Через некоторое время доктору Мейеру удалось зацепить ногой тиски, привинченные к верстаку, и эта добавочная точка опоры значительно облегчила мою напряженную мускульную работу. Вскоре мы совместными усилиями втащили в наше пространство и профессора Баннинга, которого доктор крепко держал за руку.

Нужно ли говорить, как они были рады избавлению от ожидавшей их страшной перспективы и с каким ликованием я встретил этих двух путешественников, вернувшихся из таинственной страны сверхпространства!

Я, конечно, засыпал профессора Баннинга вопросами. Он ответил мне приблизительно следующее:

— Насколько я понимаю, часть «сверхщипцов», находившаяся в пространстве четырех измерений, была подхвачена потоком космической силы, настолько мощным, что не только весь инструмент, но и я вместе с доктором Мейером были увлечены им.

Конечно, мне придется затратить некоторое время, чтобы выработать строго научное объяснение всех этих обстоятельств, но на основании некоторых данных я пришел к предположению, что как только мы для вас исчезли из глаз, мы начали терять свою способность притягивать землю. Я потому так выразился, что, как вам известно, не только каждый предмет притягивается землей, но и притягивает ее.

Мы потеряли не всю свою силу притяжения, а только часть ее. Если бы мы потеряли ее совершенно, мы под действием центробежной силы вылетели бы в пространство, как камни, брошенные гигантской пращой. Пожалуй, наше положение можно было бы сравнить с состоянием куска железа, который сначала находился прямо против полюсов магнита, а затем был отодвинут несколько в сторону, так что линии магнитных сил расположились под другими углами и сами магнитные силы стали меньше.

Через несколько секунд мы заметили, что нас медленно относит от того места, где мы покинули пространство трех измерений. Я это объясняю тем, что скорость нашего движения слегка уменьшилась, между тем как скорость движения земли была прежняя. Наши тела беспрепятственно прошли сквозь стены госпитального здания. Хотя все окружающее было нам отчетливо видно, но все наши попытки уцепиться за трехмерные предметы не приводили ни к чему. Все видимое — на ощупь оказывалось бестелесным, как газ. Наши тела казались нам почти прозрачными, и я мог свободно просунуть себе руку сквозь грудь, не ощущая никакой боли. В то же время я обнаружил, что, схватывая доктора Мейера за руку, чтобы не разлучаться с ним, я совершенно не осязал этого прикосновения. Другой рукой доктор Мейер продолжал держать сверхщипцы. И он хорошо сделал, что не выпустил их, иначе мы никогда не вернулись бы назад.

Еще немного времени спустя, мы оказались парящими через пространство мастерской. Было ясно, что, если нас так будет относить все дальше и дальше, то вскоре мы совсем останемся висеть в пространстве, между тем как земля помчится от нас прочь с головокружительной скоростью. Вот тут-то мне и пришло в голову воспользоваться сверхщипцами, как средством к спасению. Действуя по моим указаниям, доктор Мейер уцепился щипцами за первый предмет, до которого смог достать. Это был электрический провод. Какое счастье, что вы вскоре пришли в мастерскую, — без посторонней помощи нам, по-видимому, было бы невозможно протиснуться назад в трехмерное пространство.

Все ли вам ясно и нет ли у вас еще каких-нибудь вопросов?

Последнюю фразу он неизменно произносил после каждой своей лекции перед студентами.

— Да, мне хотелось бы узнать еще одну вещь, — заявил я. — Как насчет ваших желчных камней?

— О, их теперь нет и в помине. Пока мы парили в сверхпространстве, я мог разглядеть все свое нутро, и мне эти камни были отчетливо видны. Я их все повытаскивал собственноручно!

Питер Геблин задумчиво сидел у камина, поджидая запоздалого возвращения своего соквартиранта и приятеля, Алоизия Мориарти. Когда тот, наконец, вошел в комнату, Геблин был так погружен в свои печальные размышления, что даже не оглянулся.

В таких, надо заметить, весьма частых случаях жизнерадостный ирландец имел обыкновение приветствовать Геблина веселым «Cheero!» (здорово), сопровождаемым изрядным ударом ладонью по плечу.

Однако на этот раз ни того, ни другого не последовало.

Мориарти бросился в кресло и издал протяжный стон.

Геблин очнулся и удивленно посмотрел на столь необыкновенное зрелище.

— Что это значит, Падди? — спросил он.

Все называли Мориарти Падди[10], хотя прекрасно знали его настоящее имя.

— Ах, не спрашивай, — жалобно простонал он. — Она отвергла меня, и я решил перерезать себе глотку!

Это мрачное заявление произвело необычайный эффект: как по мановению волшебного жезла, тень отчаяния исчезла с лица Геблина.

— Слава Богу, Падди! — воскликнул он горячо. — Только не надо резать себе глотку: это совершенно бесполезно. Если ты в самом деле чувствуешь необходимость лишить себя жизни, то почему тебе не быть добрым товарищем и сперва не испробовать мой «астрагеновый жилет»?

Сердитая протестующая брань едва не вырвалась изо рта Мориарти. Но, независимо от своего мрачного настроения, он обладал быстрым соображением и по натуре был оптимистом. Кроме того, он очень любил Геблина. Прежде чем выругаться, он понял точку зрения своего приятеля. Геблин был изобретателем, и его детище, так называемый «астрагеновый жилет», для него было дороже всего на свете.

— Мне все равно, Питер, — храбро согласился Мориарти. — Тот либо иной конец — одинаково хороши. Кроме того, я рад оказать тебе услугу!

Геблин поспешно вскочил с места и протянул приятелю обе руки.

— Дай мне пожать твою руку! — взволнованно воскликнул он. — Я всегда считал тебя самым лучшим своим другом! А теперь, — продолжал, он, — расскажи мне, пожалуйста, что у тебя вышло с мисс Рейнер?

Геблин, разумеется, знал об ухаживании своего приятеля за Энид Рейнер, которое велось с прошлого месяца с таким усердием и настойчивостью, какую могли допустить только долгие часы занятий в конторе, ирландский темперамент и жалованье в три фунта в неделю.

— Причиной всему «роллс-ройс» этого проклятого Джинджера Фидерстона, — начал Мориарти. — Джинджер — маклер, богат, как Крез. Насколько я мог заключить, он уже больше года ухаживает за ней, хоть ему давно перевалило за пятьдесят. Но что можно поделать против «роллс-ройса»?

— Ничего, — сочувственно согласился Геблин.

— Прекрасно, — продолжал Мориарти, — я отправился и нанял на целых полдня мотоциклетку с комбинированным боковым сиденьем. Это самое большее, что я мог сделать. Подъезжаю к дому Энид. Джинджеровский «роллс-ройс» стоит у дверей. Я вошел и попросил ее выйти на минуту ко мне. Она вышла. Я указал ей на мотоциклетку и сказал, что настало время сделать выбор между мной с моей коптилкой и Джинджером с его мотором. И можешь ли поверить? Она расхохоталась мне в лицо!

— Не может быть! — воскликнул изобретатель.

— Чистая правда! — торжественно подтвердил Мориарти. — Когда я сказал, что люблю ее, она дала мне совет не быть глупцом. Даже слушать не стала меня! И больше всего смеялась, когда я сказал, что ей придется оплакивать мою одинокую могилу.

— Пустяки, старина, — сказал Геблин с искренним энтузиазмом настоящего ученого, — на мой взгляд, тебе совершенно незачем убивать себя, так как наш славный эксперимент принесет тебе славу и новый интерес к жизни. Тогда мисс Рейнер положит свое сердце к твоим ногам вместо того, чтобы отвергать тебя из-за мотора какого-то жирного денежного мешка.

Это последнее замечание, казалось, несколько подбодрило Мориарти.

— Жилет будет твоим добрым гением, — продолжал изобретатель, — тебе всего-навсего нужно будет подняться на аэроплане и, когда он достигнет расстояния мили от земли, прыгнуть вниз. Это как плюнуть легко. Если жилет будет действовать надлежащим образом, ты даже не заметишь, как опустишься на землю, и тогда увидишь, что цена патенту, по крайней мере, миллион! Все правительства на земном шаре будут добиваться получить его, и половина прибыли от моего открытия будет твоя!