— Извини, я испугал тебя… Хрусталька. Придержу коней, только больше ждать не могу… решай…

И что тут было решать? Я затем и пришла и вообще была не против, только немножко не так. И опять он целовал, но уже осторожнее и бережнее. Через некоторое время мы добрались до кровати, теряя по пути одежду, спотыкаясь и целуясь. И все это теперь получалось нормально и естественно, что ли? Я перестала чувствовать малейшую неловкость, зажиматься, анализировать свои ощущения и правильность всего, что мы делали. Уже совершенно раздетыми мы упали на простыни и… прозвучал телефонный вызов — настойчивый и долгий, слишком упорный. Сергею, в конце концов, пришлось ответить, потому что телефон все звонил и звонил:

— Да! — резко и громко ответил он, садясь на кровати и сжимая мою лодыжку, будто боялся, что я сбегу. А я искала глазами — что бы натянуть на себя, чем бы таким прикрыться хотя бы на время? Он выслушал и, бросив телефон на кресло, прилег ко мне и крепко прижал к себе вместе с одеялом, в которое я успела зарыться. Его потряхивало, ощутимо так потряхивало, я чувствовала это страшное напряжение. Да я и сама тоже…

— Облом…, какой же облом… жесточайший, — выдохнул он мне в висок, — Одетта вывихнула или сломала ногу, нужно срочно в «травму», уже пошел отек. Катя… я не хочу наспех — у нас с тобой не тот случай, хотя с ума схожу — не знаю, как поеду в таком состоянии? Дождись меня, пожалуйста. Ты же дождешься? — заглядывал он в глаза.

И вскоре умчался, оставив меня. Было уже около восьми вечера когда они вернулись. Я к тому времени давно оделась, пошлялась по квартире, позаглядывала во все углы и нашла для себя книжку в красивой обложке. Фэнтези пользовалось успехом у девчонок из общежития, а у меня тогда совсем не было времени на левое чтиво. Я до сих пор с ужасом вспоминаю две курсовые параллельно. Куратор грамотно совместила темы и это сэкономило время на библиотеку, но все равно — какое, на фиг, фэнтези? А сейчас книга увлекла — буквально выдранная из моих рук Одеттой.

Значит… самбо? Это хорошо объясняет тот факт, что Одетта не стесняется своей внешности. Очевидно те, кто пытался заставить ее стесняться (а понятно, что такие были) получили хорошей сдачи — заслужено и справедливо. Пойти в такой спорт было правильным решением. И мне она, как будто, не сделала ничего плохого. Была, правда, немножко агрессивна, но это просто потому что мы тогда говорили о ней, нечаянно обидев, а еще она немножко ревнует к… Ревнует…

Я сидела на стуле и слушала голоса Сергея и Одетты, они договаривались в гостиной — раскладывать диван и стелить его сейчас или потом? Врач рекомендовал не оставлять ее сегодня одну, дождаться когда сильный отек спадет и боли уйдут.

А я думала о том что, само собой, это только предположение, но уж больно похожее на правду — многие годы рядом, помощь и поддержка красивого и надежного мужчины, взросление, гормоны… что там еще? Еще ее лицо, спрятанное на его плече, будто она ловила его запах или сам момент. Это было очень интимно — она на его руках, я тогда замерла, не понимая причины неловкости, которую вдруг почувствовала, а теперь вот поняла. Так-то нет ничего странного в ее влюбленности — было бы даже удивительно, случись иначе — Сережа такой… Я даже понимала ее, но вот его отношение к ней… какое оно? Просто забота, конечно же. Он тогда ясно дал мне понять, что девушка с такой внешностью не может быть с ним.

Я решила не делать преждевременных выводов. Мы поужинали втроем, а потом я уехала домой. Сергей уговаривал остаться, но я была уверена, что Одетта не даст нам не то что…, даже выспаться Сергею не даст перед работой, если я останусь. Да и неловко было бы знать, что она находится за дверью. Ревновать к ней было глупо, и чувствовала я не ревность, а что-то другое… очень странное — я понимала ее, очень хорошо понимала, что она должна чувствовать, если моя догадка верна. Что такое безответная и безнадежная любовь, я знала отлично. На своей шкуре, можно сказать, испытала.

Мне нужно будет наладить с ней нормальные отношения, в любом случае ей понадобится какое-то время, чтобы смириться с тем, что мы с Сергеем вместе, привыкнуть к этому. Если это возможно в принципе — размышляла я, уже выезжая со двора, забитого машинами. Проблема с Одеттой обрисовалась внезапно. Впереди просматривались очевидные трудности — с ее характером… она же сделает все, что в ее силах, чтобы я тоже не задержалась надолго рядом с Сергеем.

Я скучала по маме… Прошло всего пара дней, как она уехала, а я уже успела почувствовать многое, например — странную и непривычную потребность в легкой болтовне. Да, оказалось, что пустой треп о разных глупостях может быть приятным. Мы с бабушкой были очень похожи, наверное, потому и так близки. И она, и я общались по мере необходимости, когда нам действительно было что сказать друг другу. Наши разговоры не были пустыми и обязательно — информативными. Например, мне и в голову не пришло бы щебетать с ней о вещах однозначных и само собой разумеющихся, например:

— Ох, я так устала сегодня, потому что было много работы. А еще ноги страшно болят, потому что на улице скользко и приходится сильно напрягать мышцы, потому что на высоких каблуках запросто можно поскользнуться и грохнуться…

Это не то, о чем мы говорили с мамой, но совершенно точно мы не вели серьезных разговоров, кроме первого и последнего из них. Я не помнила ее раньше такой близкой, простой и открытой, готовой радостно подхватить любую тему, да я вообще к этому времени начала забывать ее! И только сейчас — скучая, я впервые начала злиться и чувствовать обиду за все эти годы без нее. Я начинала понимать, чего она лишила меня. И еще то, что мама нужна не только маленьким детям, но и взрослым женщинам. А уж глуповатым девушкам в трудных ситуациях…!

Она позвонила мне, как мы и договаривались, когда вошла после дороги в свой дом и с тех пор — два дня уже, молчала. Я сама не знала — чего хотела, почему сердилась и накручивала себя? Наверное, можно самой позвонить, но вот что сказать? По телефону я тоже привыкла говорить по существу, легкий разговор не получится и для него же тоже нужна тема…

У меня была эта тема — Одетта, но разговор о ней легким не назовешь, поэтому я и не стала звонить, а мама, скорее всего, не хотела слишком часто надоедать мне, возникнув так внезапно. Я понимала это, но злилась на нее все равно. Ладно… пускай пройдет какое-то время, тогда я смогу позвонить, не обозначая так явно свою потребность в ней. Зачем нам это? Все равно уже ничего не изменить — она там, а я — здесь.

Бабушке я не передала мамину версию прошлых событий, да она и не спрашивала ничего о наших встречах и разговорах. И будто бы не обижалась на меня, а могла? Могла, конечно, даже должна была, но не подавала виду.