Тут подоспел Рохля с огромной кружкой моего любимого напитка, божественного эликсира, который заставляет меня шевелить мозгами. Рохля налил его из своего личного бочонка, спрятанного за стойкой. В Домике Радости подают только пищу для кроликов или соки из нее. Морли Дотс убежденный вегетарианец.

Я сделал большой глоток горького пива:

– Рохля, ты принц. И я выудил из кармана серебряную марку.

– Ага. Стою в очереди на получение трона. – Он не стал притворяться, что ищет сдачу. Настоящий принц. За такие деньги можно купить целый бочонок, серебро нынче в цене. – Почему ты здесь, вместо того чтобы резвиться с кучей рыжих девок?

В моем последнем крупном деле было замешано множество особей этой прелестной разновидности. К сожалению, лишь с одной из них, оказалось, можно общаться. Рыжие всегда такие. Они либо чертовки, либо ангелочки, но на поверку ангелочки тоже не ангелочки. Мне кажется, это потому, что они пытаются брать за образец дам прошлых времен.

– Резвиться, Рохля? – Интересно, где Рохля подхватил слово резвиться? Он собственное имя произносит с трудом, потому что в нем больше одного слога. – Ты случайно не начал ходить в школу?

Рохля только ухмыльнулся.

Я спросил:

– Что здесь происходит, ужин Томми Такера[1]? Добродушный старик Гаррет в роли Томми?

Рохля сильнее растянул губы в ухмылке, обнажив ряд непривлекательного вида испорченных зубов, чередующихся с пустыми отверстиями. Вот ему бы как раз обратиться в веру Морли и возродиться вегетарианцем.

Плоскомордый сказал:

– Ты лакомый кусок.

– Должно быть. Притом для всех. Слыхал. что учудил Дин?

Дин – это дедок, который у нас с партнером ведет хозяйство. Ему под семьдесят. Из него вышла бы отличная жена.

Пока мы разговаривали, приятель Тарпа все набивал и набивал свою чертову трубку; никогда я не видел такой огромной трубки. Углубление величиной с ковш. Рохля притащил от стойки латунное ведро с углем. Уник медными щипцами взял уголек и поднес к трубке. И тут же выдохнул такие клубы дыма, которые могли бы нас всех подбросить к потолку.

– Музыканты, – пробормотал Плоскомордый, как будто нашел причину всех зол в мире. – Я не слышал, Гаррет. Что сделал Дин? Привел тебе еще одну кошку?

У Дина страсть собирать приблудных животных. Мне пришлось занять твердую позицию, чтобы не оказаться по уши в кошачьей шерсти.

– Хуже. Он говорит, что переедет ко мне. Как будто у меня нет права голоса. И ведет себя так, точно жертвует собой.

Плоскомордый усмехнулся:

– Займет твою свободную комнату. Негде будет припрятать лишнюю милашку. Бедный Гаррет. Придется довольствоваться одной. Ворчи не ворчи.

– Я не страдаю от избытка. С тех пор как Тинни и Уингер столкнулись у меня на крыльце, я довольствуюсь ничем.

Рохля расхохотался. Варвар.

Тарп спросил:

– А Майя?

– Не видел ее полгода. Наверно, уехала из города. Теперь я живу с Элеонорой.

Элеонора – это картина на стене у меня в кабинете. Девчонка мне нравится, но возможности у нее ограниченные.

Все полагали, что у меня очень веселая жизнь, все, кроме дружка Тарпа. Этот приятель уже не слышал никого, кроме себя. Он начал напевать с закрытым ртом. Я решил, что музыкант из него неважный. Он все время фальшивил.

Рохля перестал ржать и сказал:

– Уверен, ты замышляешь какую-то штуку. Не такую, как обычно, но все равно придется выручать тебя из беды.

– Черт возьми, я просто хотел уйти из дома. Дин доводит меня до белого каления, а Покойник не смыкает глаз – ждет, когда Слави Дуралейник что-нибудь натворит, и боится пропустить новости. Я столько терпел эту парочку, другой и половины не выдержал бы.

– Да, тяжела твоя жизнь, – съязвил Плоскомордый. – От всей души сочувствую. Знаешь что? Давай поменяемся. Я займу твою квартиру, а ты мою. Билли возьмешь в придачу.

Билли его теперешняя пассия, маленькая блондинка, но жару в ней, что в дюжине рыжих.

– Это надо понимать как разочарование?

– Нет. Это надо понимать как положение вещей.

– Все равно спасибо. Может, в другой раз. – Плоскомордый живет в доме без лифта, в однокомнатной квартирке, где едва умещается самая необходимая мебель. Я тоже ютился в такой конуре, пока не преуспел настолько, что купил дом, который мы с Покойником и занимаем.

Плоскомордый откинулся на спинку стула, засунув большие пальцы за пояс, самодовольно улыбнулся и кивнул. Еще раз кивнул и еще раз улыбнулся. Ухмылка Плоскомордого – просто чудесное зрелище. Она держится на его безобразной физиономии так долго, что Корона может объявить эту улыбку национальным достоянием. Плоскомордый считает себя чистокровным человеком, но его рост и наружность наводят на мысль, что в его родне затесался тролль или великан

– Ты не готов к сделке, Гаррет; не скажу, что я тебе сильно сочувствую.

– Я мог бы пойти в какую-нибудь занюханную пивнушку и утопить горе в спиртных напитках, плачась в жилетку участливым незнакомцам, но нет, я пришел сюда…

– Меня это устраивает, – ввернул Рохля, услышав про спиртные напитки. – Смотри только, чтобы мы тебя здесь не ободрали как липку.

Я никогда не причислял его к своим друзьям. Он просто работал у моего приятеля Морли, да и дружеские чувства Морли ко мне весьма сомнительны.

– Ты лишаешь радости Домик Радости, Рохля.

– Брось, Гаррет. Пока ты не вошел, жизнь тут била ключом.

Дружок Плоскомордого Уник уже не издавал ни звука, но продолжал усмехаться и пыхтеть, как вулкан. Дыма вокруг него хватило, чтобы я сам готов был начать мурлыкать. Я потерял нить разговора и задумался, почему это заведение называется Домиком Радости, слишком экзотическая вывеска для места встреч вегетарианцев.

Уник вдруг вскочил как ошпаренный. Он будто плыл по воздуху к двери, пятки едва касались пола. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь курил такой крепкий табак. Я спросил Тарпа:

– Где ты его подцепил?

– У Ника? Это он меня подцепил. Он и еще несколько ребят хотят организовать музыкантов.

– Все ясно.

Я понял, почему их заинтересовал Плоскомордый. Тарп зарабатывает на жизнь тем, что убеждает людей. Его методы включают и применение физического воздействия.

Два или три Морли спускались по лестнице со второго этажа, глядя, как музыкант выскакивает за дверь. Морли знал, что я пришел. Рохля сообщил ему об этом по ведущей наверх в контору переговорной трубке. Дым застилал глаза, но казалось, что Дотс не в духе.

Морли – полукровка, частью человек, частью темный эльф. Но наследственность эльфов возобладала. Он небольшого роста, складный и такой смазливый, что просто срам. И творит он сплошной срам, стоит только зазеваться чьей-нибудь жене. Морли отрастил усики щеточкой. Черные волосы гладко зачесал назад. Разрядился в пух и прах, хотя таким, как он, идет любая одежда. Он медленно приближался к нам, обнажив в улыбке множество острых зубов.

– Что здесь у вас происходит? Плоскомордый предложил грубое объяснение. Морли не обратил на него внимания:

– Ты бросил работу, Гаррет? Давно ты не наведывался.

– Зачем работать, если нет необходимости? Я пытался принять самодовольный вид, хотя мои денежные дела оставляли желать лучшего.

Содержать дом стоит недешево.

– Что-то затевается?

Морли занял стул Уника и помахал рукой, рассеивая густой табачный дым.

– Едва ли.

Я поведал ему свою печальную историю. Он смеялся от души.

– Очень красочно, Гаррет. Я тебе почти верю. Надо признать, твои истории всегда очень правдоподобны. Так чем же ты сейчас занимаешься? Сугубо секретным делом? Я не слышал ни о чем таком из ряда вон. Город хиреет.

Он столько разглагольствовал, потому что я говорил неуверенно.

– Черт! И ты туда же!

– Ты приходишь, только когда тебя надо вытаскивать из ямы, которую ты сам себе вырыл.

Это несправедливо. Это неправда. Я относился к нему так искренне, что даже ел жвачку, которую подают в его забегаловке. И однажды даже заплатил по счету.