— Катя, это от всех нас. С наступлением осени тебя, — высказался, очевидно, по поручению всех коллег, Антон Родионович.

— Ты и Ирина Борисовна единственные женщины в коллективе и мы решили, что уделяем вам недостаточно внимания, все-таки мы тут все почти как одна семья.

Вот тут-то весь пазл и сложился в моей голове, целиком и полностью. Как-то все стало донельзя прозрачно. Приятно все же оказалось сознавать, что я была не совсем и дура, когда подозревала, что с мордобоем что-то не чисто, вот только обидно и непонятно — за что со мной так?

— Здорово, — легко согласилась я, — семья это классно, так, глядишь, приду в какой-нибудь из дней, а на моем столе лежит младенчик — готовенький уже, семья же…

— Катя…? — растерялся давно и прочно женатый сорокалетний Родионович и, сняв очки, принялся протирать их кусочком тонко выделанной телячьей замши. Откуда он брал ее, где находились завалы и залежи этого незаменимого для протирания оптики материала, не знал никто. Но Родионович обеспечивал им всех нас постоянно и исправно.

— Семейная обстановка в коллективе — это правильно. Я, кажется, ни на что-то большее никогда и не претендовала, но теперь ясно вижу, что с самого начала мне был объявлен своего рода негласный бойкот. И дружно игнорить меня как особу противоположного пола, было вашим общим решением, так же? — отвернулась я, но потом собралась и все же решила уточнить и обобщить сказанное:

— А кто пошел против коллектива — тому в морду, так же? Да мне сто лет в обед не нужно… вот только я не понимаю — почему? За что так? За то, что я… такая дура, наверное?

Вышла за дверь и пошла по коридору к Ирине Борисовне, все равно сегодня не работа… и видеть их сейчас не могу! Попрошу кофею, а может, перепадет и чего серьезнее из стратегических запасов — совсем грамульку, чисто символически. Потому что как раз то самое настроение, а она женщина понимающая и душевная. Дверь сзади стукнула, и вдогонку мне раздались чьи-то шаги. Я оглянулась — меня догонял Даниил.

— Даня… иди лесом, ладно? Нос зажил? Береги уши.

— Не психуй! Я не струсил тогда, не выдумывай то, чего нет.

— А кто струсил — Ваня?!

— Катя… ты нравишься не только мне. Просто… хорошо, что это кто-то на стороне. Из нас просто никто не смог бы… и я вот тоже не смог, не хватило духу. Невозможно, понимаешь? Потому что никто из нас никогда не видел, чтобы так сильно… так тяжело и безнадежно, Катя! Если ты этого не понимаешь… я только рад за тебя.

— Начал, так договаривай, — выморозило меня догадкой.

— Вот видишь? Вот и я об этом… Будь счастлива с этим своим… никто же не против. Мы все тебя очень любим, не было никакого специального бойкота. Попей кофейку и успокойся, там тортик у Ирины Борисовны, она женщина практичная — цветы не оценила бы, толку с них?

И дружески хлопнув меня по плечу, он ушел обратно. А я стояла и формовала догадку в мысль, а когда закончила… резко захотелось позитива — хотя бы от поедания того же тортика. И мы получили его втроем — этот позитив, потому что к пиру присоединился еще и Самсон Самуилович, плеснув в наши кофейные чашечки совсем по чуть-чуть коньячку, а потом еще, опять и снова…

В секретарской стояли очень уютные кресла — обтянутые жатой кожей шоколадного цвета, глубокие, мягкие, но их было всего два. Свое я уступила начальнику, с разрешения его жены заняв ее место за письменным столом. Моя чашечка по мере опустошения оказывалась в доступной близости для того, чтобы до нее мог дотянуться наш единственный на тот момент кавалер. Он был слегка рассеян и чем-то озабочен, но наливал по первому намеку на продолжение банкета, хотя и на самое-самое донышко.

Шеф в этот день вообще был каким-то беспокойным и суетливым, а потом проболтался о том, что его тревожило:

— Работать с военными сложно. Работа, конечно, интересная, но денег мало — мы стоим большего. Может, сунуться в космос? Как вы думаете, Катерина Николаевна?

— Там тоже государственная программа и наверняка тоже экономят, Самсон Самуилович. А еще там очень помногу воруют — по телевизору говорилось прямым текстом, — я просто не могла не знать про очередной коррупционный скандал, потому что его очень эмоционально комментировала бабушка.

— Воруют, Катенька, везде — потому что можно, и с нами точно не поделятся, а вот что экономят — тут да. Потому и экономят, чтобы было что украсть, но нам это не подходит, потому что тянут в главную очередь из оплат, а мы, конечно же, были бы не в основном составе, а на подтанцовке. Так что, наверное, все-таки — нет. А вот что было бы интересно вам? Какая работа?

— О-о-о… я бы занялась сложной медтехникой. Бросила бы все силы на создание жизненно необходимого стране оборудования. Мы зачастую закупаем уникальную аппаратуру по ценам, сравнимым с космическими — точно. Само собой, запатентовала бы и обеспечила грамотное сопровождение при изготовлении и установке — чтобы ни одной рекламации. А потом продвигала бы в сторону Запада, а то и Востока, чего доброго, — понесло меня за пьяные горизонты, — только это еще одно образование нужно, а годы… они идут, и тут уже рулит фертильный возраст…

— Вы хотите детей? — по-деловому поинтересовался шеф, и стало понятно, что про возраст я точно не вовремя — тут и сейчас речь идет об иных материях.

— Детей хотят все, но в разное время. И мне еще нужно найти им отца.

— Да. Да, это… конечно, — продолжил он задумчиво, привычно налегая на «ч»: — Проблемы разнятся, но решение принимать все равно придется. Катя, вы не правы в корне — еще одно образование вам совсем без надобности. Ваша сила не в знании, вернее — не только в нем. Два года работы у нас и всего три ваших… озарения, скажем так. Все остальное время вы занимались полезным делом, но все-таки рутиной, а вот эти три идеи… Вы могли за эти два года выйти на работу всего три раза и оно того стоило бы. Я думаю, что если вам грамотно поставить задачу и дать хотя бы самые необходимые знания, минимально необходимые… Конечно, обозначив перед этим нужное направление и объяснив имеющиеся трудности, то вы легко сварганили бы и проект гениальной финансовой аферы, и хакерскую атаку века. Все дело в неординарности, скажем так, вашего мышления.

Я довольно заулыбалась и скромно потупилась, а Самсон Самуилович уже в который раз потянулся к округлой бутылке Remy Martin и аккуратно переместил некоторое количество драгоценного напитка в чистые кофейные чашечки. Я не сомневалась, что в шкафу можно было найти подходящие для коньяка пузатые бокалы. Но суетиться не хотелось, как и напиваться всерьез и, похоже, что не только мне. А кофейный сервиз из почти прозрачного фарфора стоял на специальном столике в секретарской очень удобно и оказался кстати.

— Значит, в космос мы не пойдем… я и сам уже так думал — там нас тоже не оценят по достоинству, а станут тупо использовать и доить, — печально вздохнул шеф.

— Я была абсолютно уверена, что ты сам примешь именно это правильное решение, Самсончик. У тебя светлый ум и сильное чувство самосохранения. Не зря я отбила тебя у Розы.

Ирина Борисовна расслаблено откинулась в кресле, салютуя нам изящной белоснежной чашечкой, а я сопоставила…

— Мой бывший куратор Роза Борисовна — ваша родная сестра.

— Да, Катенька, — ответил шеф, — она и поставляет нам самых талантливых рекрутов. До вас три курса «ЛЭТИ» прошли мимо нас совершенно спокойно, но вот именно вас она рекомендовала очень настоятельно как человека, мыслящего нестандартно и очень часто в нужном направлении. Я всегда очень дотошно подбираю, но потом ценю и берегу свои кадры. А на вас, кстати, мы с Ирочкой очень удачно сэкономили — не пришлось покупать вам жилье. И жалования вы достойны большего, но именно сейчас мы не можем позволить себе лишних трат.

— У меня очень хорошее жалованье, я им вполне довольна, Самсон Самуилович.

— Конечно, — согласно кивнул он, — вы еще совсем молоденькая девочка, правильно воспитаны и обязательно составите счастье кого-нибудь более подходящего, потому что достойны самого…