– Старушки хватили через край.
– Я пытался им это сказать, – проговорил я. – Без пива нет цивилизации. Пиво – источник жизненных сил общества. Они не стали меня слушать.
Туп улыбнулся:
– Фанатики. Что с ними поделать? Мы получаем по пятьдесят жалоб в день на этих религиозных маньяков, последователей Миссиссы, или как их там.
Ухмылка Тупа означала, что он не верит в действительное существование старых дам, о которых я говорил. Однако они существовали. Они стояли кучкой на ступенях Канцелярии, на несколько маршей выше Брешущего Пса, на их место никто не претендовал. Они меня не беспокоили. В разумном обществе их идеи не найдут отклика.
Пока я работал в Канцелярии, я часто виделся с Амато. Брешущий Пес изменился. Прежний пыл исчез. Я поймал его в перерыве между двумя представлениями и сказал ему об этом.
– Что происходит? Что-нибудь стряслось?
– Я боюсь.
Он не стал ходить вокруг да около.
– Боишься? Ты? Брешущий Пес Амато?
– Да. Я. Никто еще не заметил, но заметит. Ты же заметил. Что тогда со мной будет?
– А в чем дело? Что случилось? Может быть, кто-то начал преследовать его по-настоящему.
– Это из-за дочки. Я вдруг стал уязвимым. Когда я ничего о ней не знал, мне было на всех наплевать.
– Тебе ничего не грозит. Вряд ли кто-нибудь знает о ее существовании. Мы неболтливы.
Я принюхался. Что такое? Ага! Амато стал не таким пахучим, как прежде.
– Да. Я тоже так думаю. Я говорю себе: те, кто знает, порядочные люди. Тогда я начинаю бояться ее.
Я поднял бровь.
– Я обошел Веселый уголок. Я понял, что она иногда бывает в заведении этого Гулляра, а то как бы он тебя нанял. Так? – Наверняка все принимали Брешущего Пса за сыщика. – Я там торчал и торчал, и наконец мне показали девушку, которую называют Сас.
– Ну и что?
– Она выглядит неплохо.
– Я тебе так и говорил. О ней заботятся.
– Теперь я о ней знаю, но как я с ней встречусь? Я боюсь этой встречи до смерти. Что бы ты сказал своей малышке, если бы ты не видел ее с тех пор, как она пешком под стол ходила?
Сас тоже придет в ужас. В свое время. Она не знает, что ему известно о ее существовании. Я не мог решить, говорить или не говорить Гулляру. Он страшно разозлится, но я чувствовал, что лучше сказать.
– Я тебя понимаю. Но нельзя поддаваться унынию. Возможно, впереди тебя ждет важная миссия.
– Какая?
– Ты должен пойти в народ. Ходить по барам и открытым кафе.
Городские низы не помышляют о революции. Бедняки слишком заняты работой, думают только, как свести концы с концами.
Амато покачал головой:
– У меня не получится. Это не для меня.
– Как раз для тебя. Достань какую-нибудь новую одежду. Потрать немного времени и изучи сегодняшние настроения масс.
– Зачем?
Он произнес это с легким подозрением. Он все еще не вполне мне доверял.
– Зарождаются новые веяния. Пока они не очень заметны, но, возможно, за ними будущее. Тебе надо об этом знать.
Я подумал, что если он будет говорить о невыдуманных тревогах и безобразиях, то сможет стать настоящим уличным агитатором. Он знает множество людей. Он народный герой. Когда он перестал говорить о самом себе, к нему начали прислушиваться.
Сейчас он все больше рассказывает о воображаемом прошлом, но почему бы ему с такой же страстью не начать говорить о пока что невообразимом будущем?
53
Мы трепались с Брешущим Псом, и тут меня поймал капитан Туп. Он меньше всего походил на офицера Стражи, хотя и был хорошо одет. Его приспешники тоже сменили полицейскую форму на штатское платье. Одежда стала показателем намерений. Тот, кто сбрасывал красно-синий мундир, собирался работать не за страх, а за совесть. Остальные будут уволены, если только принц Руперт получит власть над городской полицией.
– Как дела? – спросил Туп.
Он даже не взглянул на Амато. Брешущий Пес притворился, что Туп невидимка. Это было хорошо придумано.
– Кое-что я вычитал. Немного. Не все так ясно, как хотелось бы. И от всего этого мало проку. В документах написано: Мы сделали то-то и то-то, но эту женщину убили, другую тоже, мы схватили злодея, повесили его и похоронили его на месте казни – и еще что-нибудь в таком духе. Ни намека на то, как остановить проклятие. В те времена проклятие не переходило от одного негодяя к другому, как сейчас. Проклятию не давали такой возможности. Наверно, заинтересованные люди лучше понимали, о чем идет речь. И само оно не было таким изощренным. И местных волшебников можно было застать в городе. На Стражу не сваливали всю работу. Когда убийства пошли по второму кругу, все поняли, что имеют дело с проклятым человеком, который вскрыл могилу первого убийцы.
И мы оказались такими же сообразительными, как наши предки. Ура!
– И с проклятием ничего не сделали?
– То-то и оно. Преступника повесили и похоронили так, чтобы могилу никто не нашел. Но, увы! Я плохо разбираюсь в колдовстве, но могу поспорить, что это проклятие обладает силой притягивать людей, пока один из них не откликнется на его зов и не примет его на себя. При этом с каждым разом оно становится хитроумнее и сквернее.
Туп задумчиво проговорил:
– А сейчас мы ничего не сможем сделать, даже если захотим. Проклятие просто некому обезвредить из-за воины.
Да, все наши настоящие, могущественные волшебники в Кантарде.
– А у вас какие новости? – спросил я. Кто знает? Может, он или его ребята выследили Уинчелла.
– Никаких следов. Мы устроим ему засаду. Уже договорились. Сегодня вечером девушка возвращается на работу. Завтра у нее выходной, следующие два вечера она работает. Дополнительный вечер на случай, если Уинчелл отложит похищение. Ваш партнер говорит, что убийца не может опоздать на два дня.
Я подумал, что Уинчелл не такой дурак, чтобы вообще идти туда, где его ждут.
Туп продолжал:
– В заведении, кроме группы прикрытия, будут лишь Гулляр, гном и три девушки, которым Гулляр доверяет, как самому себе. Уинчелл никак не сможет схватить приманку. А если он попытается это сделать, то попадется на нашу удочку.
Это если ему нужна или Конфетка, или Белинда. Но я вовсе не уверен, что Уинчелл не сможет найти других жертв. Разве только ему не везет с девушками так же, как мне.
Я не стал возражать. Этот план разработал Покойник. По всем правилам военного искусства. Мы затаимся и будем ждать, когда проклятие проявит себя. Я уже указал на очевидные недостатки такого подхода.
– А если он удерет и схватит другую девушку?
– Как только обнаружат труп, мы возьмем след преступника. Шип нанял лучших охотников из крысиного народца во всем городе. Они ждут вызова. Сейчас они бродят повсюду в надежде случайно напасть на след.
Когда все, что ни делаешь, не помогает, начинаешь делать все, что можешь. Надо отдать Тупу должное. Теперь он выкладывался на все сто.
Он спросил:
– Вы установили чародея, который создал заклинание?
– Только приблизительно. Это было давно. Раньше, чем мы думали. Чтобы сказать точно, мне надо еще кое-что перевести.
– Черт побери, скажите не точно!
– Да успокойтесь! В показаниях свидетелей, относящихся к тем далеким временам, когда впервые произошли убийства, упоминается некий Дракир Неветц. Я справился у историка. Он никогда не слышал ни о каком Дракире Неветце, но знает, что существовал некий Лопата Дракир Неветцкий, настоящий древний чернокнижник, который всегда соперничал с другим чародеем, по имени Лубок Простодушный. Коньком Дракира являлось составление столь сложных проклятии, что никто не мог их избежать.
Туп заворчал, с минуту подумал и поразил меня знанием имен. Он был лучше образован, чем я считал.
– Почему именно такое проклятие? Есть какие-нибудь намеки?
– Очень смутные. У Простодушного была дочь.
– Арахна.
– Да. Самая могучая ведьма. Если только переводчик меня не разыгрывает, оба – и Дракир, и Простодушный – гонялись за ее милостями, чтобы основать династию могущественных колдунов. Арахна предпочла собственного папочку, что привело Дракира в ярость. И, сдается мне, после этого он ее проклял.