверена. Нам пора заканчивать разговоры. Мне домой надо, у меня завтра дежурство, а тебе спать.

— Какое спать? С сухими трусами я тебя никуда не отпущу.

— Дурак, — усмехаюсь в голос, переводя взгляд на Богдана. Он, в отличие от меня, не улыбается. Напротив — крайне серьезен. Пока я думала, что еще сказать, Лукьянов резко потянулся ко мне и через пару секунд я вновь оказалась верхом на нем. Ну, блин!

— Чего напряглась?

— Это не место для… мокрых трусов.

— Кто сказал?

— Я.

— Ты совершенно некомпетентна в таких вопросах, — усмехается мне в губы. — У меня нескромный вопрос.

— Да.

— Что да?

— Я дружу со своей рукой, — как ни в чем не бывало произнесла я, сжав обеими руками щеки Лукьянова. — Но в моих трусах побывала только моя рука, ясно?

— Мать твою, что за тон? У меня аж яйца сжались от страха.

— Не принцессочный. Тон.

— Однозначно. Более того, принцессы руки в трусы не суют, — по слогам произносит Богдан, задирая вверх мою ночнушку. Проводит руками по бедрам, но, как ни странно, ничего запретного не делает

— Суют еще как. Просто все врут.

— Согласен, — кивает, открыто улыбаясь, и тут же тянется к моим губам.

Несмотря на запах алкоголя, Лукьянов вкусный. Его хочется целовать. Много. И долго. Наверное, я бы делала это сутки напролет и неважно где. Исходящие от нас причмокивающие звуки совершенно точно выглядят неромантично. Наверное, даже пошло. Но меня это заводит. Закидываю руки ему на шею и откидываю голову назад, как только его язык начинает скользить по моей коже. Закусываю губу, дабы не издать никакого звука, когда Лукьянов начинает мять ладонями мою попу. Сама не заметила, как стала елозить на нем, ощущая под собой его возбуждение.

Напоминаю себе алкаша, проливающего драгоценные капли водки из-за дико трясущихся рук. Только у меня вместо бухла — лямка от Аниной сорочки. Из-за того, что пальцы потрясывает спустить дурацкий кусок ткани с первого раза не получается. Мысленно пытаюсь унять внутренний мандраж и, сильно сжав пальцами лямку, провожу носом по Аниной шее, глубоко втягивая сладковатый запах. Нет, это мне совсем не помогает прийти в себя, тем более, когда она начинает откровенно ерзать на мне. От таких движений хочется моментально повалить ее на сиденье, да и чего уж греха таить, совсем не романтично трахнуть. Собственно, несмотря на упорство и принципиальность Озеровой, сейчас я бы точно смог это сделать, пусть и с некоторыми усилиями. Но нет. Так неинтересно. Да и не настолько во мне превалирует циничная половина, чтобы оприходовать Аню в ее первый раз на заднем сиденье машины. Это прерогатива пятнадцатилетних дурилок, а Аня, пусть в реале и не настоящая принцесса, но уж точно заслуживает большего.

С силой отрываюсь от ее шеи, и перевожу взгляд на ее лицо. Она как ни в чем не бывало открыто улыбается, закусив нижнюю губу. Какой-то совершенно детский озорной взгляд. Мол, что дальше, дяденька. Ох, дяденька бы сейчас так пошалил. Улыбаюсь в ответ, когда Аня, продолжая на мне ерзать, тянет руки к моей рубашке. Вот тебе и нежданчик.

— Я чуть-чуть тебя потрогаю. Не там, где тебе хочется, конечно, но переживешь, — хихикая, произносит она и быстро справляется с оставшимися пуговицами. А потом резко разводит в стороны рубашку, стянув ее с моих плеч. — Блин, всегда хотела так сделать, как в кино. Класс, — кладет ладони мне на шею и ведет вниз.

Как в кино, твою мать. Совесть где-то там глубоко внутри неожиданно начинает покалывать. Аня, несмотря на свой возраст и демонстративное поведение, реально еще девчонка. Не дам я ей того, чего она, возможно, хочет и заслуживает. Но отпустить ее в свободное плаванье, ради встречи с псевдо выдуманным принцем, коих в принципе нет на планете Земля, не могу. Не хочу и не могу. Не вовремя ты проснулась во мне, дорогуша. Либо на хер пошла, либо обратно в долю. Да и какое отпустить, когда Анины пальцы блуждают по моему телу вот так… Нет в ее осторожных движениях и намека на секс. Это просто приятно и совсем не характерно для моей жизни. Секс со взаимовыгодной партнершей не подразумевает, чтобы меня выглаживали, как изголодавшегося по ласке кота. А Аня гладит, при этом совершенно открыто улыбается, очерчивая пальцами мои мышцы.

— Нравится? — ребяческий, дебильный вопрос. Но я, пожалуй, ничем не отличаюсь от той же Ани в плане болтовни. Не женщины любят ушами, а все. Исключения составляют разве что глухие.

— Что?

— Хотелось бы сказать все, но не буду.

— Ну, тело мне ваше, Богдан Владимирович, точно нравится. У тебя, наверное, и в шестьдесят ничего не повиснет, а у меня, скорее всего — да. Хотя, когда тебе будет шестьдесят, мне всего сорок шесть. Еще не повиснет, — с силой жмет мне на плечи так, что через мгновение я откидываюсь спиной на сиденье. Аня же, перекинув волосы на одну сторону, вновь тянет руки к моей груди. — А вообще, о чем это я, когда мне будет шестьдесят, тебе-то будет под восемьдесят Тогда-то уж ты точно не будешь обладателем такого тела. Да, пожалуй, это идеальная разница в возрасте, — вновь смеется, продолжая выписывать хрен пойми какие узоры на моей груди. А до меня только сейчас дошло, что она рассуждает о столь далеком будущем. Мда… несмотря на некую скептичность, мне нравятся ее мысли. Это так… по-девичьи, что ли. С размахом. Потом она, наверняка, проанализировав свои слова, пожалеет о них. Перехватываю Анины ладони и опускаю вниз.

— Что, уже нельзя?

— Можно. Я бы сказал нужно, но я тоже хочу тебя потрогать.

— Неа. В трусы мне не лезь, — да прям, как же.

— Я тебя удивлю, но можно трогать не только то, что находится в трусах.

— Да?

— Ага, — киваю как болванчик, и наконец-то поборов тремор, тяну руки к лямкам Аниной сорочки.

Последняя, надо признать, совсем не сексуальная. Но в этом есть особый кайф. Интерес вызывает то, что внутри, а не снаружи. Забавно, но только сейчас я осознал, что на Ане нет никакой татуировки. Чистая кожа, без дурацкой росписи. Так и надо.

Ненадолго я попрощался с внутренним мандражем. Как только я потянул Анину сорочку вниз, полностью оголив ее грудь, у меня не только затряслись руки, как у пацана, впервые увидевшего обнаженное женское тело, но и разум помахал всей пятерней. Полноценная, охеренной красоты, упругая двоечка с маленькими торчащими сосками. Так и просится сжать ее в ладонях. Только вместо этого я аккуратно провожу пальцами по соскам. Сжать и сожрать — это не сегодня. Хоть и хочется так сильно, что внутри все полыхает.