— Куда?! — сам охренел от собственного голоса, схватив Аню за запястье, как только она потянула руку к груди. — Ты меня трогала, теперь дай мне. Так будет честно.

На мое «честно» Аня откровенно смеется. Я же, пользуясь этой заминкой, завожу ее руки за спину и притягиваю к себе. Кота сегодня не только нагладили на неделю вперед, но и сметану дадут попробовать. Сливки на потом, а вот сметану можно и сейчас. Тянусь к ее шее и медленно провожу по коже губами, от чего Аня выгибается, откидывая голову назад. Скольжу языком по коже возле груди и усмехаюсь собственным ощущениям. Она вкусная. Без шуток и преувеличений.

— Ты сладкая, — еле слышно произношу я, на что Аня начинает смеяться.

Мне же совершенно не смешно. Отпускаю ее руки и легонько сжимаю грудь. Втягиваю в рот сосок, пробуя на вкус и тут же над ухом проносится охеренно громкий стук. Такой, словно это отбойный молоток. Резко притягиваю к себе Аню, машинально переводя взгляд на окно, от которого не прекращается стук.

— Убью! — рывком приподнимаю Анину сорочку, закрывая ее грудь.

— Здесь не положено стоять тому, кому не положено, — слышу громкий Никин голос.

— Офигеть, у тебя доча… вуайеристка, — выдает Аня, не прекращая смеяться.

— Нет такого слова, — копирую некогда Анину фразу, натягивая на себя рубашку.

— Так мы ж не на ЭГЭ, — парирует в ответ моими же словами. Весело. Ей, блин, весело!

— Не вижу ничего смешного.

— Я тоже. Однако смехуинка попала мне в рот. Было бы куда хуже, если бы это были мои родители. Не злись, — успокаивающе произносит Аня мне в губы и тут же целует меня. — Все, теперь нам пора по домам, — слезает с моих ног.

Первым из машины выхожу я, вперив в Нику такой взгляд, от которого моя дочь моментально съежилась.

— Ой, папа, это ты? Ой, как неожиданно. А я думала какие-то нехорошие люди стоят под окном нашего дома и что-то недоброе замышляют.

— Закрыла рот и пошла домой. Живо.

— Ты чего?

— Ты меня плохо услышала?!

— Богдан, не ругайся, — спокойно произносит Аня, равняясь со мной. Кладет ладонь мне на руку. — Твоя дочь молодец. Бдит, так сказать, за порядком. Ты умница, Ника, — переводит на нее взгляд.

— Я знаю, что я молодец. А тебе бровещипалку случайно не подарить?

— Это называется пинцет. И нет, спасибо, у меня он есть. Только вчера произвела коррекцию бровей.

— Видимо, она была бракованная. А одежду тебе часом не подарить? Ты малоимущая?

— Я тебе сказал закрыть рот и пойти домой. Или ты внезапно оглохла?! — хватаю дочь за руку. — Пожалуйста, подожди меня минуту. Я тебя не задержу, — говорю уже Ане, подмигивая ей. Пытаюсь сделать вид, что все окей, только ни хрена не окей.

От былой легкости и хорошего настроения не осталось и следа. Я мог всякое ожидать от Ники, но точно не такого. Завожу ее в дом, с силой заталкивая внутрь.

— Ты меня разочаровала.

— И это мне говоришь ты?! Я как ненормальная обрываю твой телефон, названиваю на твою работу в поисках тебя. Обзваниваю всех, даже тех, кому меньше всего хотелось бы звонить! Выхожу на поиски пьяного папочки, а он преспокойненько зажигает с полуголой девкой. Так это я плохая?!

— Я, в отличие от тебя, взрослый мальчик и имею полное право зажигать с кем и где угодно. Еще раз провернешь такое, я тебе устрою сладкую жизнь. Обещаю.

— Устраивай. Только это ты меня разочаровал. Выбрал какую-то потаскушку, которая спокойно соглашается быть оттраханной на столе и на заднем сиденье машины!

— Если еще раз я услышу от тебя такое, я возьму ремень и отхлестаю тебя по заднице и не посмотрю, что тебе почти восемнадцать. С матерью своей так будешь разговаривать, если она позволяет.

— Потаскушка! — не унимаясь, повторяет она. — Потаскушка!

Не ожидал от себя столь быстрой реакции. В одно мгновение расстегнул ремень и достал его из штанов. Правда, замахнуться не успел.

— Тихо, тихо. Вы чего буяните? — чувствую крепкий захват на руке.

— Ты какого хрена здесь делаешь? — перевожу взгляд на Измайлова, опуская руку.

— Приехал искать тебя. Уж больно Ника о тебе переживала. Тебя там барышня в ночнушке дожидается. Анна Михайловна, если мне не изменяет память. Ты лучше к ней иди. Там все-таки уже похолодало. Илья, паскуда, вновь наделал гнилья. Иди, иди, Богдан.

В любой другой раз я бы однозначно послал его на хер. Да любого, кто бы приперся ко мне в дом и разговаривал со мной откровенно раздражающим спокойным тоном, да еще и указывал, что мне делать. Только не сейчас. В чем-то он прав. Моя минута, обещанная Ане, уже прошла.

— В своем доме я сам разберусь, что мне делать. А ты, — перевожу взгляд на Нику. — Быстро пошла в свою комнату. И лучше не показывайся мне сегодня на глаза.

Резко разворачиваюсь и иду на выход. Если бы Измайлов не сказал о дожидающейся меня барышне в ночнушке, я бы на сто процентов был уверен в том, что Аня уехала. Но нет, ждет, глупенькая, облокотившись о машину. Правда, толстовку все же накинула. Скорее всего после встречи с Ярославом.

— Дождалась, — не спрашиваю, утверждаю.

— Ну ты же меня ждал, когда я обещала прийти быстро, но не получилось, — улыбается, переводя взгляд на мою руку.

— Ты меня собрался бить? — приподнимает брови, не скрывая улыбки. — БДСМ и другие приключения?

— Тебя — нет. Нику — да, — вполне серьезно произношу я, вдевая чертов ремень в брюки.

— Ты был прав, — перевожу взгляд на Аню. От улыбки не осталось и следа. — Будет тяжело. Твоя дочь меня ненавидит. И хуже всего, что я ее понимаю. Даже в страшном сне не могу себе представить, что бы я сделала, если бы застукала своего папу с какой-то полуголой малолеткой. Пипец. Я бы ее убила. И меня бы посадили, — прикладывает ладонь к лицу.

— Ты сравниваешь разные вещи. У тебя полноценная семья, у меня — нет. Ника пусть и наивная, но прекрасно знает, что я не монах и в моей жизни есть женщины. Были, — быстро поправляюсь.

— Ты просто не девочка. И не понимаешь, что это. Вы, мужчины, наверное, по-другому мыслите. Одно дело понимать, другое видеть собственными глазами. Ты не ругай ее и тем более не бей. А то она еще больше будет меня ненавидеть. И тебя. Не ругай, хорошо? — смотрит на меня в упор. — Она пока еще не сделала ничего плохо.

— Пока?

— Ну, это классика. Я скорее реалистка, а не оптимистка и представляю масштабы того, что она может сделать, приди я к тебе в дом.

— Ничего она не сделает. Побоится. Ты сказала, что завтра дежуришь. Но я видел твой график, твоя смена в воскресенье.

— Я с девочкой поменялась. Она попросила сегодня утром.

— Ясно. Я приду завтра.

— Ты взял смену?

— Да. У меня весь август дежурства на выходных, — триста тысяч раз нет, но глупо в этом признаваться.

— Хорошо. Ну тогда до завтра, — вот сейчас, потянувшись к Аниным губам, я четко понял, что веду себя как влюбленный мальчишка. Да и похер.

— До завтра.

Наливаю стакан холодной воды и выпиваю залпом, а вслед еще один. То ли уже сушняк в силе, то ли просто пытаюсь чем-то занять себя. Мыслить здраво не получается, от того и не спешу к Нике, иначе все реально закончится ремнем. Хоть и понимаю, что это ничего не решит, да и лупить взрослую дочь редкостная дурость, но в голову ничего путного не приходит. Конструктивного разговора у нас не получится, ибо у каждого своя правда. Но поговорить надо хотя бы для того, чтобы четко знала свое место. Поднимаюсь наверх и тут же стопорюсь, когда из комнаты Ники выходит Измайлов.

— Ты что делал в спальне моей дочери?!

— Языком чесал, пытаясь сгладить углы.

— Я сам разберусь, где и что надо надо сглаживать.

— Ремнем? Серьезно? Это и в детстве обидно, а уж взрослой девушке и подавно. Ты перебарщиваешь, Богдан.

— Когда у тебя появятся дети или хотя бы кот, которого ты сумеешь воспитать, чтобы хотя бы не гадил где попало, тогда и поговорим на равных. А сейчас ты случайный слушатель, которому типа виднее. Давай на этом закончим. У меня нет желания ссориться еще и с тобой. Все, Яр. Реально, иди домой. Я сам разберусь со своей семьей. Не лезь туда, куда не надо.