Лепестки роз были… Если бы я не упомянула о них, он придумал бы что-то другое, но тоже впечатляющее. За три месяца, что мы были знакомы, я успела узнать, что Сергей настоящий эстет. Есть такие люди, которые неосознанно тянутся ко всему, что приятно глазу и значит — комфортно для них по ощущениям. Цветы, которые он дарил мне, интерьеры ресторанов и кафе, куда мы ходили не так уж и часто, сделав упор на свидания в бассейне, да и сам бассейн — современный, украшенный огромным количеством растений, разросшихся в настоящие джунгли в холле — все это было красиво.

Хотя встречи в бассейне только с натяжкой можно было назвать свиданиями, настолько они отличались от привычного понятия. Потому что отсутствие макияжа, дружно потеющие в парной тела, повисшие сосульками волосы, простой спортивный купальник и плавки, а потом расслабленный отдых в спортбаре в удобной просторной одежде — весь этот антураж был далек от романтики. Но нам обоим нравился такой отдых — с серьезными нагрузками и чтобы вдвоем. Во всем этом тоже, на удивление, был свой эстетизм. И мы с ним хорошо смотрелись вместе — я видела это в зеркалах.

Еще мы ходили в кинотеатры с (опять же) приятным интерьером и удобными сиденьями, и смотрели гарантированно интересные фильмы. Гуляли в парках, когда погода радовала, а все вокруг было усыпано разноцветной листвой, а временами уже и снегом, который потом таял… таял, как и всякий первый снег. А однажды он вытащил меня на прогулку, когда стоял густой туман, и мы медленно брели по красно-золотому ковру из палых листьев, будто проплывая сквозь молоко, разбавленное воздухом. Это было очень необычно и очень красиво. Даже наши голоса тогда звучали иначе, звуки разносились глухо и будто вязли во влаге, густо напитавшей воздух. А мы все говорили и говорили, специально наслаждаясь необычным акустическим эффектом.

В конце ноября, накануне зимы, Сергей подарил мне часики — в кружевном корпусе и с ажурным браслетом, сверкающим граненой серебряной зернью. Подарил просто так, безо всякого повода, сказал, что увидел случайно и не смог пройти мимо. Не думаю, что они были очень дорогими, все-таки это было серебро. Зато красивым этот неожиданный подарок был необыкновенно. Первые дни я не могла налюбоваться им и постоянно косилась на свое запястье, отвлекаясь от работы.

Скорее всего, он понимал, что по-настоящему дорогую вещь я не смогла бы принять. Потому и подарил такую, от которой не отказалась бы ни одна женщина — просто не нашла бы в себе сил. Часики эти на работе увидели все, заметили мое любование ими, но никто не спросил о них, кроме Ирины Борисовны. Она восхищалась вместе со мной, а потом прикупила пару таких же — на подарки своим невесткам.

Сережа и одевался красиво и нескучно, и машину для себя выбрал интересную, и квартира его оказалась такой же — совсем не похожей на холостяцкую берлогу. Их с отцом работа не приносила огромных денег, но обеспечивала хороший достаток. Дом Воронцовых-старших тоже был удобным и приятным на вид, но безо всяких претензий на дворцовую или современную роскошь. И просторная двухкомнатная Сережина квартира тоже не поражала дороговизной интерьера, но в ней приятно было находиться.

К чему эти дифирамбы его вкусу? Потому что он был, на мой взгляд, безупречным. Мне было далеко до него в этом плане, я никогда не придавала значения деталям, а именно они давали завершенность и соответствие стилю и настроению. Во всем, что принадлежало ему и что он делал, был свой стиль — какой-то почти неуловимый налет изысканности, который трудно было объяснить. И тем сильнее был диссонанс с тем, что он тогда сделал в саду, но об этом я старалась не вспоминать, это вызывало внутренний дискомфорт из-за невозможности понять. Но потом всплыло еще и то, о чем я узнала у него в гостях. В тот вечер я узнала об Одетте и узнала нечаянно.

После того, как он провел меня по своей квартире, показав ее, я попросилась сходить в душ — все-таки целый день на работе. А он посоветовал мне принять ванну, чтобы дать ему больше времени. И я смирилась, хмыкнув — он просто не мог иначе, все должно было пройти не просто хорошо, но и обязательно — красиво. Почти час я кейфовала в воде с морской солью и лавандовой пеной. Из небольшой колонки тихонько лилась спокойная музыка, плотная шторка прикрывала глаза от яркого света, и я расслабилась в теплой воде, стараясь успокоиться совсем — не дергаться и не переживать о том, что должно случиться этой ночью. Это удавалось с трудом, от волнения что-то будто сжалось в грудной клетке и обратно разжиматься не торопилось. Но все равно… к Сереже я чувствовала ласковую и теплую благодарность, и уже не сомневаясь, что мой приход к нему не был ошибкой.

Быстро высушив короткие волосы феном, и натянув на голое тело специально выделенную мне мужскую футболку и большой банный халат, тихонько приоткрыла дверь. Ступая на цыпочках, прошла на освещенную кухню, но Сергея там не оказалось. Только накрытый для двоих стол с тарелкой салата из разных сортов зелени и изящным соусником — очевидно с заправкой. А еще — высокий сервировочный бокал с плавучей свечой и коротко обрезанной розой в нем. Так же неслышно я прошла на звук его голоса, раздававшийся в комнате:

— Нет, сегодня чтобы тебя здесь не было… Одетта, я накину цепочку, а если станешь трезвонить, то вообще отберу ключи. Не нужно… нет… подходи завтра ближе к вечеру и то… я сброшу сообщение. У тебя все в порядке? Хорошо. Тогда до завтра.

Сразу же я начала потихоньку отступать к ванной, где осталась моя одежда и последние слова слушала, уже закрываясь изнутри и не понимая толком, что чувствую. Ласковое тепло и благодарность, переполнявшие меня еще минуту назад, растворились в неприятном тошнотном чувстве и исчезли, как и не бывало. Захотелось исчезнуть самой и желательно — прямо из ванной и жаль, что это было невозможно. Или провалиться сквозь землю, слиться со стенами… я не знаю, что тогда чувствовала — стыд, обиду, злость? Скорее, целую кучу всего самого нехорошего, но основным ощущением была какая-то беспомощная растерянность. Я решила просто уйти и как можно скорее. Оделась, вышла в прихожую и, уже обувая сапожки, позвала его оттуда:

— Сережа! Я ухожу, закрой за мной.

И даже успела открыть входную дверь, когда он остановил меня, выйдя из спальни:

— Катя…? Что случилось, ты передумала? — и я бы обязательно поверила, что он растерян и расстроен, если бы не слышала перед этим то, что слышала. Нужно было рвать разом, безо всяких… Вовремя узнала и ухожу тоже вовремя, а переживать буду потом. Уж переживать-то я умею, освоила это дело в совершенстве. Но точку нужно было поставить, и потому я вытолкнула из себя:

— Я слышала твой разговор с Одеттой. Ты можешь впустить ее, не дожидаясь завтрашнего вечера. Тем более что у нее есть ключи… Я так не хочу, Сережа, извини.

Он потер висок, напряженно глядя на меня.

— Я расскажу тебе в двух словах, прикрой дверь и выслушай меня, пожалуйста. Мы с тобой взрослые люди, так давай вести себя по-взрослому, хорошо?

Я согласно прикрыла дверь и смотрела на него. Разбирало болезненное любопытство и еще непонятная дурная надежда тоже, и…

— У меня был друг детства и мы очень крепко дружили. Он даже переехал сюда за мной с Урала, мы вместе работали. Почти сразу же… четыре года назад он погиб — разбился, и его сестре грозил детдом. Мне не разрешили, поэтому я уговорил родителей взять над ней опеку. Они согласились с условием, что это все, что от них требуется — Одетта неприятна маме. Ее квартира в этом же подъезде — на два этажа выше, ей сейчас шестнадцать, в январе будет семнадцать. У нас дружеские отношения, я просто присматриваю за ней, даю деньги на еду и одежду, на квартплату и хожу в школу на родительские собрания.

— Я поняла, хорошо. Я пойду.

— Катя, еще минуту! Я тебя понимаю… семнадцать лет, дружба, ключи… подожди, я сейчас. Вот, держи, — протянул он мне свой смартфон, — давай ты разуешься, пройдешь на кухню, присядешь там и посмотришь фото. Полистай, там есть Одетта. Потом мы с тобой поужинаем, и если ты не передумаешь, я сам отвезу тебя домой. Не стану удерживать, и сейчас тоже дам тебе время — схожу в душ, я быстро. Просто посмотри и ты все поймешь.