Все. Теперь она полноценный гражданин Империи. Придется учиться и осваиваться в новой роли.

Придется давиться от криков по ночам — потому что забыть то, что сделала, она не в силах. И все же Дейирин не сомневалась ни на секунду, что поступила правильно. Шакалам воздаяние. Все правильно. Больно. Мерзко.

А солнце нагло сияет, разбрызгивая огненные языки по небу, стирая грусть, прекрасное, равнодушное к человеческим дрязгам и проблемам.

Друг — это одна душа, живущая в двух телах.

(с) Аристотель

Прежде чем заняться врагами, и впрямь придется привести в порядок союзников. В нынешнем виде

они меня не устраивают.

(с) Вера Камша. Отблески Этерны

Империя Льяш-Таэ, столица Сьяншэс, императорский дворец

Тишина. Прохлада. Мягкие сумерки… Там, за стенами Управления суетится народ, призывно кричат разносчики газет, сверкают огнями маленькие кафе, забегаловки и рестораны, торопятся по своим делам кумушки, сплетничают леди, неторопливо готовятся к званым ужинам в своих городских поместьях лорды.

Впрочем, в здании Управления порядка тоже кипит жизнь — но на этом этаже тихо. Никто не решается беспокоить обозленное начальство. Обыватели занимаются своими делами и не знают, что по столице вновь прокатилась волна странных смертей — так уже было несколько десятков лет назад. Пропавшие без вести. Словно уснувшие на месте без единого следа насилия. Жестоко изуродованные. Между ними не было зримой связи, но он точно знал — есть. Только никак не получается ухватить за кончик этого проклятого следа.

Скрывать все это получалось уже с огромным трудом, и Нильяр был в ярости. Ещё и Илшиарден куда-то запропастился. Обычно друг не позволял себе подобной халатности, днюя и ночуя на службе.

Хлопнула далеко в коридоре дверь, но шагов он не услышал. Впрочем, беспокоиться не было нужды. Мужчина прикрыл вспыхнувшие ртутным серебром глаза, откидываясь на спинку кресла. В дверь осторожно постучали, и, дождавшись чуть раздраженного шипения, поспешно зашли.

Высокий иршас с густыми пепельными волосами, заплетенными в тугую косу, и холодным волевым лицом коротко поклонился, дождался небрежного взмаха рукой и тут же опустился в соседнее кресло.

Ещё мгновение он старался быть спокойным, чинным, ледяным, как положено было по его положению и происхождению, но не выдержал, вспыхнул, тонкие губы дрогнули в сверкающей улыбке, которая впервые за долгие годы отразилась в искрящихся золотом глазах.

Нильяр дрогнул, смотря, как острые прозрачные когти царапают поверхность кресла, а по скулам ползет чешуя — никогда еще друг не терял настолько присутствия духа.

— Нашел, Нирр, я её нашел… — измученно-счастливое и тут же поспешное — прости, что пропал, не предупредив. Знаю, что обстановка сейчас отвратительная, но я не смог просто удержаться!

— Хорошо… — лицо, не скрытое маской, не выдало однако ни малейшей эмоции. — Это все просто прекрасно. Я даже рад за тебя, мой друг… в глубине души, — мужчина склонил голову, замерев. Вкрадчивый шепот ал-шаэ был хуже наказания, — но это все не отменяет того, что ты, аррш, покинул свой пост самовольно! Ты! Ты с-с-сабыл уже, что с тобой произошло? Безумным стать хочешь?

Нильяр понимал, что поступает неправильно, но ярость… родовая ярость, гордость, страх за близкого и злость на себя выплеснулись вспышкой Силы. Побледневшее лицо Илши, от которого вмиг отхлынули краски. Закушенная клыками от боли губа. Пальцы, беспомощно царапающие ошейник. Слипшиеся от пота волосы. Но остановило его не это, а смиренная покорность в глазах всегда несгибаемого существа. Это было настолько мерзко и неправильно, настолько напомнило тот день, что принц, дернувшись, разорвал контакт. Не выдержал, бросился к другу, легко касаясь пальцами багровых полос на шее, но, щадя его гордость, не стал опускать закрывающий шею ворот.

— Прости, — глухо, — я зарвался.

— Ничего, аlli, — на бледных губах мелькнула и пропала горькая улыбка, — я понимаю твой гнев.

— Нет, faere mio, это я твой вечный должник. Веду себя, как неуравновешенный подросток. Ты — тот, перед кем мне незазорно встать на колени…

Золотые глаза напротив вспыхнули сверкающим янтарем, обожгли теплом. Его простили.

— Тебе надо больше отдыхать, Нир, ты еле сидишь, — уже серьезно заметил иршас, не сводя с принца внимательного взгляда.

Илшиарден был, наверное, единственным существом, кроме отца наследника, кому дозволено было разговаривать с ним в таком тоне. Слишком многое их связывало. Узы крепче и сильнее родственных. Друг был ближе младшего брата и сестры, ближе императора и императрицы. А он, ненавидя собственную ошибку, выместил гнев на том, кто пострадал тогда сильнее всего.

Вздохнул, стирая пальцами с висков паутинку усталости, и вернулся назад в кресло.

— Шш-што? — от волнения сбился на шипение. — Что ты хотел мне сказать и о ком? Илшшш?

Вязкая, дикая попытка извиниться без слов. Когда не знаешь, что сказать ещё, и не знаешь, как сказать. Слушать, только слушать — жадно, внимательно, не перебивая. Вглядываясь в осунувшееся лицо и пытаясь подавить чувство вины. Горькое, мерзкое, правильное.

Звонким щелчком распахивается створка окна, впуская струю воздуха, ворвавшегося по-летнему теплым ветерком с привкусом зацветающих терпко-мягких цветов аллиа, светлых и ярких, как охватывающая душу печаль. О том, чего уже никому и никогда не дано изменить.

Пальцы против воли тянутся вперед, стискивая чужую руку, сжимая холодные пальцы. Разговор без слов. Прощение… прощание? К счастью, нет.

Озабоченный взгляд и морщинки на лбу. Тень покорности в глазах, от которой хочется завыть волком. Но пока нельзя ничего сделать. И даже рассказать никому нельзя. И отцу. Императору. Ему

— особенно.

— Я помогу. Знаю, тебе больно, — вырывается отрывистая фраза. — Позволишь?

— Ладно, — натянутая усмешка.

Мужчина склоняет голову чуть вперед, кладя лоб на согнутые в локте руки. Словно несколько минут назад не он был настолько оживлен.

— Расскажешь все-таки?

Тихий выдох сквозь зубы.

— Да. Ты же сам отозвал меня с задания два десятка лет назад, помнишь?

— Конечно. Тогда случилось первое убийство.

— Вот, — золотые глаза затуманились, словно он пытался вернуться на много лет назад, — я говорил, что полюбил. Но я так и не решился тебе сказать, что она моя истинная, моя избранница, понимаешь? Вернее, стала ей. Я проверял.

Назвал бы безумием прежде, но не теперь. Вот что сохранило его рассудок, что позволило сохранить себя и даже магию. Это многое объясняет. Или не объясняет ничего. Но пока что он не расскажет о своих сомнениях, не время да и не место. Сейчас Илши просто не станет его слушать.

Пальцы осторожно отогнули ворот мундира, размотали шейный платок. Он не поморщился, касаясь пальцами воспаленной, кровоточащей кожи, которую сжимала тонкая металлическая полоса. Прохладные пальцы касались кожи легко-легко — и от них зелеными змейками расходились пронырливые искры, подлечивая кожу и снимая воспаления. Плохо, тут нагноение… Нильяр покачал головой, делая знак Илшу не шевелиться.

— Потерпишь?

— Куда я денусь…

Рану надо обработать, а снимать ничего нельзя. Не впервой, впрочем. И давить, душить чувство вины и собственной беспомощности — не впервой.

Друг словно почувствовал — хотя, почему словно? Слишком давно они рядом друг с другом, кровная связь практически стала и эмпатической.

— Если она твоя истинная и осталась ею спустя столько лет, значит, она должна быть прекрасна. Дождалась? — без капли сомнения спросил наследник.

— Да. Вот только совсем мне не рада, — и все же на губах мужчины играет почти мальчишеская счастливая улыбка. Любить — счастье. Только вот от любви дуреют, а наследнику этого не позволено. Также, как и карри Илшиардену.