Со двора доносился радостный гул отдыхающих после трудового дня адептов, кто перекидывался магическими кольцами стихий, кто резался в карты… Увы, они не пропускали то, что в Империи знает почти каждый подросток.

С горьким вздохом Рин зарылась в очередной солидный том — доклад по географии был готов и пришло время боли — то есть этикета, законов и традиций. К счастью, именно для Призрачного факультета посещение занятий было достаточно вольным. Многие её сокурсники могли претендовать уже курс на третий, но — правила есть правила. Сейчас осталось самое важное — не ударить в грязь лицом, не показать свою слабость и нагнать первый курс. И она училась. Недосыпая и иногда сваливаясь на парах, похудев так, что пришлось покупать новый гардероб, выжимая до последней капли, держась только на эликсирах и травах, которые ей заваривала и давала Лэи по совету отца.

Сложней всего давался этикет и традиции — и не потому, что было непонятно, нет. Потому, что душой она не могла их пока принять. Не понимала самой сути чуждых ритуалов, не видела их смысла, не чувствовала до конца эту землю своей. Что такое этот долг перед Родом? Ради чего иршасы и прочая аристократия готовы были глотку перегрызть? Клали свои жизни и жизни своих детей?

Вместо эссе на пустом листе уныла чернела строка «Права и обязанности аристократов правящего клана. Что есть долг иршасов?».

Пиликнула и распахнулась дверь. Сестра пришла очень кстати!

— Ли, может ты сообразишь? Хоть полстраницы по этому гшиховому этикету бы написать!

— Высокородной дане не пристало так выражаться, — прохладный тон заставляет вскинуть голову.

Киоран. Стоит, опираясь спиной о притолоку и смотрит внимательно, не сводя холодных черных глаз, в которых мелькает пугающая пустота. Некромант, что тут скажешь. Его Дар, в отличие от её собственного, уже активно развивался, накладывая отпечаток на своего владельца. Наследник Советника уж точно знал программу первого курса, посещая только профильные предметы на Шайне.

— Ты что тут делаешь?

— Может, пришел помочь? — ответил вопросом на вопрос и смотрит все также выжидательно. — Ты себя загоняешь, Дейирин, — откуда эти бархатисто-мягкие нотки в обычно презрительном голосе? — нельзя так, понимаешь? Эликсиры фэйри не панацея, однажды твой организм просто откажет. К тому же ты ослабляешь свою истинную ипостась.

— Мне не хватало твоих нотаций, — она честно старалась сдержаться, но последнее почти прошипела.

— Ты не понимаешь, как тебе повезло, — юноша вдруг резко осунулся, шагнув и сев в кресло у стола, — твой отец сильно привязан к тебе, он явно любит твою мать, а ты… — если сейчас будет новый упрек… — ты просто запуталась. Да, я знаю, кто твой отец. Не стану скрывать, что карриарш Илшиарден лично просил меня за тобой присмотреть. Я не собираюсь навязывать тебе свое мнение хотя бы потому, что каждый должен делать выбор сам. Я уважаю твою целеустремленность и силу воли, — острые когти вывели невидимые вензеля на столешнице, темные брови нахмурились, — прошло слишком мало времени, чтобы ты привыкла к Империи, но, к сожалению, времени у нас просто нет.

— Что? — она действительно не понимала. Не хотела понимать.

Здесь не нужно было видений. Шепот по углам. Газеты и журналы, вызывающие споры, настолько яростные, что доходило до драк. Усилившаяся охрана Академии. Не появляющийся в последнее время декан. Просочившаяся информация о серийных убийствах в городе. Кажется, задумайся — и окажешься на краю, не в уютной постели с грандиозными перспективами, пусть не без трудностей — а в бездне настолько глубокой, что окружает тебя всеми гранями отчаянья. Закрывать глаза так просто — гораздо труднее взглянуть истине в глаза, принять. И не просто принять — решиться изменить.

— Ты уже понимаешь все сама. Или почти все, не так ли? Но кое-что я тебе все же покажу. Пойдешь со мной?

— За пределы Академии? — свихнулся, что ли?

— У меня есть артефакт перехода, сконструированный лично мной, — завистливый вздох удержать удалось с трудом. Если это правда — то он гениальный артефактор. Такого в Империи точно не было — иначе бы карри Илшиарден ей скорее всего выдал, — и разрешение на выход тоже есть. Со мной тебе ничего не грозит, искать нас не будут, а для всего города мы будем невидимками, — на бледных губах играла странная усмешка, — словно Киорана забавляла вся эта ситуация.

Довериться? Тому, кто с ней с поступления не разговаривал практически? Тому, кому с какой-то стати (только по его словам) доверился её отец? Чернота внутри свернулась в прохладный клубок, изредка выпуская коготки — ей парень нравился. Будет СПРАВЕДЛИВО дать ему шанс. Зашипела тихо, перекидывая косы за спину, и потянулась, растягивая затекшие от долгого сидения мышцы.

— Зачем тебе это, Киоран? — спросила уже без улыбки. — зачем пришел, когда моей сестры нет рядом?

— Она знает, что такое долг. Дитя Зеленого короля прекрасно это осознает. Ты плохо знаешь свою сестру, Рин-э, — вздрогнула. Откуда он знает это имя? — А мне… ты похожа на меня. Такая, каким я был… давно, по моим меркам. Несмотря на трудности, ты росла у матери, под её защитой и покровительством, а мне пришлось рано повзрослеть. Так идешь?

В чужих глазах на миг мелькнул маленький мальчик — безумно одинокий и настолько же ожесточившийся. Преданный ребенок, лишенный любви и тепла. Так несправедливо… так хочется исправить…

— Не стоит меня жалеть, — резкое, — руку, иначе опоздаем к отбою.

Она вложила свою руку в его, чувствуя, как они провалились в искристо-синюю воронку переноса. Только перед глазами стояли почему-то холодные льдинки серебряных глаз со змеиным зрачком. Глупости, одним словом.

От длинного перехода замутило. Нога проехала по чему-то противно-скользкому, Рин поскользнулась, чуть не упав, но чужая рука цепко ухватила за плечо, удерживая от падения.

— Осторожно, — Киоран был сосредоточен и хмур, кутаясь в просторный теплый плащ.

Рин наконец смогла оглядеться, только ещё раньше, чем она это сделала, ноздрей коснулась вонь, какая бывает от грязных тел и неубранных отходов. Она уже начала отвыкать от этих запахов, казалось, в Империи и не было никакой неустроенности, бедности, горя… Да, ей так только казалось.

Серая грязная улица, усеянная кучками мусора. Маслянистые пятна на земле, от которых исходит странный затхлый запах. Не дома — лачуги, с покосившимися крышами, без заборов и иногда даже без дверей, прелая солома, помятые жестяные ведра. И обреченность. Она висела в воздухе, читалась без слов, отпечатываясь на лицах людей. Только люди ли это были? Руки-палки. Впадины вместо глаз, длинные хвосты, что без сил волочатся по земле, облезшая чешуя. Здесь были только иршасы — никаких других рас. В горле стал ком, мешая дышать, даже сглотнуть было трудно — словно весь воздух мигом перекрыли.

— Страшная картина, верно? — на лице юноши не отразилось ничего. Пустота — почти такая же, что таилась на дне глаз наследника, хищная, всеобъемлющая, рядом с которой она действительно чувствовала себя беззащитным ребенком. — Это Впадина, магически огороженная территория отверженных. Здесь есть и кварталы других рас, но этот — наиболее жалок.

— За что? — сухие губы шевелились почти беззвучно, но некромант понял.

— Кого за что. Кого за дело, а кому-то просто не повезло. Сюда не ссылают за политические преступления, нет. Это живое кладбище для тех, кто предал свой род. Осквернил, убивал его членов, предавал. Заключил брак против воли Главы. Женщина — если изменила мужу, родив чужого ребенка. Не думай, многие здесь не стоят твоей жалости — они действительно предатели и подонки, уже едва ли нормальные. Но… бывают исключения. Ошибки. Смертельные, — он помолчал, бездумно глядя на копошащегося в грязи иршаса, который что-то вылавливал острыми длинными когтями. — Первый советник бросил сюда мою мать, решив, что она изменила ему. Я совсем не похож на него.

— А она не изменяла? — спросила осторожно, боясь разрушить ту странную хрупкую нить доверия, что внезапно возникла между ними.