Вторник, 14.29, Санкт-Петербург

Во время своего первого полета в космос генерал Орлов не имел возможности поговорить с Машей, и, возвратившись на землю, он застал жену очень обиженной. Маша напомнила ему, что за все время знакомства еще не было ни дня – не говоря уж о трех днях, – чтобы они не разговаривали друг с другом.

Тогда Орлов решил, что это лишь глупые женские переживания, которых ему не понять. Но затем, когда родился Никита, и Маша, потерявшая при родах много крови, какое-то время не могла говорить, Орлов осознал, каким же утешением может быть голос любимого человека. Если бы Маша смогла сказать хотя бы: "Я тебя люблю", долгие дни, проведенные у изголовья ее кровати, дались бы ему значительно легче.

С тех пор больше не проходило ни дня без того, чтобы Орлов не поговорил с женой, и каждый раз он не переставал удивляться, как даже несколько простых фраз вселяли в них с Машей дополнительные силы. Хотя Маша не должна была знать о характере работы мужа в Эрмитаже, Орлов открыл ей правду – разумеется, не вдаваясь в подробности и не посвящая в детали о тех, с кем ему приходилось работать. Исключение было сделано для одного только Росского: Орлову нужно было хоть кому-то жаловаться на полковника.

Позвонив Маше в половине одиннадцатого утра, Орлов огорошил ее словами о том, что "дела идут хорошо, но мне нужно немного задержаться на работе", и направился в командный центр. Он хотел быть вместе со своими людьми, когда завершится первый день работы Операционного центра.

За несколько минут до одиннадцати появился Росский, и они с Орловым заняли свои неофициальные места. Орлов медленно прохаживался за спинами операторов компьютеров, Росский остановился рядом с прапорщиком Ивашиным, который поддерживал связь с Догиным и другими министрами. Полковник Росский держался еще более замкнуто и сосредоточенно, чем обычно. Он следил за развитием ситуации в политической и военной сферах. Орлов сомневался, что в такое настроение полковника привело известие о прибытии двух вражеских разведчиков из Финляндии, однако решил ни о чем его не спрашивать. Похоже, от вопросов, заданных полковнику Росскому, все равно никакой практической пользы не бывает.

В 13.30 было перехвачено сообщение станции наблюдения ПВО под Находкой, переданное в разведывательное управление главного командования военно-воздушными силами о том, что в работе радиолокатора произошел сбой, длившийся почти четыре минуты, но теперь все системы работают исправно. Система ПВО проверила сигналы маячков всех самолетов, находящихся в регионе, убеждаясь, что среди них нет нарушителей, но Орлов сразу же понял, что сбой в работе локатора произошел по вине "Ил-76Т" из Берлина. Теперь самолет находился в воздушном пространстве России и направлялся на запад. До встречи с составом, если такова была цель незваного гостя, ему оставалось лететь меньше часа.

Орлов тотчас же позвонил Григорию Стенину, сменившему Титова в центре связи, и попросил связать его с главкомом войск ПВО. Ему ответили, что генерал-полковник Петров на совещании.

– Это срочно, – настаивал Орлов.

Росский попросил у Ивашина наушники.

– Разрешите попробовать мне, – предложил он.

Орлов ждал, держа трубку у уха. Росского тотчас же связали с генералом Петровым. От Орлова не укрылся торжествующий блеск в глазах полковника.

– Товарищ генерал, – сказал Росский, – с вами хочет переговорить генерал Сергей Орлов, начальник Операционного центра в Санкт-Петербурге.

– Благодарю вас, полковник, – ответил Петров.

Орлов на мгновение лишился дара речи. Он, глава разведывательного ведомства, внезапно почувствовал себя совершенно беззащитным...

Орлов рассказал маршалу про "Ил-76Т", и Петров ответил, что в воздух уже подняты два "МиГа", которым приказано заставить нарушителя сесть, а если он откажется – сбить. Положив трубку, Орлов, не отрывая взгляда от лица полковника Росского, подошел к нему.

– Благодарю вас, – сказал генерал.

Росский расправил плечи.

– Всегда рад вам помочь, товарищ генерал.

– Мы с генералом Петровым – близкие друзья, полковник.

– Рад это слышать, товарищ генерал.

– А вы с ним знакомы? – продолжал Орлов.

– Никак нет, товарищ генерал, – ответил Росский.

– В таком случае, объясните.

Хотя голос Орлова оставался тихим, это была не просьба, а приказ.

– Я вас не понимаю, товарищ генерал.

И тут Орлов со всей определенностью понял, что разговор Росского с Петровым, а теперь с ним является игрой. Но он не собирался прилюдно выяснять с полковником, кто из них главный, тем более что в этом противоборстве он мог потерпеть поражение.

– Понятно, – сказал Орлов. – Выполняйте свои обязанности, полковник.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – ответил Росский.

Орлов вернулся на свое место. У него крепло подозрение, что даже его назначение на эту должность было частью какой-то большой игры. Ловя на себе брошенные украдкой взгляды Делева, Спанского и других сотрудников, генерал гадал, кто из них остается предан ему, кто в игре с самого начала, а кто, подобно Петрову, подключился к ней в течение последних нескольких часов. Масштабы обмана поразили его, однако гораздо более сильную боль причинила мысль о том, что друзья отвернулись от него, заботясь лишь о собственной карьере.

Орлов вернулся на свое место позади ряда компьютеров. Однако за последние несколько минут многое изменилось. Центр силы ощутимо сместился в сторону Росского. Орлов чувствовал, что ему нужно вернуть в свои руки ускользающую власть. Он никогда в жизни ни перед чем не отступал и сейчас также не собирался сдаваться без борьбы. Но Орлов понимал, что в первую очередь необходимо обезвредить Росского, и в самое ближайшее время, причем сделать это нужно в открытую. Он не может сражаться с полковником его же собственными методами.

В конце концов Орлов пришел к выводу, что у него остается только один путь. В этот момент Ивашин доложил Росскому, что сотрудник местной милиции Ронаш только что позвонил в центральное управление милиции Санкт-Петербурга.

Взяв наушники, Росский прижал их к уху и молча выслушал доклад сержанта Лизичева о том, что видел Ронаш.