Я вскрикнула и бросилась к огню — но достать Дамика уже не могла. Я могла только с ужасом смотреть, как он чернеет и корчится, как он сгорает в пламени и испытывать при этом почти всепогорщающее отчаянье. Как будто ничего хорошего больше в жизни не будет.

Сноп зеленых искр улетел в небо, и я повернулась к темной женщине. Теперь ее лицо не казалось мне прекрасным. Его черты вытянулись, заострились, и она стала напоминать хищную птицу.

— Мара — это ты.

Неведомо откуда взявшиеся черные кожистые крылья поднялись за ее спиной. Я помнила их по своему кошмарному сну. Теперь сомнений не оставалось.

— Ну да, — улыбнулась она и поднялась в воздух, похожая на гигантскую летучую мышь. — И что?

— Я знаю, что ты могла бы попытаться… излечиться. Исправить свою природу. Неужели тебе нравится приносить кошмары в чужие сны? Пугать детей?

— От детей исходит очень чистая энергия страха. Сладкая, вкусная и питательная. Она напитывает меня сверху донизу. Зато со взрослыми интереснее, — добавила мара, кружась надо мной. — Ты говоришь, что я должна излечиться, но я не больна. Такова моя природа. Ее не изменить.

В моей голове тот час же вспыхнуло имя, которое я услышала от леди Марв на собрании клуба вышивальщиц.

— Оливия Максвел! Она смогла стать нормальной.

— Оливия Максвел? — мара явно была позабавлена. — Ты, как и все, поверила в эту сказочку? Дочка потомка отца-основателя только сделала вид, что отринула свою природу. Потому и уехала. Но не на юг, как все думают, а, наоборот, на север. Впрочем, там тоже много городов и деревень. И детей тоже много. Она нигде надолго не задерживалась. Потому и не возбуждала подозрений.

— Ты так много про нее знаешь… — прошептала я.

Черные крылья мары хлопали прямо надо мной, обдавая ледяным воздухом. Хотелось опуститься на корточки, обнять себя руками и спрятать голову в коленях, лишь бы не видеть этого парящего в небе темного силуэта.

— Разумеется. Разумеется, знаю, — издеваясь, повторила она. — Ведь моя девичья фамилия — Максвел.

— Ты ее дочь… Ты сюда вернулась…

— Меня всегда тянуло в родные места.

— Неужели ты не хочешь все исправить?

— Мне нечего исправлять, Яна Ершова. Кошмары — наша марная природа, наше нутро. Вот и дочь моя скоро станет такой. Я ждала, когда она войдет в возраст, когда ее можно будет инициировать. Что ж, этот час настал. Мне ничего не нужно исправлять, Яна Ершова… Кроме тебя. Ты ворвалась в жизнь Тео, как ураган. Нашила своих медведей, навела свои порядки. Украла доверие Брианны. Ты — недоразумение, досадная помеха… А помехи, как ты знаешь, устраняют.

Мое горло свел резкий спазм боли. От ужаса, который наводила эта женщина, я в буквальном смысле не могла дышать.

Этого просто не может быть. Не может…

— Знаешь, я никогда не любила его так, как он меня, — задумчиво продолжила мара. — Марна природа сильнее любви. Даже материнской, не говоря уже о любви к мужчине. А он был для меня лишь средством вернуться сюда, в этот город, и не вызывать подозрений. Не подумай, что я ревную… И все-таки я бы предпочла остаться в его жизни единственной и неповторимой. Да, так и будет. Уверена, он быстро забудет тебя, и вспомнит, как любил меня. Ему все же лучше быть вдовцом. Вот видишь, как печально для тебя выходит, Яна… Нет тебе места в этом мире. Везде ты мешаешь.

— О боже… — прохрипела я. — О боже… Чантэль Рутланд. Но ты ведь умерла!

Она некоторое время молчала, а когда заговорила, голос ее звучал глухо, как из склепа:

— Он начал догадываться. Подозревать, что у меня есть секрет. Само собой, ничего плохого он помыслить не мог, но… Он ведь дотошный и принялся бы копать, пока не докопался до правды. Поэтому мне пришлось подстроить свою смерть. Это было несложно. После этого мне оставалось только дождаться, когда Брианна войдет в возраст инициации. Бонна Зелиг приглядывала за ней и делала все, чтобы моя дочь… Развивалась в правильном направлении, скажем так… Я приходила к ней и контролировала процесс. Все было хорошо. Пока не появилась ты.

Мне казалось, что от накатившего ужаса я сейчас поседею.

— Брианна! Брианна тоже станет марой?

— Конечно, станет, — спокойно ответила Чантэль. — Время ее инициации пришло.

— Как ты можешь? Ведь она — твоя дочь!

— Наш род не прервется. Она станет той, кем ей суждено было стать с самого рождения.

— Ты не сделаешь этого! Теодор тебе помешает! Я тебе помешаю!

— Ты серьезно хочешь мне помешать? — мара по-птичьи склонила голову набок и улыбнулась, показав острые зубы. — Тогда попробуй… проснуться.

Теодор

Венто мчался по снежной равнине во весь отпор. Под действием заклинательных рун, что я начертал, снежный буран быстро прекратился — не прошло и получаса.

Благодаря тому, что произошло между мной и Цици, мой магический резерв восполнился с лихвой. Силы было сколько угодно, попадись мне на пути стая зомби-вербэров, им бы сейчас не поздоровилось. Сейчас я мог все.

Единственное, чего не мог — так это разбудить свою жену.

Прильнув ко мне, Цици плавно покачивалась в седле. Ее глаза были закрыты, а пушистые ресницы отбрасывали тени на бледные щеки, неотличимые цветом от снега.

Она была так прекрасна… Так любима и желанна… И совершенно беззащитна.

Каких только заклинаний я не перепробовал, чтобы разбудить ее там, в сторожке после нашей ночи.

Единственной ночи, которая стоила всех ночей не с ней. Ради такой ночи стоило ждать. Этой ночью она стала моей, и душой и телом. Моя жена. Моя женщина.

Ее приворот больше не имел надо мной власти. В этом не было ни капли магии.

Я полюбил ее по-настоящему. И был готов на все, чтобы ее не потерять.

Я слышал о людях, которых мара погружала в сон, от которого не проснуться. Они выглядели совсем, как мертвые — были холодны и не дышали.

Цици была теплой, ее ресницы дрожали, а нежное тихое дыхание набатом отдавалось в моей груди.

Она пока что неокончательно погрузилась в царство мары — обитель страшных кошмаров. Она еще могла проснуться.

Шанс был. Если я в ближайшее время узнаю имя злобной твари с черными кожистыми крыльями. Как жаль, что мы с Цици теперь не могли провести совместный ритуал магического отлова!

Мара сделала все, чтобы этому помешать: запутала дорогу, наслала буран и, чего я уж совсем не мог ожидать, подняла из мертвых чудовищного медведя.

Она нагрянула в сон моей жены, которую я сжимал в объятиях, и заключила ее внутри этого сна.

Женщина в черном платье, которую я видел только лишь со спины, была сильна и неуловима. Как-то по-особенному неуловима для меня.

Нехорошие, отчаянные мысли клубились внутри темным горьким дымом… И, словно какой-то до боли знакомый, но злобный голос нашептывал:

— Ты потеряешь Цици, как потерял Чантэль… Ты потеряешь… Но не только ее… Сегодня ты потеряешь все…

Лучи солнца были золотисто-розовыми. Казалось, что Трентон купается в этом теплом и ласковом свете. Медленно наступало утро нового дня, из тех, когда кажется, что все будет хорошо и все по плечу. Но в мое сердце все сильнее вгрызалась тревога.

Она усилилась, когда я увидел, что ворота замка раскрыты настежь.

На Трентоном нависло что-то недоброе. Теперь я явственно это ощущал. Я привык, что родовой замок — это моя крепость, защищенная многоступенчатой магической охраной.

Сейчас охраны я не чувствовал. Обострившимся чутьем оборотня я чувствовал только одно — опасность.

Брианна.

Нет, моей дочери сейчас не поможет, если я в одно мгновение спячу от безумного страха за нее. Я должен сохранять спокойствие. Ради нее и Цици.

Во внутреннем дворике замка всегда было людно: слуги сновали туда-сюда по хозяйственным делам. Сейчас здесь было пусто. Эта пустота и тишина была откровенно нехорошей, пугающей.

Меня никто не встречал.

Придерживая спящую девушку, я легко спешился, а затем подхватил ее на руки. Цицинателла была легкой, как пушинка.