На меня его властность врожденная не действовала, я как Маркуса с этапа тихим беспомощным пацаном запомнил, так уже никогда принцем высокородным не приму. Другое меня остановило — в глазах у него были слезы. Плакал маленький принц Маркус, и не за себя, дуралея, чья жизнь — как последний лепесток пламени на гаснущей свече, а за всех тех, заживо в факелы превратившихся. И за дубину Славко, что не упускал случая над ним поиздеваться, и за глупого доброго Волл и, что вечно уговаривал ему подпевать, и за кузнеца-славянина, ласково успокаивавшего перепуганного мальчишку, и за горожан, ему незнакомых вовсе…

Нет, не хотел он того. Не хотел и не ждал.

Отпустил я Маркуса, и тот стоял, пошатываясь, слезы глотая. Молчала настоятельница Луиза, и гордость, что на миг мелькнула в ее глазах — «поняли теперь?» — исчезала. Молчала летунья Хелен, молчал и я, глядя в окно, где били фейерверки над шумным карнавалом… Обнял я Маркуса, похлопал по спине, а потом глянул в глаза Хелен.

— Что еще ты сказать позабыла, Ночная Ведьма?

— Ты о чем, Ильмар-вор?

— Говори начистоту.

— В чем ты меня упрекаешь?

— Двойную игру ты ведешь, Хелен!

Летунья тряхнула головой, с иронией спросила:

— И давно заподозрил?

— По пути сюда, Хелен. Уж больно ловко ты сломанной рукой рычаги тягала.

Хелен молча посмотрела на свою руку. Вздохнула.

— Да, Ильмар. Нет там ни перелома, ни трещины. Только ушиб…

Настоятельница печально покачала головой.

— Решила выдать Маркуса Владетелю, — сказал я. — Мною, как ищейкой попользоваться, а чтоб уж совсем тебя не подозревал, беды не ждал — калечной прикинуться?

— Не выдать, а домой доставить, — неохотно сказала Хелен. — И тебе, Ильмар, впрямь было прощение обещано, полное. Так что я не лгала. Маркусу — прощение и ссылка, мне полная реабилитация, тебе — прощение и титул.

— И ты поверила? — спросил я.

— Да. Я не знала, что в той книге.

Маркус отошел от меня, спросил, заглядывая Хелен в лицо:

— Так у тебя была аудиенция… с Владетелем?

Летунья молчала.

Младший принц мимолетно глянул на меня. Глаза у него блестели, но уже не только от слез, но и от робкой надежды.

— Он сам сказал? Ночная Ведьма, он сам сказал, что я буду прощен?

— Нет, — неохотно сказала Хелен. — Нет, мальчик. Не он. Мне передал… человек, которому я всецело верю. Именное повеление Владетеля перехватить вора Ильмара, двигающегося в епископской карете по направлению от Брюсселя к Лиону. Объяснить ему, что единственное спасение — отыскать и доставить в Версаль Маркуса. И… и награда мне, прощение тебе, снисхождение к Ильмару.

— Владетель не лжет, — тихо сказал Маркус. — Но только если сам дает обещания.

— Тому, кто передал его слова, я верила, как себе!

— Глупые вы, женщины, — вздохнул Маркус.

Настоятельница Луиза встала, простерла вверх руки, словно призывая всех замолчать:

— Остыньте, высокородные! Графиня Хелен, тебе было поручено отбить Ильмара у святого паладина Церкви?

— Да!

В пылу перепалки я как-то не обратил внимания на эти слова Хелен. Но тут стало совсем тошно.

Церковь пыталась доставить меня в Урбис втайне от Дома. Владетель, прознав про то, послал Хелен, да и не одну Хелен, наверняка, это просто ей удача привалила, отбить меня и использовать как ищейку. Что уж говорить, Владетель поступил умнее, видно, лучше знал своего незаконнорожденного отпрыска, понимал, что тот со мной тайной никогда не поделится.

Значит, мало того, что в самой Церкви раскол назревает! Еще и власть светская с властью духовной на ножах!

И все из-за старого фолианта, что лежит у Маркуса на Слове…

— Марк! — крикнул я. — Кто учил тебя Слову? Кто? Он может забрать с него книгу?

Меня вдруг обуял страх, что мальчик по наивности об этом не думал. Но Маркус покачал головой, ничуть не удивившись запоздалой панике.

— Никто меня не учил, Ильмар-вор. Я сам… прочитал.

— Так у тебя то самое Слово? — выпалил я, уже не соображая, к чему катится мир. — Изначальное?

— Да… нет… не знаю… — Маркус смешался. — Это трудно, понимаешь? Я пробую по-разному, но Слово все еще слабое. Может быть, у меня способностей нет. Может, я просто не умею.

— Покажи мне книгу, — попросил я. — Те страницы, где описано…

— Нет!

У меня никаких сомнений не было — Маркус не покажет.

— Мальчик, — Хелен подошла ко мне, словно подчеркивала — мы сейчас действуем заодно. Маркус чуть отстранился. — Что бы там ни было, на твоей совести уже полсотни жизней. И скоро могут наши прибавиться. Что нам делать?

Маркус затравленно посмотрел на настоятельницу. И взгляд этот возымел свое действие, та вздохнула, укоризненно взглянула на Хелен:

— Графиня, чего вы требуете от бедного затравленного ребенка? Он понял, что люди еще недостойны этой святой книги. Понял, что знания, в ней описанные, не для нашего жестокого века. И сделал то, что смог придумать — убежал, унося с собой бесценное сокровище…

— Скорее — все сокровища мира, — тихо сказал я.

И вспомнился мне вдруг, встал перед глазами, старый лекарь Жан. Как он о Маркусе говорил: «Решил, кто будет для него более полезен…»

Неужели и впрямь?

Когда же он настоящий: когда по невинно убиенным плачет или когда помощников себе вербует? Или и так, и этак?

А Маркус, словно решив подтвердить мои слова, шагнул к Хелен. Опустил голову и прошептал:

— Графиня, лучше вы скажите, что мне теперь делать… Скажите…

Он вдруг вскинул на летунью сияющий взгляд:

— Давайте, я отдам вам книгу! Доставьте ее в Урбис или в Версаль! Пусть не ищут меня только…

Я мысленно крикнул: «Соглашайся!» Проверь, всерьез ли говорит! Но Хелен вздрогнула, будто от удара.

— Мне такого счастья не надо, мальчик. Я… я недостойна.

— Тогда что же мне делать? — жалобно спросил Маркус.

Вот. Уже не мы вопросы задаем, а он. Связаны мы теперь, едва узнали тайну, страшной силой святой книги. Именно страшной, прости, Господи. Рано она из тьмы вынырнула, не готовы к ней люди. Не рассказ о жизни Искупителя, Сестрой написанный, каждому нужен, а только лишь — Изначальное Слово. И пусть желание это каждый объяснит благородно и возвышенно — Владетель заботой о державе и простых гражданах, Преемник — тягой к святому. Одно, одно стоит перед глазами у каждого, знающего тайну, — горы сокровищ. Железо и сталь, медь и золото, оружие и доспехи, машины и книги, картины и скульптуры… Власть — чего стоят заносчивые маркизы и герцоги, когда в любой миг можно лишить их всего состояния?

— Раньше надо было делать… Вешаться! — рявкнула Хелен.

— Думайте, что говорите, графиня! — настоятельница вновь повысила голос. — Святая книга сама решает, когда к людям прийти! Из тьмы веков выплыла, себе хранителя избрала! И наш долг теперь…

— Луиза Миллер, баронесса Франкфуртская, вам не к лицу напыщенность и экзальтация! — бросила Хелен.

Они знакомы!

— Я давно не баронесса, милая графиня, и моя мирская жизнь…

— То-то и оно, что мирская жизнь вам покоя не дает, — устало сказала Хелен. — Ваш долг, как верной служительницы Церкви, состоял в том, чтобы со всей любовью и заботой проводить принца Маркуса в Урбис. И тем спасти множество жизней.

Женщины окинули друг друга ненавидящими взглядами.

Беда с этими высокородными! Все они друг друга знают, за каждым тянется хвост титулов, интриг, тайн. Даже помыслить страшно, что произойдет, если в их кругу окажешься.

— Тихо, тихо! — завопил я, бросаясь между Хелен и Луизой. Похоже, и старая баронесса, и молодая графиня уже были готовы выяснять отношения словно базарные торговки. — Забудем старые распри! Опомнитесь! Что произойдет, если мы доставим мальчика в Версаль или Урбис?

Маркус тихо стоял в углу, будто всецело отдался нашей воле. Ох, не люблю таких тихих и покорных!

— Смерть! — рявкнула Хелен. — Кто бы ни завладел книгой — всегда будет опасаться, что мы тоже знаем Изначальное Слово.