Её “Ванюш” больно ударяет по нутру. Хочется взять ее допотопный кнопочный телефон и разбить его о стену, настолько не хочется слышать, как она произносит чужое имя. Не мое. Еще и тянет его так мерзко “Ваню-ю-юш”. Тьфу. Что это за имя у мужика “Ванюш”? Как говняш, ей богу.

— Жаров, отойди!

Командует. Чувствует себя победительницей, главной в этом положении. Ни-хре-на! Хватаю ее за руку и чуть тяну на себя. Аудитория закрыта, сюда никто не войдет, мы одни и кричать она вряд ли будет. Сейчас плевать на то, что у нее есть этот “Ванюш”. Не будет, если есть. Все кости ему переломаю, но ее заберу. И главное, раньше ничего подобного не испытывал. Не хотелось так сильно схватить девушку в охапку, перебросить через плечо и утащить к себе, как в былые пещерные времена.

— Кто он такой? — вместо того, чтобы отойти и последовать ее просьбе, задаю вопрос.

Хочу знать, что это за хлюпик у нее, что позволяет ей работать среди молодых студентов. Или он не видит ее? Слепой? Она же не может работать там, где ее каждый час раздевают глазами, а многие в мечтах доходят не только до стриптиза, а и до чего побольше.

— Кто?

— Ванюш твой, — язвительно отвечаю и даже кривлюсь, потому что от одного упоминания имени другого мужика, становится неприятно.

Вот странно, да. На других, с кем был в отношениях, было наплевать. Хоть с толпой пусть перетрахается — насрать было, а тут… Она же даже не его. И повода ему не давала, чтобы можно было записать ее в свои девушки. Или хотя бы любовницы. Держится отстраненно, а там в машине и вовсе едва не заплакала. Так противен ей был?

Отчего-то это взбесило и захотелось проверить, но пришлось сдерживаться. Напугать ее своим напором хотелось меньше всего.

— Муж мой, — она гордо вскидывает голову и сверкает взглядом.

Муж. Сука, муж. Откуда у нее муж вообще?

— Муж? Тебе лет-то сколько, Анна Эдуардовна?

Не верилось, что она может быть замужем. Где-то в другой реальности, возможно, но в этой. Она ведь такая… хрупкая, нежная, маленькая, что ли. Молодая, вот! Какое замужество? В ее годы девчонки по дискотекам гоняют и Дайкири у бара пьют, а не надевают строгий костюм и идут читать лекции.

— Ну уж явно больше, чем тебе! — огрызается мне и чуть дергает рукой, чтобы освободиться.

Не отпускаю, держу ее крепче, чтобы не могла вырваться и толкаю на стол, усаживая ее на скользкую поверхность. Устраиваюсь между ног и приближаюсь настолько, насколько это возможно и насколько она позволяет.

— Студент Жаров! — восклицает. — Вы что себе позволяете?

И дрожит. Ведет плечами, чтобы успокоиться и смотрит на меня как-то странно. Ждет чего-то?

Пока она думает, что я ее отпущу, я любуюсь ею. Ее большими глазами и пухлыми губами, которые она чуть прикусывает зубами. Так и хочется впится в них и…

Стояк больно царапается от тесные для него брюки. А Анна, судя по всему, даже не подозревает, что со мной происходит, как меня ведет от нее. От ее запаха, забивающего ноздри. Я минут двадцать держал двери в машине открытыми, чтобы выветрить ее из салона и из головы. Не получилось. Ее цитрусовый запах никак не выветривается из воспоминаний. Я помню каждую нотку до малейших подробностей, хотя сейчас можно не вспоминать, а вдыхать на полную.

Что я и делаю.

Сгребаю Аню в охапку и утыкаюсь носом ей в шею, втягиваю запах и дурею. Вот так просто тащусь от нее. Член вмиг наливается кровью еще больше, и я, не в силах сдерживаться, толкаюсь чуть вперед, утыкаясь стояком ей в промежность. Она ойкает и расширяет свои невозможные глаза от удивления.

— Чувствуешь? — шиплю ей и с завожу руку за талию, поглаживая ее по спине. — Я охереть, как хочу тебя.

— О-о-о-тпусти, — тянет Аня, но я просто не в силах.

Больше не думая, что делаю, завожу руку ей за затылок и резко толкаю на себя, впиваясь поцелуем в губы. Она мягкая и податливая, а еще явно шокированная и не понимает, что вообще происходит и почему я позволяю себе это. Я и сам не знаю, обычно никогда не веду себя так с девушками. Необходимости нет. Они сами вешаются мне на шею, сами целуют и лезут туда, где сейчас штаны буквально трещат по швам.

Она ничего этого не делает и доводит меня до состояния, когда я соображаю не то, что плохо, а херово. Я целую ее и впервые мне так охренительно хорошо. Нет, я понимаю, что целовать замужнюю женщину, к тому же, если она преподавательница и не очень “за” плохо. Но поделать с этим ничего не могу. Внутри сжигает огонь желания, руки сами тянутся к ее груди.

Кажется, Аня отмирает, потому что как раз в тот момент, когда я касаюсь ее груди рукой, она с силой толкает меня, а после врезает по щеке с такой силой, что она даже чуть немеет.

— Ты что себе позволяешь, сопляк? — возмущенно произносит она, называя меня так, как когда-то называл отец.

Спрыгивает со стола и идет к своему месту, чтобы забрать сумку. В этот момент снова звонит ее телефон, но она раздраженно сбрасывает звонок и поворачивает голову в мою сторону.

— Еще раз, Жаров… еще раз ты посмеешь прикоснуться ко мне.

Она вытягивает руку вперед и тычет в меня указательным пальцем, зло говорит, буквально выплевывая каждое слово, но обращаю внимание я отнюдь не на это. Она дрожит, но старательно старается скрыть это. А еще ее глаза лихорадочно блестят, а щеки покраснели. Неужели она…

Аня хватает со стола сумку, запихивает туда телефон и, перекинув ее через руку, следует к двери.

— Анна Эдуардовна, — останавливаю ее обращением. — Ты можешь сколько угодно отталкивать меня, но я же вижу, что ты хочешь. И мужа у тебя никакого нет! — говорю уверенно, скорее убеждая в этом себя, чем ее.

— Есть, — произносит она как-то тоскливо, что ли.

После поворачивает ключ в замке и толкает дверь, выходя в коридор. Я же остаюсь в аудитории потому что, во-первых, идти неудобно, а во-вторых… я пиздец, как хочу ее, и это единственное место, где пахнет ею настолько, что я могу думать. О ней. О нас. О том, что сделаю, что угодно, лишь бы этот “Ванюш” вдруг свалил. Осталось только узнать, кто же это.

Аня

— Анна Эдуардовна, — Валерия Степановна перехватывает меня у двери, ведущей на выход из университета.

Мои пары давно закончились, но я позволила себе посидеть на кафедре лишний час и подумать обо всем, что произошло. Мои губы до сих пор горят после настойчивого поцелуя Жарова, и я понятия не имею, как от этого избавиться. Как убрать то и дело всплывающие воспоминания. Я не хочу их видеть перед глазами, жажду забыть, но не могу, сама не зная почему.

— Да, Валерия Степановна.

Ее сегодняшнее откровение поразило меня до глубины души. Я не ожидала того, что она признается в насилии, расскажет о том, что случилось с ее жизнью. Наверное, нужно быть слишком смелым человеком, чтобы такое сделать. Я отнюдь не такая смелая и ни в чем признаваться не хочу, потому что боюсь. Валерия не знает моего мужа, а он может быть по-настоящему разъяренным.

— Пройдемся вместе? Я тут подумала, нам же все равно по пути.

Отказывать ей не вижу смысла, да и выглядеть это будет как-то некрасиво со стороны, поэтому киваю и шагаю рядом с ней. Я жду, что она начнет разговор о муже, о насилии, но Валерия просто рассказывает о своих студентах. Говорит о парах и о том, что сегодня она очень устала, потому что студенты сорвали лекцию.

— И все из-за этого Жарова, — с запалом произносит Валерия, вынуждая меня нехотя, но вспомнить Руслана.

— И что он сделал? — аккуратно уточняю.

— Пришел на пару злой, как сам черт, — рассказывает она. — Понятия не имею, что с ним произошло, но сразу стало понятно, что можно ждать беды. И действительно! — восклицает Лера. — Они с Прокофьевым что-то не поделили и завязалась драка.

— Что, прямо в аудитории?

— Да, Жаров встал и врезал Прокофьеву, представляешь? А потом еще и меня послал за замечание, — уже тише произносит она. — Влюбился он, не иначе, — заключает Лера.