Дейи швыряет кинжал не глядя, понимая, что уже не сможет его забрать и кидается прочь, рывком распахивая окно. От удара рамы об стену стекло трескается, раня осколками, но это такие пустяки, что можно не обращать внимания. Прыжок — и она на улице. За спиной раздается злой рев, фонари тревожно мигают, но она специально кидает прочь с дороги, петляющей между домов. Лицо и руки заливает кровь, кружится голова и сбивается дыхание, но это все неважно. Есть только одна единственная цель — выжить. Къярш жжет руку, но она уже не видит, как на лезвии клинка на мгновение проступают чуть светящиеся буквы чужого языка.

«Будьте вы прокляты. Грязный город, мерзкая страна. Прозябающие в пустоте твари. Вы, не стоящие и слезы моей. Отрекаюсь»…

Знала ли она, что судьба совершит крутой поворот и уже спустя несколько джид беглянка официально произнесет эти слова? Что путь к заветной мечте будет открыт, но устлан отнюдь не розами? Судьба щедро дает своим избранникам, но и испытывает их, как никого другого.

[1] Джаббе — наемник самой низшей категории, фактически уголовник из низов, не брезгующий никакой работой.

Прекрасное решение: я не должна быть слабой.

(с) Джон Фаулз. Коллекционер.

Прочь-прочь-прочь — выстукивает в голове навязчивыми молоточками. Как же глупо, мерзко, противно. Ноги оскальзываются на мокрой, развороченной боями земле, и Дейи чуть не падает — едва успевает схватиться рукой за ветку дерева. За спиной пока тихо, но страх гонит вперед. Ледяные пальцы вцепились в рукоять къярша так, что побелели от напряжения.

Куда теперь идти? Что делать? Сердце бьется заполошно, дышать тяжело. Растрепанные волосы хлещут по бокам. А вот и переулок, ведущий к центру города. По нему идти или рискнуть и свернуть на главную дорогу? Не хватит ли с неё неприятностей? Дейирин опустила голову, прижавшись спиной к стене. Мокрая после дождя, та приятно холодила, позволяя разгоряченному схваткой разуму успокоиться. В тусклом свете ночных фонарей клинок зловеще отливал бордовым. Кровь. Дура, клинок нужно вытереть, иначе повяжут на первой же улице! Суматошные мысли мелькнули и пропали. Накатила апатия. Она медленно наклонилась, отрывая кусок от порванной рубашки и стараясь не дрожать от холода. Плотная ткань медленно стирала уже начавшую присыхать кровь. Не думать. Ни за что не думать, иначе она останется здесь. Она убийца или жертва? Что скажут имперцы, ведь им наверняка, да нет, точно, сообщат о происшедшем.

Она была просто не в состоянии мыслить здраво, она училась сражаться, но вот убивать… убивать она не училась. Поэтому для собственного спокойствия она будет считать, что тот ублюдок просто тяжело ранен, пусть рефлексы и память подсказывают ей совершенно другое. Окровавленную тряпицу остается только сунуть в кармашек на поясе, оставлять такую улику просто нельзя. Вот только как появиться на людях с клинком наголо?

Наверное, она бы сделала куда большую глупость, вот только провидение распорядилось по- другому. Из переулка вышел отряд из девяти человек. В полутьме особенно ярко у каждого на предплечье светились толстые гербовые браслеты[1]. Дейи не успела даже испугаться, дезориентированная всем произошедшим, как почувствовала осторожную, но твердую хватку на руке.

Она хотела было рвануться, но внезапно сковывающий душу страх словно отступил, оставляя лишь легкий осадок и пришедшее на смену спокойствие. В отличие от липких грязных рук джаббе, эти руки поддерживали, не давая упасть разом ослабевшему телу. Почему так спокойно и совсем не страшно? Ведь это чужак, заставший её с обнаженным мечом, окровавленную посреди улицы…

Но, словно в ответ на её вопросы, руки разжались, позволяя отступить на пару шагов и чуть придерживая за локоть.

— Алли, что вы делаете здесь, в такое время, с оружием в руках? — у мужчины оказался чуть хрипловатый, низкий тембр голоса и странный, словно немного шипящий акцент. — Вы знаете правила комендант-джиды?

Как глупо… Вот так глупо все закончится? Почему он только так любезен? — лениво переползали мысли. Почему-то не было сил открыть рот, хотя она честно пыталась — вырвался только тихий, надрывный стон, больше похожий на скулеж.

Её тут же ухватили за плечи, повернув, словно куклу. В неровном свете мелькнули острые скулы, нос с небольшой горбинкой и глубоко посаженные глаза. На миг показалось, словно зрачок сузился в тонкую полоску, а в следующий момент — что зрачка и вовсе нет, и глаза эти затянуты прозрачной голубоватой пленкой.

— У нее шок. Шайсс! — тихая ругань, судя по интонациям.

— Дан, кровь чья?

— Какого-то идиота, — тихое хмыканье. Откуда им знать?

— Что делать будем?

Звуки вокруг начинали расплываться и непонятно, услышала она или просто показалось, как в темноте раздалось тихое:

— Отнесите ко мне в дом. Неужели вы не видите, Амриш? Она не из этого народа. Жемчужина в стаде свиней…

Чей-то хмык. Пальцы, держащие оружие, разжимают, а её легко подхватывают на руки и, наконец, смыкается благословенная темнота.

Сколько она пробыла в вязком сне — трудно сказать. Она бежала по пустынной улице, раз за разом отбивалась от чужих липких рук, смотрела, замерев, на искаженной лицо бывшей подруги. Я убила. Должна ли я была так поступить? Есть ли ответ на этот вопрос? Чего стоит чужая жизнь? Миллион вопросов и нет ответа. Жестокая мораль и тяжесть принятого решения.

Короткий росчерк неведомых рун вспыхивает перед закрытыми веками, перечеркивая сон, ломит глазницы, и её словно выбрасывает на поверхность. Слышно собственное неровное дыхание и виден свет, пробивающийся сквозь закрытые веки. Уже день? Неужели она вчера уснула с раскрытыми шторами? Дейирин пытается приподняться, но тело слишком непослушно, слабость и какая-то разбитость и… Воспоминания обрушиваются лавиной. Стук в дверь и подруга. Громилы- посланцы, предательница, бой, бегство.

Теперь глаза распахиваются сами собой, и приходится их жмурить — вся комната залита ярким дневным светом. Комната определенно не её. И никого из известных ей знакомых — неужели этот мерзавец её все-таки захватил? Но в таком случае вряд ли бы она находилась в таком… уютном месте — строптивых рабынь и наложниц любили хорошенько проучить. Пальцы невольно скользнули по телу, откидывая легкое одеяло — она была одета в странного вида пижаму — шелковая кофта песочного цвета с длинными рукавами и мягкие штаны с узкими брючинами. Как ни странно — было комфортно и не жарко. Да и что уж тут скрывать — ткань была роскошна — за всю жизнь ей, наверное, не удавалось подержать такую в руках, не то что поносить.

Дейи осторожно села, продолжая осматриваться. Прозрачно зеленоватые стены, несколько больших горшков с зелеными насаждениями, прикроватный столик, два кресла у стены и высокий комод. Строго, дорого и просторно. И к тому же спальня не была безликой — вон на столике стоит небольшая ваза с одной только-только расцветающей флорецией, лежит открытая книга. Девушка не удержалась — потянулась, ухватив кончиками пальцев твердую обложку, подтягивая её к краю столика и затаскивая книгу в постель. Впрочем, тут её ждало разочарование — язык был незнаком, имя автора ничего не говорило, но… Глаза выхватили знакомую змею в круге на форзаце обложки. Только здесь она была увенчана короной. Вернее, две змеи подпирали собой мелко прорисованный щит.

Патруль. На мгновение словно весь воздух из тела выпустили, так стало страшно. Порой стремишься к чему-то, искренне веришь — вот оно-то будет к лучшему! А потом достигаешь предела и не решаешься шагнуть за черту. Стремилась к имперцам? Добро пожаловать! Патруль её подобрал и, судя по всему, обвинения предъявлять ей не будут. Если, конечно, у имперцев нет привычек сначала дать своим пленникам расслабиться в роскошной обстановке и растерять последние мозги. «Судя по ночи, мозгов у тебя не больше, чем у этих амбалов». На мгновение накрыла дурнота и отпустила. Вместо страха и отвращения наступило какое-то радостное предвкушение, какое она не испытывала с того момента, как мать вручила ей отцовский клинок, торжественно разрешив пользоваться настоящим оружием.