Из ее уст вырвался легкий вздох. Скоро им предстоит покинуть Венецию. Неделя пролетела незаметно. Их короткий летний отпуск подходит к концу. Но каждый день сам по себе был сказочно чудесен, великолепен, был возвратом в их медовый месяц с той лишь разницей, что все было еще лучше, чем прежде, если такое вообще мыслимо. Он чудо, ее красавец муж. Любовь к нему была так сильна, что временами она думала, вот-вот не выдержит, и было невыносимо трудно не быть рядом с ним, ей хотелось всегда быть только рядом.

Внезапно в мозгу возникла строка из Песни Соломона: «Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне». Это была правда, именно так было с ними. Они принадлежали друг другу. И вспомнилась еще строка из той же книги Библии: «Я изнемогаю от любви». Как точно сказано. Она нередко чувствовала себя почти больной, испытывала слабость в ногах, ее всю лихорадило и трясло, томительно влекло к нему. Не было минуты в течение дня, чтобы ее тело не жаждало его рук, чтобы ей мучительно не хотелось его присутствия. Он был удивительный любовник, удивительный муж…

Анастасия была настолько поглощена мыслями о нем, что не слышала, как он встал с постели и подошел. Она удивленно вздрогнула, ощутив его сильные прохладные руки на своих нагих плечах.

– Что ты делаешь, поднявшись в такую рань, любовь моя? – теплым сладкозвучным голосом прошептал Максим в ее белокурый затылок и развернул ее к себе лицом.

– Мне не спалось, – прошептала она, касаясь рукой его щеки, устремив вверх преисполненный любви и повлажневший от эмоций взгляд.

Он прильнул к ней, она к нему, их ищущие рты сомкнулись. Максим обнял ее и прижал еще крепче.

Слившись в поцелуе, они стояли у окна. Он дал своим рукам соскользнуть по ее шелковистой спине, лечь на округлые ягодицы и потом вдавил их в себя. Тела их превосходно соединились друг с другом. Он подумал: мы единое целое – две половины. Он приоткрыл ей губы, проник в ее рот языком, чтобы коснуться ее языка. Анастасию опалило желание, она почувствовала, как внутри нее разгорается жар. От этого испепеляющего жара запылало все ее тело. Максим ощущал его сквозь тонкое ночное белье. Он отстранился, взял ее за руку и повел обратно в постель, зная, сколь сильно сейчас в ней вожделение. Они сидели на кровати, он приблизил к ней свое лицо, мягко взял губами ее губы и стал нежно посасывать, наконец они оба повалились на перину, и поцелуи их делались все более неистовыми и страстными.

Максим так же жаждал ее, как она его, но уже через несколько секунд он прервал их поцелуи и приподнялся на локте, склонясь над ней, глядя в ее сияющие глаза. Легко, нежно, как бы облетая губами ее лицо, он целовал ее лоб, веки, нос и щеки. Она раскрыла руки и потянулась к нему, и он приник к ней, опустился на нее, и сразу их поцелуи опять стали страстными. Он вминал свои губы в ее, зубы их терлись, когда он алчно пожирал ее рот. Анастасия отвечала на ласки пылко, как всегда, и встречала его страсть с темпераментом, более чем соответствовавшим его собственному. Все ее тело трепетно отзывалось ему.

Распаленный, он, на мгновение отпрянув от нее, восхитился красотой представшей его взору. Голова ее была запрокинута назад, открыв белую длинную шею. Было в этом что-то очень трогательно-беззащитное, и он приблизил губы к ее горлу, уткнулся в него лицом. Рука потянулась к ее груди, он стал нежно ее поглаживать. Сосок под его прикосновением почти сразу напрягся, отвердел и встал торчком под шелком ночной сорочки.

Он ощутил свое собственное напряжение, и его эрекция была грандиозной, как, впрочем, всегда бывало у него с Анастасией. Стон вырвался из его горла, он скользнул рукой по ее вогнутому животу вниз и задрал покрывавшую ее лоно тонкую шелковую ткань.

За время их брака Максим до мельчайших подробностей изучил ее тело, и сейчас искал главную точку, сразу нашел и стал легонько нажимать кончиками пальцев на заветный бугорок. Стон исторгся из горла Анастасии, и она слегка выгнулась ему навстречу, весь жар ее тела сконцентрировался в средоточии ее женственности.

Влажное тепло ее неотразимо влекло Максима. Он хотел уйти в нее, взять, обладать ею беспредельно, во всю мощь своих сил и до последней капли, и тем не менее сдерживал себя, чтобы дать ей первой испытать наслаждение. Он потянул за шелковую сорочку, она соскользнула с плеча, и он прикрыл ладонью ей грудь. В бледном свете утра ее плоть отливала жемчугом, и губы его ощутили прохладу мрамора. Она отозвалась на жар его рта глубоким вздохом. Неожиданно резко он сел, поднял ее и стянул через голову ее сорочку, потом – пижаму с себя; движения его были нетерпеливо-быстрыми.

Обнаженные, они вытянулись на боку лицом друг к другу, тела их соприкасались. Его темные блестящие глаза пронизывающе впились в ее глаза, от возбуждения его голос звучал низко и хрипловато:

– Я люблю тебя, Анастасия, ты даже не знаешь и не узнаешь, до чего сильно я люблю тебя, родная. У меня нет слов, чтобы это выразить. А просто сказать «я тебя люблю» как-то слишком неполно…

– Я знаю, ведь и я люблю тебя точно так же, – прошептала она, протянув руку к его лицу и ласково гладя по щеке.

Он повернул ее на спину, поднялся над нею, заглянул в ее огромные серо-синие глаза.

– Ты – моя жизнь, – сказал он.

Она полуулыбнулась ему, сладострастно вытянулась, слегка раздвинув ноги, и закрыла глаза. Он припал к ее стройному телу, наслаждаясь его совершенством и юной красотой. И стал дарить ей наслаждение, целуя поочередно груди, покуда они не стали тугими. А потом он перевел свои губы на ее живот, ведя их все ниже, ниже, ниже, пока они не угомонились между ее бедер. Он нежно ласкал ее языком и пальцами, и она открыла себя ему, излила себя ему, и мгновением позже он почувствовал ее каменное оцепенение, затем она начала дрожать, выкрикивая его имя. Ее вскрики длились и длились.

Он, опираясь на руки, навис над нею, и она любовно приняла его в лоно, лицо и глаза ее сияли восторгом. Теперь она жаждала обладать им так же, как он ею.

С долгим вздохом, похожим на стон, он глубоко вошел в нее, она разъялась надвое и соединила свои ноги у него за спиной. Он просунул руки под нее, приподнял ее ближе к себе, и они сразу попали в ритм друг друга, как это было с их первой брачной ночи. Они были тончайше сонастроены друг с другом и вместе воспаряли все выше и выше, по мере того как страсть их росла, а придя к финалу, он выкрикнул ее имя, он без этого не мог, и они вдвоем рухнули в беспредельное…

А потом они лежали в объятиях друг друга.

– Когда мы тут были в прошлом году, ты забеременела Аликс, – вспомнил Максим. – Надеюсь, дорогая, мы повторили наш успех.

– Ты и папочка тоже, – засмеялась она, опуская голову ему на грудь и по-хозяйски кладя на него руку. Она заглянула ему в глаза и сказала с насмешливой торжественностью: – К сожалению, я не уверена, что мы уже повторили. Еще нет. Не заняться ли нам опять? Замечательная штука – пытаться сделать ребеночка! Я просто представить не могу, что я делала бы с большим удовольствием.

Максим улыбнулся ей в волосы, обольщенный ею навсегда:

– Вы ненасытны, миссис Уэст.

– Если и так, то виноваты в этом вы, сэр. Не кто иной, как вы, довели меня до подобного озорства и обучили всем премудростям. – Она хихикнула, поддразнивая его, скользнула рукой по бедрам и нежно взяла его.

– Ах, какая у меня прилежная и талантливая ученица, – прошептал он невнятно, и все его существо снова возжелало близости. Он поднял ее лицо к своему, страстно поцеловал, и они опять занялись любовью.

В полдень они наняли лодку и поплыли на Торчелло, один из многих островов на лагуне, издревле населенный рыбаками. Они гуляли по древним улочкам селения, пока не пришли к их любимой маленькой траттории. Их тепло приветствовал Джованни, симпатичный хозяин кабачка, и повел в свой сад.

– Пожалуйста, Джованни, нам два кампари с содовой, – сказал Максим, когда хозяин усадил их за стол.

– Да, синьор, – ответил Джованни, улыбаясь и кланяясь, и поспешно удалился.