Тварь, которую я долгое время любил, принимал за человека и о которой безутешно горевал, не убежит от меня. На сей раз не убежит!
И больше никогда не вторгнется ни в чей сон.
Визжа отвратительно, как обезумевшая свинья, мара билась, царапалась и плевалась в разные стороны сгустками темной магии просто так, наугад. Свободным крылом она со всего размаху ударила мансардные окна. Стекла задрожали в потолке, а в следующее мгновение туда попало ее темное разрушительное заклятье. И потолок рухнул на нас тысячей осколков дерева и стекла, заряженных взрывной магией.
Я успел. Бросился к недвижимо лежащей беззащитной Брианне и укрыл ее от смертоносного града своим телом, которое в секунду послушно трансформировалось в мохнатое тело вербэра.
Шкура этих зверюг ведь прочнее стали — что там какой-то рухнувший потолок.
Мара же коротко взвизгнула, но укрыться в коконе своих крыльев не смогла. Она просто не смогла, не успела сложить их. Острый осколок деревянной балки вонзился ей в спину точно между распластанных крыльев, как огромный осиновый кол.
Убедившись, что заклятья развеялись, а потолок больше не падает, по усыпанному осколками дерева и стекла потолку подошел к ней, и лапой перевернул на спину.
Оказалось, что мару, как и вампира, можно убить деревянным колом в сердце.
Моя первая жена была мертва. Теперь по-настоящему мертва.
Все было кончено.
Я перекинулся в человека за секунду, не больше — такого со мной еще не бывало. В один прыжок подскочив к Брианне, принялся разрывать путы темной инициирующей магии. Они таяли под моими руками, как клочья черного тумана.
Когда последний обрывок растворился в воздухе, моя девочка открыла свои чистые глаза, и я не смог сдержать слез. Крепко прижимал ее к себе, грозя задушить в объятиях.
— Папа… — чистым звонким голосом сказала Бри. — Папа, мне приснился такой страшный сон… Словно у меня стали расти крылья… Но они были не белые и пушистые, как у ангела, а черные, клейкие… Такие противные на ощупь, папа… Как хорошо, что ни не успели отрасти в этом сне и я успела проснуться…
Она не знала! Слава богам, она так и не узнала того, что ее главным кошмаром оказалась ее физическая мать!
— Больше никогда, слышишь? — прошептал я. — Пугалище больше никогда не побеспокоит тебя.
— Я тебе верю, — серьезно сказала она. — Папа… а где Цици?
Я вынес ее из мастерской на руках, развернув таким образом, чтобы она не увидела темное крылатое тело в осколках. Спускаясь по лестнице, вжал ее головку в свое плечо — она не должна была видеть то, что осталось от ее «доброй» гувернантки.
В самом низу лестницы мне повстречались Джьюд и Колла. Оба выглядели совершенно не сонными, но при этом страшно испуганными.
— Господин! — завопил верный дворецкий. — Бонна Зелиг, господин! С ней что-то не в порядке. Колла увидела, как она занимается темной магией и тотчас же прибежала ко мне! Как хорошо, что вы вернулись, милорд Рутланд. Нужно срочно изолировать эту шаманку от Брианны и провести большую проверку.
— Она опасна, господин эсквайр! — вторила ему озабоченная камеристка Цици. — Изрезала всех игрушечных медвежат маленькой леди. Я сама, сама видела! Странная женщина. Крайне странная, я вам скажу!
— Джьюд и Колла… Больше она не опасна, — твердо ответил я.
— Папочка! — зарыдала Бри, едва заслышав про медвежат. — Как же так, мои мишки? Мои любимые мишки, которых сшила мне Цици…
— Не плачь, ягодка, — я осторожно погладил ее по голове. — Цици сошьет тебе еще.
Пожалуй, только это ее и успокоило. Колла взяла мою дочку на руки и принялась ласково утешать.
Я же мчался к своему кабинету, как на крыльях. Меня вела безумная надежда.
Мара была мертва и ее темное колдовство было разрушено. Все слуги, на которых она навела сон, проснулись. Кажется, они даже не понимали, что с ними произошло.
Значит, должна была проснуться и Цици.
Дрожащими пальцами я снял собственноручно поставленные мной руны и ворвался в кабинет.
Она спала. В той же самой позе, что я и положил ее, моя любимая лежала на диванчике, даже не думая просыпаться, в отличие от остальных. Хуже того, она уже не дышала. Ее грудь не поднималась и не опускалась, а поднесенное мной к ее губам зеркальце не запотело от дыхания.
Она была бледной и холодной, как лед. Чантэль не потерпела соперницу и забрала ее с собой.
Дикий рев ярости и боли вырвался из моего горла. Кажется, я готов был сию секунду обратиться в вербэра.
Наверное, так мне было бы легче выдержать то страшное горе, что обрушилось на меня.
Несносная и дерзкая, забавная и таинственная, страстная и нежная, ласковая и чудесная… Моя Цици… Неужели я все-таки тебя потерял?
Однако перекинуться в медведя я не успел.
В дверь осторожно проскользнул Цицинателин фамильяр, панда Несквик. Переступая своими мохнатыми ножками, он с трудом влез на диван и ткнулся безжизненной девушке мокрым носом в холодную щеку.
Наверное, глупый панда подумал, что она жива, что просто спит…
Боги, боги, дайте мне сил, чтобы это выдержать!
Далее произошло следующее. Панда выставил вперед сразу обе лапы и большие розовые сердечки полетели под потолок, наполняя собой весь мой кабинет.
Невидимый хор писклявых мишек затянул тоненькими голосками свое:
— Хать-хать-хать-хать, хать-хать-хать-хать!
А я хлопнул себя по лбу.
Все возможные и невозможные заклятия пробуждения перепробовал, да?
Идиот! Какой же я идиот!
Да, я перепробовал все, кроме самого простого.
Я порывисто шагнул вперед и опустился рядом с лежащей на нем девушкой на одно колено. А затем нежно коснулся губами ее холодных губ.
И не поверил своему счастью.
Легкий румянец коснулся ее щек, а ресницы затрепетали.
— Еще… — прошептала Цицинателла, вытянув руки для объятия, но не открывая глаз.
Я обнял ее так крепко, насколько у меня хватило сил.
И в моих объятиях жена открыла свои чудесные зеленые глаза!
— Должна признать, вы целуетесь весьма… удовлетворительно, эсквайр, — слабым голосом сказала Цици.
— Значит, вы не будете меня травить зельем «Вечный сон любимого мужа»? — усмехнулся я.
— Я посмотрю на ваше поведение, — тут же отреагировала она.
Обожаю!
— Смотрите.
И я поцеловал ее по-настоящему.
ЭПИЛОГ
Статный всадник в строгой форме почетного королевского эскорта во весь отпор скакал по дорожному тракту.
Его породистая кобыла молочно-белого цвета была очень красива. Недаром на праздничных парадах, которые так любил устраивать Его Величество, восторженные зеваки засматривались не только на красивого офицера с суровым лицом, но и на его чудесную лошадь, в гриву которой были вплетены ленточки синего и красного цвета. Это были цвета государственного флага.
Молочная кобыла носила имя Вента, и у нее был брат — угольно-черный жеребец Венто. Ее наездника, красавца-офицера, звали Тристан Рутланд. Он только что вернулся из соседней страны, где сопровождал Его Величество в дипломатической поездке, и сразу же попросил увольнительную.
Тристан хотел как можно скорее увидеться со своим младшим братом Теодором. Он давно уже понял, что в письмах к нему взывать бесполезно. Эта ведьма Цицинателла совершенно околдовала его брата, оболванила своим темным приворотом… Теодор даже не попросил еще один пузырек с зельем, ослабляющим действие приворота. А это значит, дело было плохо.
Только личная встреча могла помочь… Впрочем, Тристан не надеялся, что справится с ведьмой так легко. Совершенно ясно, что абсолютно лишившийся под действием подлого приворота ума Теодор будет выгораживать эту подколодную змею Цицинателлу.
Тристан собирался действовать решительно. А именно, подвести доказательную базу под то, что темный приворот действительно имел место быть и ехать с этим к королю. Нужно обнародовать тот факт, что подлая Мередит подстроила свадьбу, судить ее и бросить в темницу.