Антоний протянул руку к одной из брошюрок и без интереса пролистнул. На ней был чернилами, от руки, нарисован странного вида корабль в море.

— Сотворение оборотней. Мифы, легенды, Твардовский Х., — почерк был мелкий, строгий, как у церковного писца.

— Этот Твардовский Х. все их написал, — подсказал Юрген. — Не знаю даже, кто это. Местный собиратель легенд, что ли?

— Какой же он местный, если все по-немецки написано?

Он пролистнул все три брошюрки и отложил. Вместо этого взял в руки пробирку. Все прочее показалось ему мусором. Откупорив ее, Антоний принюхался.

— Кровь? Зачем он хранил кровь в пробирке?

— Может, про запас? — легкомысленно предположил Юрген, листая «Сотворение оборотней». — А он неплохо пишет, на самом деле. Очень интересно. Я про оборотней, вообще, не знаю ничего... Вот, допустим, послушайте: «Вторым проклятьем оборотней стала их страсть к людской плоти, кара Адоная за то, что они ели сердце и пили кровь нефилима. Даже те оборотни, что воплощали травоядных тварей, в зверином обличье имели когти и клыки. Людская плоть для оборотней самый страшный соблазн. Не будучи смертельно зависимы от нее, как наш народ от крови…»

Внезапная догадка осенила Антония. Еще раз принюхавшись, он осторожно лизнул кровь, оставшуюся на пробке. Она была жгучей на вкус.

— Это кровь оборотня…

Антоний не сразу понял, что это значит. А едва понял, тихо и быстро зашептал:

— Спрячь ее. Спрячь сейчас же. Ада видела ее? Отвечай же!

— Н-нет, ее никто кроме…

— Отлично! А теперь спрячь ее немедленно.

— Но куда? — Юрген послушно вскочил, выхватив у Антония пробирку и едва не расплескав ее содержимое.

— Осторожнее, болван! Давай ее… Открой шкаф. Там висит мой новый плащ. Там есть тайник под подкладкой, спрячь туда.

Он прятал в этом тайнике украденные у людей деньги и украшения, которые был обязан передавать в казну Ордена. Пробирка отлично туда впишется. Он надеялся, что сможет доверять Вайсу, потому что выздоравливать в его ближайшие планы точно не входило.

Как он и ожидал, находки мало заинтересовали Аду. Разместив всех солдат, она лишь под утро поднялась в комнату. Антоний, тем временем, раскладывал пасьянс на одеяле, рядом с кроватью сидел Юрген и пытался нарисовать портрет жида. Как оказалось, «ему бы помогла картинка». Как также оказалось, рисовал он неплохо, но подсказки Антония помогали мало. В очередной раз устав разглядывать неудачные попытки Юргена, он забрал у него наиболее похожий портрет и дорисовал жиду длинные, мохнатые, как гусеницы, ресницы и пухлые кукольные губы. Результат был похож на привокзальную проститутку, и, как наиболее удовлетворивший его вариант, был торжественно прикноплен среди схемок Ады.

Сама она первым делом отправила Юргена «помочь новоприбывшим», сняла с ног туфли, села на тахту и, вынув шпильки из пучка, опустила голову, изредка ероша волосы. Антоний какое-то время смотрел на нее (точнее даже сказать, на коленки, выглядывавшие из-под юбки), а потом вернулся к пасьянсу.

— Как прошло? — спросил он. Больше для проформы, потому что он помнил, с какими проблемами с венгерскими солдатами Ада сталкивалась в первый раз.

— Они ни черта не понимают по-немецки… Прошлые хоть как-то что-то знали. Не думала, что в мире есть язык непонятнее польского.

В ее голосе было непривычно много эмоций. Резко вздернув голову, она посмотрела на Антония и спросила:

— А у вас что? Юрген нашел какие-то зацепки?

— Одно барахло. Хотя брошюрки занятные. Ты мне их оставь, почитаю на досуге… Хорошо, что папенька этого всего не знал — мне и без того хватало чуши, которой он забивал мою голову…

Ада без интереса перебрала вещи жида и бросила:

— Вряд ли мы найдем…

Она осеклась, увидев «портрет». Сдернув листочек, она внимательно его изучила и подошла к Антонию. Тот глупо заухмылялся, ожидая привычного разноса за эту карикатуру.

— Это он?.. Он? Я не хочу тешить тебя ложной надеждой, но, кажется, я нашла его.

— Что? Он приехал с венграми?

Вместо ответа Адхен ушла и довольно скоро вернулась с портретом в руках. Портретов и дорогих скульптур, надо сказать, в особняке было множество. Очевидно, брат и сестра Борх ценили высокое искусство, однако ничего из вещей не забрали. Исчезли только книги, все, до единой, оставив осиротевшие, пустые шкафы. Все ценности были снесены в одну из каморок и заперты. По окончанию операции они должны были украсить дома генералов Ордена, поэтому Ада не могла позволить никому из солдатни украсть даже самую маленькую фигурку. Что не помешало Антонию взять себе на память маленького серебряного грача (или это была ворона? Один черт).

На портрете было изображено семейство. Смуглый паренек лет шестнадцати, в котором нельзя было не узнать того самого жида. С годами он побледнел, вытянулся и похудел, но взгляд уже тогда был неприятным, а полные губы — презрительно поджатыми. Рядом с ним стояли мужчина с проседью на висках и кудрявая грудастая брюнетка с черными, как мазут, глазами. Все трое были одеты совсем уж по-старомодному, но Антоний мог оценить количество побрякушек на всех троих.

— Он?

— Он, — Антония, наверное, даже перекосило. — А это кто такие?

— Варшавские лорды, кто же еще, — Ада усмехнулась. — А судя по количеству его портретов в этом доме и судя по датам на портретах, он их дитя.

— Тогда почему он не сбежал вместе с ними? Почему жил в той лачуге.

— Это значения не имеет. Я покажу портрет Вайсу, пусть ищет теперь. Лучше скажи мне, когда ты придешь в форму?

Но в форму приходить он не спешил. Конечно, скрыть то, что зажили раны на спине и скрыть то, что он снова чувствует ноги, он не смог. Боль, пронзавшая его от живота до самых пяток при малейшем движении, в какой-то момент стала совсем невыносимой, и он все же выдал себя. Озабоченная его состоянием, Ада даже пыталась привлечь к делу химеру, которая якобы в прошлом была медсестрой. После получасовых препирательств он все же дал ей (как оказалось, у нее даже имя было — Ева) ощупать свой живот, но перед этим выдал свои кусачки, чтобы она начисто состригла когти. Все это время он боролся со смешанным чувством брезгливости и симпатии, которую не могла не вызывать эта тихоня. Пожалуй, если бы не ее омерзительная внешность, она бы ему нравилась куда больше Ады.

— У вас полностью раздроблен таз, капитан Шастель, — тихонько сказала Ева, наконец убирая руки.

— Что можно с этим сделать? — Ада коршуном кружила вокруг кровати все это время.

— Ничего… Чем больше он двигается, тем больше травмирует органы и ткани осколками костей. Они сильнее смещаются… И тем труднее им потом собраться воедино. Простите. Можно только бинтами зафиксировать...

Антоний подумал о пробирке с кровью оборотня в своем тайнике и постарался сделать озабоченное лицо. Это давалось ему трудно, потому что его смешила бессильная злость Ады. Как хорошо, что ее план уперся в итоге в его состояние. После того, как ее опасения об исчезновении жида из города подтвердились, она взялась за свою затею с новым рвением. И удерживало ее только то, что ее главный исполнитель не мог встать с кровати.

Химера тоже улыбалась, вряд ли по той же причине. Она водила пальцами по срезанным когтям и в предвкушении посматривала на дверь. Когда Ада отвлеклась, он шепотом спросил:

— Чего ты такая довольная? Нравится смотреть на страдания старого, больного волка, а?

— Нет, нет… Вы что! — она, кажется, даже испугалась. Тем более, что он впервые за все время к ней обратился. — Просто… просто… — Ева смотрела на него смущенно и с опаской.

— Ну?

— Ландовский в городе гитару нашел. Я с самого обращения не могла на ней играть, когти мешали... Обрезать их не получалось… Все ножницы ломались.

Не сразу вспомнив, что по слухам Ландовский был ее мужем, Антоний подумал и отдал ей свои кусачки. Даже удивился своему щедрому жесту.

Кивком отпустив ее, он повернулся к Аде, которая безучастно смотрела в окно, наматывая прядку волос на палец. Пару раз он окликнул ее, но она даже не повернулась. Может, уснула? Антоний взял с прикроватного столика брошюрку про оборотней, открыл в первом попавшемся месте и начал громко читать вслух: