Но пусть он лучше улыбается, чем смотрит на то, как, обезболив, Нильяр осторожно вскрывает скальпелем нарыв — целитель из него аховый, но на раны друга магии не жалко. И руки не дрожат, вовсе нет, и даже на сердце почти не тяжело.

Пальцы осторожно отогнули ворот мундира, размотали шейный платок. Он не поморщился, касаясь пальцами воспаленной, кровоточащей кожи, которую сжимала тонкая металлическая полоса. Прохладные пальцы касались кожи легко-легко — и от них зелеными змейками расходились пронырливые искры, подлечивая кожу и снимая воспаления. Плохо, тут нагноение… Нильяр покачал головой, делая знак Илшу не шевелиться.

— Потерпишь?

— Куда я денусь…

Рану надо обработать, а снимать ничего нельзя. Не впервой, впрочем. И давить, душить чувство вины и собственной беспомощности — не впервой.

Друг словно почувствовал — хотя, почему словно? Слишком давно они рядом друг с другом, кровная связь практически стала и эмпатической.

— Если она твоя истинная и осталась ею спустя столько лет, значит, она должна быть прекрасна. Дождалась? — без капли сомнения спросил наследник.

— Да. Вот только совсем мне не рада, — и все же на губах мужчины играет почти мальчишеская счастливая улыбка. Любить — счастье. Только вот от любви дуреют, а наследнику этого не позволено. Также, как и карри Илшиардену.

Но пусть он лучше улыбается, чем смотрит на то, как, обезболив, Нильяр осторожно вскрывает скальпелем нарыв — целитель из него аховый, но на раны друга магии не жалко. И руки не дрожат, вовсе нет, и даже на сердце почти не тяжело.

— Мне пришлось скрутить её в змеиной форме и прыгать сразу к стационарному порталу. Царапалась, как кошка. Не хочет теперь со мной разговаривать и злится. И все-таки смотрит на меня, как и прежде. Почти. Возможно, годы разлуки пошли нам только на пользу, избавив от иллюзий.

— Она злится на то, что ты шпионил, или на то, что исчез?

— На второе, — затаенное тепло в голосе, — попробуй иногда пойми этих женщин. То злится, то целоваться лезет.

Протереть, зажать тампоном, заклеить, ещё раз обезболить.

— Все, можешь выпрямляться. Постарайся только не натирать.

Нильяр отворачивается, смотря в окно. Ветер, словно любовница, нежно касается щеки, растрепывая волосы, приятно холодит кожу, не скрытую маской.

— Ты так и не можешь себя простить, Нил, — ударяет в спину.

— А ты? Ты смог бы? — срывается звериным рыком.

— Это я должен тебя защищать, а не наоборот. Ты сам сказал — это мелочь, все уладится. А кто бы снимал проклятье с тебя, Нил? Кто? Молчишь? Понимаешь, сколько бы ты натворил, прежде чем?..

— Я все понимаю! — почти равнодушное, — давай все же поговорим о деле, — да, неумелая попытка. Какой смысл обсуждать? В какой раз?

— Давай… — Илшиарден устраивается посвободнее, не застегивая пока ворот — здесь скрываться не от кого, да и боль явно отпускает, — скольких в мое отсутствие?

Он не настаивает на продолжении, но дает понять, что разговор не окончен. Не в этот раз. Не будет ничего хорошего, если Нильяр продолжит есть себя поедом за вторую серьезную в своей жизни промашку. Даже не промашку, нет, просто за то, что не смог просчитать всего на свете.

Уютный диван в бежевых тонах, небольшой столик со статуэткой в виде раскрытой книги и два бокала чистого и сладкого, как тающая во рту тарталетка с воздушным кремом Ашарсэ настраивали вполне на деловой лад.

Все было хорошо. Если забыть об искалеченных мертвецах. О ещё не оконченной войне. О том, что под него и принца слишком активно копают. О том, как ошейник сжимает горло, чтобы он сам не наделал глупостей.

О том, что ему с Нильяром необходимо сделать немного больше, чем невозможное, чтобы огромная страна спала спокойно.

И о том, что лицо наследника вновь превращается в холодную бесстрастную маску, а в таком состоянии он никого к себе не подпустит. Иногда Илшиарден ловил себя на том, что до сих пор толком не знает друга. За все эти десятки, сотни лет Нильяр ни разу полностью не раскрылся. Даже перед ним. Ядовитый, резкий, опасный. Слишком опасный, чтобы иметь его врагом. Вот только он не бьет в спину. Если и змей — то действительно императорского рода.

Хорошо там, где меня нет, но ничего, я и туда доберусь…

©Карина Демина «Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака»

Выехала она только на следующее утро — вечером пришлось вернуться домой и собрать немногочисленные действительно необходимые вещи. Их оказалось не так уж и много. Пара простых платьев, несколько пар брюк и рубашек, короткая куртка, так полюбившийся ей полувоенный камзол и то самое коктейльное платье, в которое — подумать только — всего лишь вчера одевала её Линья. Мелочи вроде стандартного походного набора, несколько амулетов, которыми её снабдили офицеры главнокомандующей и къярш — клинку подобрали достойные ножны.

Запаса еды в походном рюкзаке хватило бы на неделю умеренного питания, а в империи трактиры и постоялые дворы встречались довольно часто, особенно на основных трактах неподалеку от столицы. Впрочем, до столицы надо было ещё добраться — стационарный портал из бывшего королевства выходил, как ей сказали, выдав карту, на которой было четко видно, что путь до столицы идет через огромные территории, называемые пустоши Кейджукайнен. Вернее, можно было бы пустоши и обойти — но тогда путь удлиннился бы раза в три. Слишком долго. Она и сама не понимала — долго для чего? У нее ведь не было ни единого точного плана, кроме желания учиться. Где? Как туда поступать? Сколько вообще в столице империи учебных заведений? Съяншэс огромен, так что наверняка много… очень много. А ведь она даже толком и не знает, чего именно хочет изучать.

За такими мыслями Дейирин, уже сама называвшая себя вслед за большинством имперцев «Рин», не заметила, как они приблизились к порталу. Стоящая неподалеку охрана пропустила их молча, удовольствовавшись пропуском её сопровождающего.

Полностью пустое, огромное — даже сравнить не с чем — помещение, в котором, казалось, не было потолка. Только мерцали в дальнем краю портальные арки — воздушно-легкие, пронзительным криком, мечтой о сверкающем волшебстве и сказке взметающиеся в безмятежно-голубые небеса. Вот по сводам арки прошла одна волна, вторая, третья — и зеркало прохода, вспыхнув, открылось.

— Удачи! — негромко пожелал ей мужчина в темном мундире.

Бледно-зеленый от усталости дежурный маг коротко кивнул. Рин оглянулась — в самый последний раз — чтобы запечатлеть в памяти виднеющиеся издалека барханы песков, сверкающие круглые крыши и полуденное марево — почему-то казалось, что теперь она увидит все это ещё нескоро, если увидит. Жаль не было — она уходила именно для того, чтобы никогда больше не возвращаться в эту так и не ставшую родной страну.

Было чуть боязно — и безумно любопытно, когда она шагнула в этот кисельный туман, впившийся в кожу тысячью иголочек. Переход произошел быстро и практически безболезненно — только немного закружилась голова, она пошатнулась, и была тут же подхвачена чей-то твердой рукой.

И отчего-то тихим рефреном звучали в голове строчки.

Обдало осенним холодом

Из захлопнувшейся двери…

Вот и встало с ног на голову

Всё, во что хотелось верить.

Будет срок собраться с силами — Отступить не значит сдаться. Если что-то упустили мы,

Значит, время возвращаться.

Город-на-Перекрёстке — Есть четыре дороги.

Сделать выбор непросто,

Но придётся в итоге.

Станет чёрное белым,

Станут близкими звёзды.

Мы вернуться сумеем В Город-на-Перекрёстке.[1]

Съяншес. Город четырех дорог. Кто и когда это пел? Одно она знала точно — её там ждут. Она там нужно. А значит — дойдет. Что бы там ни было.