Звонких песен своих не поет соловей….

Милый друг, нежный друг, я, как прежде любя,

В эту ночь при луне вспоминаю тебя.

В эту ночь при луне на чужой стороне,

Милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне.

— Спасибо за чудесный вечер, Татьяна, я пойду — засыпаю уже. Хотя сидела бы так и сидела… — прошептала я женщине, стараясь не отвлекать гитариста: — Замечательный у вас муж.

— Мужчину делает женщина, так же? — улыбалась она, глядя на своего мужчину.

— Похоже — так, вы смотритесь настоящей парой. Я не буду закрывать дверь — послушаю еще.

— Тут никто не закрывает, — тихо ответил Кирилл, завершив проигрыш: — Можешь спать спокойно.

Со стороны соседнего дома раздались тихие хлопки — аплодисменты его исполнению и мужской голос произнес с одобрением:

— Excellently…

Кирилл негромко откликнулся:

— Thank you, flattered.

Они еще некоторое время сидели на террасе, и гитара тихо и послушно отвечала на ласку умелых пальцев, рассыпая в ночи звуки сложного перебора. Но песен больше не было, и я быстро уснула под легкой простыней под эту музыку и сопение папы. Из-за противомоскитной сетки ощутимо тянуло ночной прохладой, мне было хорошо и спокойно.

* Превосходно…

* Спасибо, польщен.

Глава 35

Как оказалось, наша с папой «хитрость» заключалась в том, что у него в наличии имелся небольшой катер — на шесть посадочных мест плюс водитель, или капитан, тут как назовешь…

— Я взял его в таком раздолбанном состоянии, ты бы только видела… Но зато буквально за копейки. Копался целую зиму и, надо сказать — с громадным удовольствием и вот, пожалуйста, — с гордостью демонстрировал он результат своей работы — бело-голубой быстроходный аппарат, который должен был доставить нас с ним и семью Кирилла на остров Святого Николая.

— Там не тесно, чисто и относительно тихо, — скосил папа глаза на мальчишек. Те заулыбались, очевидно, понимая, на что он намекает.

Замечательный день на острове, который я почти весь провела под зонтом, переползая вслед за тенью, купание в кристально прозрачной и глубокой там воде, пикник, блаженная усталость и отдых вечером на террасе…

На следующий день — морская обзорная экскурсия и вечер в кафе недалеко от дома. Всего четыре столика и все заняты, а в меню свежие овощи, вкусное мясо и замечательное вино. Папа уговаривал меня заказать мясо птицы, а я отнекивалась, пока его не поддержала Татьяна:

— Не отказывайся, это не московская курица. Здесь у птицы совершенно другой вкус. Наверное, все дело в кормах и экологии. Только нашу магазинную после здешней ты кушать уже не сможешь.

Я объедалась день за днем, наслаждаясь каждым приемом пищи — папа рекомендовал только действительно вкусные, проверенные блюда. У меня даже немного округлились щеки, никто теперь не назвал бы их впалыми.

В следующие дни был поход по магазинам с Татьяной и экскурсия в крепость и до монастыря, потом еще дальше и выше — в горы. Но уже без семьи Вышинских, потому что они улетели домой — в Москву. Расставались мы с сожалением и договорились не терять друг друга.

На террасе вечерами стало тихо и пусто, но то, что свои действия уже не нужно было согласовывать и корректировать с кем-то, оказалось удобно. По утрам мы с папой спали, сколько хотели, а за поздними разговорами часто засиживались до середины ночи.

Соседей слева я видела только на завтраке — в уютной столовой на первом этаже. Там был еще и замечательный каминный зал с небольшой библиотекой и двумя огромными угловыми диванами. Я увидела и кухню, на которой хозяйничала мама Марии. Раньше я бы сказала, что здесь царит стиль «прованс», но это была просто кухня в старинных каменных стенах с мебелью из дерева, до блеска начищенной металлической посудой на стенах и вполне современной электрической плитой.

Неделя пролетела совершенно незаметно — в разговорах, перекусах, походах, морских заплывах и поджаривании тел на солнышке. Я грамотно загорела — без ожогов и лохмотьев облезающей кожи. Не сильно, но приятно — до легкого золотистого оттенка. В одном из магазинчиков прикупила себе пару изумительных по красоте вещей — длинный сарафан с сумасшедшими синими цветами по подолу и пляжное батистовое платье с длинными рукавами — на белый купальник.

Когда я примерила его, Татьяна посоветовала появляться в нем только в сопровождении надежного мужчины:

— В юности и свежести всегда есть своя прелесть, но вот это уже настоящая провокация — от тебя глаз не оторвать. Я думала, что твое — это длинное и шляпа. Образ получался… очень цельным. Но тут — задор, вызов, даже эпатаж! Это мини… ты в нем — это что-то.

Когда папа показал на побережье все, что запланировал раньше, а я посчитала, что уже достаточно отвела душу, загорая и купаясь, мы отправились на «базу». Пока наш путь совпадал с трассой, все было хорошо. Но потом пришлось свернуть на грунтовку, и тут дорога ощутимо испортилась — появились колдобины, приходилось даже убирать камни, скатившиеся с верхотуры.

Зато виды вокруг открывались просто потрясающие, я даже просила папу остановиться и фотографировала. Сразу же проверяла снимки и разочаровывалась — они не могли передать всю красоту и величие того, что видели глаза. А именно — зелень лесов, покрывающих горы всплошную, прорезанную вертикальными выступами серой скальной породы и ручьями, небо в редких кудрявых облаках — просто бесконечно огромное!

Скоро мы свернули в сторону и от этого подобия дороги проехали еще метров сто, остановившись на большой каменистой площадке над обрывом, где прямо под высокой скалой рядком стояли четыре домика, выстроенных в форме шалаша — треугольником. В стенах сбоку были прорезаны окна, вход — со стороны площадки. В стороне я с удивлением увидела пару кабинок биотуалета и сооружение, в котором узнала летний душ.

Ближе к середине площадки была оборудована зона приготовления и приема пищи — выложенный булыжниками круг для костра и сварное металлическое сооружение, которое позволяло цеплять над костром котелок, ставить сковороду и даже укладывать шпажки с шашлыком. Металлические тросики служили растяжкой для крепкого каркаса, на котором виднелась собранная маркиза. Под этим подобием укрытия находился стол, сбитый из толстого бруса и две широкие тяжелые лавки по сторонам. Место смотрелось обжитым, обустроенным и даже уютным.

Но все это я рассмотрела уже потом, а вначале прямо из машины ноги понесли меня к краю площадки, по ощущениям резко обрывающейся прямо в пропасть. Впереди раскинулись горы и горы — вдаль, до самого ломаного горизонта. А далеко внизу пенилась бурная река, текущая вдоль всего ущелья, разделяющего густо поросшие лесом склоны.

— Пап, — обеспокоенно обернулась я к нему, — тут высоко… Страшно, вдруг в темноте не рассчитаешь расстояния или оступишься. Может, нужно было сложить невысокое ограждение из камня? Хотя бы до пояса?

— Не бойся, подойди и загляни вниз — в двух метрах внизу широкая площадка с кустами. Если и свалишься, то только поцарапаешься — проверено.

— Ужа-ас… — протянула я, и уточнила: — А кем проверено?

— Да уж было кому, — засмеялся папа и вдруг умолк, внимательно глядя мне за спину.

По подъездной дороге прямо к нам шел мальчишка лет четырнадцать-пятнадцати — худой, крепкий, черноглазый и носатый, как почти все мужчины здесь. Одет он был в потрепанные джинсы и распахнутую клетчатую тенниску. Мальчишка широко улыбался и тащил в руках сумку, а сзади плечи ему оттягивал рюкзак.

— Это Горан, я звонил и попросил его мать — Миру, подготовить для нас свежие продукты. Но не тащить же все это на себе, я хотел заехать завтра. Здраве будь, — обращался он уже к мальчику.

— Добар дан, — спокойно и доброжелательно ответил тот, чуть склонив передо мной голову и глядя с любопытством: — Я Горан. Ние ми тешко.