Уже у подъезда Вера сказала:

— А… Анд… Дядя Андрей… — она смутилась еще больше и покраснела.

— Просто Андрей, — перебил он ее, лукаво усмехаясь. — Если тебе так больше нравится. В конце концов, ты уже почти моя ровесница. Глупо звучит, когда ты зовешь меня «дядей».

Она неуверенно улыбнулась. Андрей добавил:

— Да, твой отец тоже не понимал таких шуток. Для него и я, и Мария, — он ощутил, как в груди что-то екнуло. — И я, и Мария… Мы были эдакими существами без возраста. Жаль, недосуг было спросить у кого-нибудь, кроме него, какими мы кажемся со стороны.

Пожалуй, его разговорчивость удивила Веру. Он редко разговаривал с ней о чем либо, кроме ее нехитрых школьных забот, которые ему и особо интересны-то не были. Вот Мария любила слушать и о ее делах, и о Ваниных… А уж о чем-либо мистическом, что касалось мира молохов и волков, он всегда держал рот на замке, даже когда дети расспрашивали. Того, что они успели узнать от родителей, пока было достаточно.

— Вы насовсем вернулись? — она будто поняла этот сигнал. Будто прорвалась давно сдерживаемая запруда. — Вы решили… проблему тети Наташи? Теперь все будет по-другому, да? Мы сможем снова приходить в гости? Вы сможете мне все рассказать? Обо мне, о папе?.. Я столько ждала. Я уже не могу…

— Шшш, — Андрей положил ладонь ей на плечо, чтобы успокоить, но Вера быстро сбросила его руку.

— Ответьте же! Я уже не ребенок. Я оканчиваю школу в этом году. Мне уже шестнадцать скоро… Если вы не поэтому пришли… То зачем?

— Я искал сестру.

Ноги быстро несли его ночными коридорами. Он не любил городской транспорт. Стоячий запах людских тел нередко становился просто невыносим. Машину же он так и не научился водить, в отличие от Марии и Винцентия. Когда Андрею было нужно, они могли подвезти его. Они или таксисты. В остальное время он предпочитал передвигаться пешком.

Андрей любил московские ночи и вечера. Светлые, почти как днем, улицы полнились людьми до самого позднего часа. Стук сердец, запах свежей крови, гул голосов, музыка из окон, огни фонарей, витрин и растяжек над дорогами — он впитывал в себя все это, будто паразит, становясь больше и сильнее. Больше московских он любил только питерские. Долгие зимние и летние белые ночи, когда солнце опускалось за горизонт, но небо оставалось светлым. Пусть они были короткими, но тогда они жили совсем как люди. Но в Ленинград (пора привыкать к этому названию) они бы теперь ни за что не вернулись. Не тогда, когда Мария жила памятью о том мальчишке Матвее.

Войдя в прихожую своего дома, он окинул быстрым взглядом стоявшую у шкафчика с одеждой обувь. Не появились ли знакомые коричневые полусапожки? Но там стояла лишь обувь гостей, будто состязаясь между собой дороговизной и качеством выделки кожи. Но выделялись лишь пары Иеремии — по разбитым правым туфлям.

А вот туфель еще одного нежеланного гостя Андрей не видел уже больше недели. Совет действовал куда быстрее, чем все ожидали. Сработанная «легенда», документы, одежда и маршрут вскоре лежали перед Хью. Несколько дней подготовки — и Андрей уже провожал его (теперь уже Симона Ионеску) на поезд. Ему предстояло добраться до Румынии, а оттуда — в Варшаву. Подложные документы были подготовлены, люди на протяжении всех союзных республик предупреждены. В Бухаресте же его должны были встретить смертные агенты Совета.

Андрей не вполне понимал, к чему было делать этот крюк через Москву, но «Совету виднее». Он вполне понимал только то, что действия Совета были сумбурны и поспешны, что операция Ордена застала всех Девятерых врасплох настолько, насколько это было возможно. Ждать и собирать информацию — было их лучшим планом на данный момент.

Не без раздражения Андрей думал о том, что беда была еще и в смерти Брновича и назначении куратором их региона этой восторженной итальянской дуры. Вряд ли она имела хоть какой-то опыт в таких делах. Фактически, Девять сейчас были Семью. Как Андрей успел навести справки через Бобби, большинство из них только и могло, что языками чесать. Он не собирался мириться с происходящим, но пока не вполне решил, что делать. Возможно, Орден и не осмелится нападать, да и киевская шайка Дмитрия вряд ли так легко им дастся, но… Андрей не мог понять всей картины, и это ужасно раздражало. Он не был хорошим стратегом, скорее наоборот. В политику он влез совсем недавно, и то — лишь грубой силой. А вот Безликий… Безликому он проигрывал во всех смыслах.

В гостиной не горел верхний свет. Лампа в углу заливала теплом мягкие складки задернутых штор, красно-коричневые диваны, оставляла шелковые полоски бликов на крышке рояля. Из-под пальцев Иеремии лилась тревожная музыка. Лист, «Танец смерти». Странно, что Андрей сразу не услышал — хромой убийца перевалил уже за середину. Он терпеть не мог Листа. Иеремия исполнял его просто блестяще, поэтому он проникся еще большим отвращением.

Еще более отвратительны были пальцы, порхавшие по клавишам с невероятной ловкостью. Длинные, бледные, кривые, будто когда-то кем-то сломанные. Еще пара минут Листа, и Андрей бы с удовольствием переломал их снова.

Хромой убийца с равнодушием воспринял его появление. Лишь косо посмотрел из-под светлой челки, не отрываясь от игры. А возможно, и не смотрел даже, а лишь случайно повернул голову.

Даллеса Андрей заметил не сразу. Непривычно съежившись на диване, он нервно раскладывал пасьянс на журнальном столике. Холеные руки с отполированными ногтями (не в пример рукам Иеремии, похожим на раздавленных белых пауков) дрожали, лоб покрывала розоватая испарина.

— В чем дело? — зло спросил он вместо приветствия. Уилл вздрогнул, живо напомнив ему о Винцентии. Со стороны рояля донесся едва слышный смешок. Музыка стихла.

— Он боится быть гонцом, принесшим дурную весть, — с иронией сказал Иеремия. Он сидел, подперев щеку ладонью, и щурился, как кот. Странная реакция. И Андрей с запозданием отметил, что тот говорит по-русски намного лучше, чем пару недель назад.

Пододвинув стул так, чтобы он загораживал дверь, Андрей демонстративно уселся и повторил:

— В чем дело?

Ответом все также было волнение Уильяма, который принялся теребить манжет рубашки и оторвал пуговицу, и одна ухмылка Иеремии. Еще больше прищурив до странного яркие голубые глаза — Андрею не раз мерещились отблески света за стеклами его очков — он сказал:

— Давайте я помогу вам обоим выйти на нужную мысль. Уже некоторое время госпожа Мария не появляется в доме. И господин Андрей как раз уходил ее искать…

— Довольно… — голос Уильяма заметно срывался. Господин Андрей нахмурился и жестом велел ему замолчать. В этот же момент в коридоре зазвонил телефон.

Андрей едва сдержался, чтобы не сорваться с места. Мария! Должно быть, это она… Да, наверняка она. Она звонит, чтобы сказать, что с ней все в порядке, что она скоро вернется. Конечно, Мария просто ненадолго уехала, как тогда, после смерти Матвея. Просто не предупредила его…

Абсолютно спокойный внешне, он поднялся и пошел к телефону. Даже в коридоре, где никто не видел, он продолжал держать лицо. Да, как с Матвеем. Матвея ведь тоже он убил, хоть и не своими руками… Что если она и в этот раз догадалась? Фальшивая записка была достаточно убедительной. Мария должна была поверить, что Винцентий уехал искать Наташу, как и порывался уже много раз. Он даже спрятал некоторые вещи рыцаря, чтобы его исчезновение было более правдоподобным… Но что если?.. Ведь и в причастности к смерти Матвея его было трудно заподозрить, роль была до смешного косвенной.

Пальцы Андрея сомкнулись на трубке. Голос на том конце, перебиваемый помехами и поскрипыванием, был женским, но это не был голос Марии. Она сорвала его еще в Киеве. Когда пыталась не дать монголу убить его. С тех пор он остался тихим и сиплым. Возможно, ее голос и восстановился после, как зажила страшная рана на животе, но Андрей этого не знал. Фактически, он забыл и то, как она говорила раньше. Да и какая разница, спустя столько лет?

— Доброй ночи, — мелодичный тембр не сочетался ни с грубостью немецкого языка, ни с холодком интонаций. — Вам удобно говорить по-немецки? Простите, я не говорю по-русски…