— Разумеется, ты ведь предупреждена, зато господин де Босир ничего не знает, придет, и тут-то его и схватят. Само собой, он не захочет, чтобы его сочли вором и повесили или приняли за соглядатая и выходили палками. Поэтому он заговорит, тем более что в признании не будет ничего постыдного. Он скажет: «Отпустите меня, я — любовник крошки Николь».

— Ваша светлость, я пойду предупрежу его.

— Ничего не получится, дитя мое. Да и кого предупреждать? Человека, который, быть может, уже выдал тебя?

— Да, правда, — изображая отчаяние, вздохнула Николь.

— О, угрызения совести — это прекрасно! — воскликнул Ришелье.

Николь закрыла лицо руками, однако сквозь пальцы следила за каждым жестом, каждым взглядом герцога.

— Нет, право, ты восхитительна, — заметил герцог, от которого не укрылись эти маленькие женские хитрости. — Эх, сбросить бы мне лет пятьдесят! Ну да неважно, черт побери! Я помогу тебе, Николь.

— Ах, ваша светлость, если вы это сделаете, признательность моя…

— Я не требую от тебя признательности. Напротив, я помогу тебе совершенно бескорыстно.

— О, как вы добры, ваша светлость! От всего сердца благодарю вас!

— Погоди благодарить. Ты ведь еще ничего не знаешь. Какого черта! Потерпи, пока не узнаешь.

— Я согласна на все, ваша светлость, лишь бы мадемуазель Андреа не прогнала меня.

— Ах, так ты желаешь остаться в Трианоне?

— Больше всего на свете, ваша светлость.

— Так вот, деточка, забудь об этом.

— Но ведь меня же не поймают во время свидания.

— Поймают или не поймают, но ты все равно попалась.

— Почему, ваша светлость?

— Сейчас объясню. Раз про тебя стало известно госпоже де Ноайль, ни у кого, даже у короля, не хватит влияния, чтобы спасти тебя.

— Ах, если бы я могла увидеть короля!

— Ну, голубушка, только этого не хватало! И потом, если уж ты не попадешься, то я тебя выдам.

— Вы?

— Да, и немедленно.

— Право, господин маршал, я ничего не понимаю.

— Мне доставит удовольствие рассказать о тебе госпоже де Ноайль.

— И это вы называете покровительством?

— Если оно тебе не по нраву, у тебя есть время отказаться от него. Только скажи.

— Нет, ваша светлость, я хочу, чтобы вы покровительствовали мне.

— Обещаю тебе это.

— Итак?

— Я все сделаю. Слушай.

— Да, ваша светлость.

— Тебя могут выгнать и посадить в тюрьму. А я тебя сделаю свободной и богатой.

— Свободной и богатой?

— Да.

— Что же нужно сделать, чтобы стать свободной и богатой, господин маршал? Говорите скорей.

— Да почти ничего.

— Но все-таки…

— То, что я тебе велю.

— Это очень трудно?

— Совершенный пустяк.

— Значит, что-то все-таки нужно будет сделать? — спросила Николь.

— Придется. Тебе ведь известно, Николь, правило жизни: ты — мне, я — тебе?

— А то, что нужно будет сделать, это — мне или вам?

Герцог с интересом взглянул на Николь.

— Черт побери! — воскликнул он. — А эта плутовка не так проста!

— Так как же, ваша светлость?

— Ну ладно, это — тебе, для тебя.

— Ага, — бросила Николь уже без страха, так как поняла, что герцог нуждается в ней. Ее изобретательный ум вовсю работал, пытаясь выловить правду среди бесчисленных уверток, которыми герцог старался по обыкновению запутать собеседницу. — И что же я должна, ваша светлость, сделать для себя?

— А вот что. Господин де Босир придет в половине восьмого?

— Да, господин маршал.

— Сейчас десять минут восьмого.

— Совершенно верно.

— Стоит мне захотеть, и его схватят.

— Но ведь вы же не захотите.

— Нет. Значит, ты пойдешь и скажешь ему…

— Что?

— Погоди. Сперва ответь, ты любишь его, Николь?

— Раз я встречаюсь с ним…

— Это ничего не значит. Ты хочешь выйти за него? У женщин бывают довольно странные причуды.

Николь расхохоталась.

— Выйти за него? — воскликнула она. — Еще чего?

Ришелье был ошеломлен: даже при дворе ему не часто случалось иметь дело с таким крепким орешком.

— Ну хорошо, ты не хочешь выходить за него, но ты его любишь. Тем лучше.

— Ладно. Будем считать, что я люблю господина де Босира, и пойдем дальше.

— Черт возьми, экая ты прыткая!

— Что поделаешь. Вы же понимаете, меня интересует…

— Что же?

— Что мне нужно будет сделать.

— Но первым делом условимся, что раз ты его любишь, то убежишь с ним.

— Ну коль вы так этого хотите, согласна.

— Э, нет, голубушка, я ничего не хочу.

Николь поняла, что поторопилась: она ведь не вызнала еще тайных намерений своего безжалостного противника и не получила от него денег.

Она тут же пошла на попятный в надежде отыграться потом.

— Ваша светлость, — покорно произнесла она, — я жду ваших приказаний.

— То-то же. Так вот, ты пойдешь к господину де Босиру и скажешь ему: «О нас все известно, но у меня есть покровитель, который нас спасет — вас от Сен-Лазара, меня от Сальпетриер. Нам нужно бежать».

Николь взглянула на Ришелье.

— Бежать? — переспросила она.

Ришелье понял, что означает ее столь выразительный и недвусмысленный взгляд.

— Само собой разумеется, — заверил он, — все расходы по путешествию я беру на себя.

Николь не стала требовать дальнейших разъяснений; раз ей обещают заплатить, значит, скажут и остальное.

Маршал чутьем угадал решимость Николь и в свой черед поспешил сказать все, что собирался; так человек, проиграв, торопится расплатиться, чтобы покончить с этой неприятной обязанностью как можно скорее.

— А знаешь, Николь, о чем ты сейчас думаешь? — спросил он.

— Нет, ваша светлость, — отвечала девушка, — но готова поклясться, что вы уже догадались, ведь вы же все знаете.

— Ты думаешь, Николь, что вот ты убежишь, а может статься, что ночью ты понадобишься своей госпоже, она позовет тебя, увидит, что тебя нет, поднимет тревогу, и тогда тебя могут поймать.

— Нет, — сказала Николь, — об этом я вовсе не думаю, потому что, поразмыслив хорошенько, я, господин маршал, решила остаться здесь.

— А если схватят господина де Босира?

— Пусть схватят.

— И он признается.

— Пусть признается.

— Но ведь тогда ты пропала, — начиная тревожиться, припугнул ее Ришелье.

— Вовсе нет. Мадемуазель Андреа очень добрая и любит меня, она замолвит за меня словцо королю. Господина де Босира накажут, а мне ничего не будет.

Маршал прикусил губу.

— А я тебе, Николь, скажу, что ты дура, — объявил он. — Мадемуазель Андреа не имеет влияния на короля, а вот я сей же час пойду и велю взять тебя, ежели ты не будешь слушаться меня. Поняла, маленькая гадючка?

— Ваша светлость, я же не спорю и не отказываюсь, я слушаю, но ведь и свой интерес блюсти надо.

— Хорошо. Значит, ты сию же минуту пойдешь и обдумаешь, как вам бежать с господином де Босиром.

— Но как же мне решиться бежать, господин маршал, когда вы сами говорите, что мадемуазель Андреа может проснуться, позвать меня, ну и все такое, о чем я даже не думала, но что вы, ваша светлость, предусмотрели, как опытный человек.

Ришелье вторично прикусил губу, но несколько сильней, чем в первый раз.

— Да, паршивка ты этакая, я все предусмотрел — даже то, как предотвратить опасность.

— И как же вы помешаете мадемуазель Андреа кликнуть меня?

— Помешав ей проснуться.

— Ничего не получится. Она просыпается раз десять за ночь.

— Ах, так у нее тот же недуг, что у меня? — невозмутимо поинтересовался Ришелье.

— И у вас тоже? — рассмеялась Николь.

— Ну да. Я тоже просыпаюсь раз десять за ночь. Только я принимаю лекарство от бессонницы. Она могла бы поступать, как я, но раз она этого не делает, за нее это сделаешь ты.

— То есть как, ваша светлость? — удивилась Николь.

— Что пьет твоя госпожа, прежде чем уснуть?

— Что она пьет?

— Да, да. Сейчас пошла такая мода предупреждать жажду. Одни пьют оранжад или лимонад, другие мятную воду, третьи…