— Что-то еще, Анна Эдуардовна?

Я нервно сглатываю и мотаю головой, а после прошу отвезти меня и высадить чуть дальше. Руслан пожимает плечами и заводит машину. Когда через квартал он не останавливается и едет дальше, внутри зарождается паника. На светофоре дергаю двери, но они не поддаются. Заблокированы.

— Руслан, куда ты меня везешь?

— К себе, — парень снова пожимает плечами. — Хотел оставить все, как есть. Не получится.

Хочу уточнить, что он имеет в виду, но парень начинает говорить сам.

— Я же понимаю, зачем это все, — он кивает назад. — И почему ты попросила высадить тебя дальше. Он дома? — Руслан снова переходит на ты. — Я не дурак, Аня, я знаю этот затравленный взгляд и знаю, как выглядят синяки, оставленные после бурной ночи. Он бьет тебя, а ты боишься уйти. Или же тебе некуда. Нет родственников, друзей и просто хороших знакомых.

Руслан попадает точно в цель, но я не хочу ему в этом признаваться. Отворачиваюсь к окну и прислоняюсь к нему лбом. По щекам текут горячие слезы. Я так стала сопротивляться. Думать. Нервничать. Бояться. Я покорно еду туда, куда меня везет Руслан и надеюсь, что муж не позвонит. Он не звонит, видимо, хочет поиздеваться надо мной. Или искусно отомстить, едва я переступлю порог дома.

Когда мы приезжаем, Руслан снимает блокировку с двери, выходит из машины и, открыв дверь, помогает выйти мне. Поднимаю голову вверх и смотрю на новенькую многоэтажку. На входе консьержка здоровается и спрашивает, с ним ли девушка. Руслан кивает и берет меня за руку, которую я почему-то не выдираю. Нет сил. Ни на что, черт возьми, нет сил. Хочется закрыться от проблем мира и просто жить дальше, не думая о том, что ты в чем-то виновата.

Дверь квартиры Руслан открывает своим ключом, пропускает меня вперед и помогает снять пальто. Только сейчас я думаю, что он может жить с мамой, но в доме, кажется, никого нет. Парень проводит меня на кухню, усаживает за красивую барную стойку и спрашивает:

— Чай будешь?

Киваю. Согреться и правда не помешает. Руки холодные, щеки горят от возбуждения и осознания, что назад дороги нет. Я не смогу вернуться к мужу, потому что тогда он размажет меня по стенке. Не прости того, что я не смогу объяснить ему где была. А я не смогу. Что скажу? Нашла подработку, чтобы уйти?

За воспоминаниями и мыслями о будущем, не сразу понимаю, что кухня выглядит не так, как должна. Она явно принадлежит женщине, что меня напрягает.

— Руслан… — я обвожу взглядом помещение и парень, видимо поняв мой немой вопрос, отвечает:

— Я живу с мамой. Она в командировке еще три дня, поэтому…

Я киваю. С мамой, я не ошиблась. А если бы она была дома? Он бы тоже привез меня сюда? И что потом? Как бы я, взрослая женщина, объяснила едва ли не своей ровеснице, что делаю рядом с ее сыном.

— Я бы не привез тебя сюда, будь она дома, — комментирует Руслан. — Знаю, что тебе это не понравилось бы.

Он ставит передо мной чашку с чаем, а сам достает из холодильника коньяк и пару стаканов.

— Я не пью, — отказываюсь от предложения.

— Зря, — говорит он. — Тебе бы не помешало.

Я лишь пожимаю плечами, наблюдая за тем, как парень наливает янтарную жидкость в стакан и выпивает залпом. Бутылка отправляется в холодильник, а я невпопад думаю, что Ваня бы ее закончил. Допил бы с закуской в тот же вечер, как открыл.

— Расскажи мне, — просит Руслан. — Я хочу тебе помочь. Ты бы видела себя в машине, — говорит он зло и сжимает кулаки. — Он часто бьет тебя?

Руслан

— Не часто, — тихо произносит она. — Иногда. И я в основном сама виновата.

Пиздец!

Я не решаюсь сказать этого вслух, но слушать, как она оправдывает ублюдка, что способен поднять руку на женщину, невозможно. Он что, настолько запугал ее и запудрил мозги, или она правда его сильно любит?

— Виновата в том, что он бьет тебя?

— Да, — кивает. — Я нарываюсь.

— И как же?

Я говорю спокойно, хотя на самом деле единственное, чего хочется — запрыгнуть в машину, доехать к ее дому и достать этого урода оттуда.

— Откровенно одеваюсь или не слушаю, что он говорит, — она пожимает плечами, а я бросаю взгляд на ее “откровенный” прикид.

Вот это, блять, откровенный?

Она в каком веке родилась? Молодая же совсем, а одевается, как старушка. Еще и откровенно?

— Или когда Ваня выпьет, — уже тише добавляет она.

А вот это уже интереснее. И гораздо реальнее. Пьет он, значит, и поднимает руку на свою женщину.

— Ты с ним, потому что любишь? — уточняю.

Я не готов услышать от нее ответ, но все равно спрашиваю. Не готов, потому что если любит, помочь ей может только психолог. А пойти она к нему может только по собственной инициативе.

— Раньше любила, — говорит Аня. — Сейчас же… — она замолкает. — Скорее нет, чем да. Он просто близкий мне человек, Руслан. И я не понимаю, почему он так… так поступает со мной.

— Потому что ублюдок, — на этот раз я говорю это, а не думаю.

Аня открывает рот, чтобы возразить, но замолкает, просто кивая. Вот так, да, соглашайся со мной, потому что я не собираюсь искать оправдания твоему долбоебу мужу.

Мы молчим. Я чувствую жгучую потребность выпить еще. И желательно чего покрепче. Нахерачиться, чтобы подумать, что говорить дальше. Не делать, потому что поступки мне совершать проще, чем сложить буквы в слова, а те в красивые предложения. Я чертовски привык без договоренности делать то, что считаю нужным: подарить девушке цветы, украшения, решить ее проблемы, даже если она не распространяется о них.

Это было просто до нее. Сейчас мне кажется все таким сложным. Я банально не знаю, как подступиться и какие слова подобрать. А что Аня не захочет без слов я знаю, потому что и так половину решил за нее.

 — Нальешь мне? — вдруг просит она.

Киваю и подхожу к холодильнику. Там стоит бутылка ликера, но Аня лишь мотает головой и просит:

— Покрепче.

Я наливаю в стакан виски. Себе и ей. Она залпом осушает напиток и чуть кривиться, явно не привыкла к подобному. Спрашивать, как ее занесло к алкашу-мужу не стану, потому что хочу, чтобы она забыла о нем, а не вспоминала раз за разом и сомневалась.

— Зачем ты это сделал? — как-то обреченно спрашивает она после третьего стакана.

В ее глазах появились искры, она стала улыбаться и перестала напрягаться в моем присутствии, едва я приближался к ней хотя бы на сантиметр ближе.

— Ты боялась выйти из машины, — сухо комментирую правду. — И он явно специально пришел пораньше. А еще точно не знал о твоей подработке. Я прав?

Она кивает. Не пытается соврать, а просто соглашается со мной. Лучше было, если бы я ошибся. Если бы он ее и пальцем не трогал. Тогда я принес бы ему свои извинения и отвез ее домой, возможно даже купил бы мужику бутылку вискаря в качестве извинения, а так… я же даже не знаю, о чем она думает. Не считает ли, что обязана мне за то, что я забрал ее. Не уверена ли, что из-за помощи я стану пользоваться положением и приставать к ней.

Последнее, чего я хочу, чтобы она отталкивала меня из-за уверенности, что все ненадолго и вообще...

Да пиздец! В голове творится черти что, я не понимаю, в какую сторону мыслить и что предпринимать. А еще Аня снимает с себя теплую кофту, оставаясь в тоненькой маечке на бретельках.

Моему взору предстоит ее высокая грудь на вскидку второго, возможно третьего размера, худые плечи с выпирающими костями и ключицы. Она слишком худая, но возбуждает от этого не меньше. Я наливаю еще по стакану.

Знала бы она, что именно я чувствую, пока она сидит, обхватив себя руками, и думает, как быть дальше. Наверняка тогда она обозвала меня извращенцем, натянула кофту обратно, застегнула бы ее на все пуговицы и сидела, скорчившись, на табуретке. Но я молчу. И упорно пытаюсь так открыто не пялится на ее фигуру.

— Я собиралась уйти от него, — говорит она, делая большой глоток из стакана.

На столе почти нет закуски. Я лишь нарезал сыр кубиками и положил фрукты, но она едва притронулась к винограду, отчего теперь смотрит на меня затуманенным и захмелевшим взглядом, да и слова, слетающие с ее уст, путаются.