— Разве, чтобы позавтракать? Зайди, правда…
— Не настолько я голодный, и так задержался. Позвони мне потом сама, ладно? Не хочу тебя разбудить.
— Ладно, — потянулась я за прощальным поцелуем. Необыкновенно приятная забота, в таких мелочах… я даже не подумала бы об этом, а он — боится разбудить… Он внимательно рассмотрел ссадинку, осторожно коснулся ее губами и опять вздохнул:
— С тобой нужно бережно, как с хрусталем.
Я согласно угукнула, в том смысле, что не помешает. Войдя в дом, обреченно позвала бабушку:
— Ба, привет! Я дома.
На необитаемый остров, однозначно… не хотелось разговоров, сама тема перестала быть актуальной — с Сережей все было правильно и понятно. Мне нужно было обдумать совсем другое. Но бабушку игнорировать нельзя, все-таки она волновалась. А еще приготовила кушать, судя по сумасшедшим запахам.
— Это ты меня, что ли, стеснялась? — вышла она из кухни, вытирая руки полотенцем: — Совсем с ума сошла? Отлежишься денек и все забудется. Вон даже роды забываются, иначе второй раз никто не пошел бы. Сейчас тебе нужно хорошенько поесть и выпить бокальчик красного вина, того что Коля оставил.
— Про Корде? Выдержанный Вранац, красное, — заулыбалась я, вспомнив папу, — ну, давай по бокальчику. Только, если можно, без обсуждений, ладно?
— Я и не собиралась ничего обсуждать. А кровопотерю нужно восполнить. И Сергею, кстати, огромный плюс, это я не могу не отметить. Не каждый решится вот так позвонить. Переодевайся и подходи. Мясо средней прожарки и красное вино — самое то, что нужно.
Я ела салат и мясо и с удовольствием пила терпкое вино.
— Посплю, — отпросилась потом у бабушки и ушла в спальню. Подбив подушку, улеглась на постель прямо в домашнем трикотажном костюме, прикрыв ноги краем мягкого покрывала. Открыла интернет, помучила поисковик и вскоре слушала, забив предварительно в свой плейлист:
Слушала и тихо шалела от самых разных мыслей. Думала о том, как странно переплетаются события моей личной жизни — словно две ветки одного дерева, растущие в разные стороны, но умудрившиеся перехлестнуться между собой. А жизнь моя тупо и упорно протекает под созвездием первой любви, которая, к сожалению, дарит одни только тяжелые переживания. За месяцы и даже годы — ничего обнадеживающего и спасибо ему за это! На самом деле спасибо, иначе, имея малейшую надежду на взаимность… нет, не изменилось бы ничего. Все осталось бы так же печально, просто стало бы еще труднее. А еще пришлось бы уйти с очень хорошей работы у замечательных людей. Но вот сейчас, когда я, наконец, решилась двигаться вперед, искать будущее для себя, когда определилась и решилась…, надо же ему было умудриться?! И опять из-за него все через одно место — вытирала я мокрые щеки.
Ну и зачем бы ему понадобилось уколоть меня этим? Бред же и бессмыслица, недостойная взрослого умного человека! Еще в самом начале я, может быть, и могла заподозрить его в таких шуточках. Но не теперь, когда видела, как он держится с людьми, как его уважают, как он работает. А значит — исключено! Погорячилась, недодумала, оторопела от неожиданности.
И опять все дело во мне — я продолжаю болезненно принимать во внимание каждое его действие, каждое слово, каждый взгляд, а пора бы уже и прекратить выискивать «знаки внимания» там, где их нет. И ведь опять объяснение всему может быть простым и понятным.
Например, в этот раз он просто мог быть пьян. Да сто процентов пьяный, потому что небритый, раньше я никогда его таким не видела. Там же взгляд плыл, пьяная истерика приключилась, и я не могу знать — по какому поводу. Может быть все, что угодно. А может, выбор репертуара — случайность. Да и по смыслу-то совпало одно-единственное слово…
А, собственно, что обозначает слово «мадам» у французов — семейный статус или все же физиологию? Конечно — первое, второе было бы просто неприлично. Да вот только нам — русским, все равно, как там думают французы. У нас все четко знают что мадам — это уже женщина, а мадмуазель — еще девица. И тогда все плохо, потому что он никак не мог узнать о том, что было у нас с Сергеем, разве что через прибор ночного видения подглядывал… из космоса. Это просто невозможно, а еще и бессмысленно. Это мое личное дело и совсем не повод для насмешек, а он серьезный и разумный человек. А значит, мне опять привиделся этот своеобразный «знак внимания». Да… просто случайность.
А в ушах опять звенел его голос — на самой высокой, самой отчаянной ноте… Я обреченно думала о том, что у меня тогда — в самом начале, просто не было шансов устоять и не влюбиться с ходу. А сердце замирало и сжималось, рассылая по коже стада обеспокоенных мурашек. Почему ему настолько плохо? Я не могла знать этого наверняка, но чувствовала, что почти до умирания плохо. Что же у тебя случилось, бедный, несчастный… чужой принц?
Намеренья благие! Им цена…
Кипит внутри, сжигая лавой душу.
Я спутан, связан, заперт, не нарушу,
Не брошу, но… настали ж времена!
Я думал — справлюсь, не сойду с ума.
Ведь не пацан — владеть собой умею.
Сорвался… и тихонечко дурею,
Мне снова видится… опять в глазах — она.
Мало того — преследует во снах!
Мало того — сжираю взглядом, трушу!
Отдай, верни, дай жить, помилуй душу!
Она ведь, как и ты — всего одна.
Смеюсь…, позорно пьян и вижу миражи.
Меня поддержат и простят, друзья прикроют.
Спасут, как настоящего… смешно сказать — героя,
У «подвига» цена — ребенка жизнь.
Проснулась я ближе к вечеру, подошла к окну и засмотрелась, упираясь ладонями и животом в холодный подоконник и задумавшись — впервые не хотелось выходить завтра на работу. На настроение, кроме всего прочего, прямо таки ощутимо давила погода — почти стемнело и сильным ветром натянуло тучи и были они печального сизого цвета, гарантированно предвещающего сильные осадки. Наш переулок всегда прочищали уже после того, как разгребут от снега центр и основные магистрали. Так что если занесет, то моему Букашке трудно будет выбраться на оперативный простор. То, что я чувствовала, смело можно было назвать тоской или сплином, и я понимала, что настроение не могло так испортиться только из-за погоды. Что-то со мною определенно было не так. И я догадывалась — что.
Обиду на бабушку я сразу отмела, как глупость. А мысли на этот счет были — она отпускала меня на всю ночь и должна была понимать, о чем идет речь, но не предупредила о возможной неприятности. Но на это она уже ответила — если бы женщинам в подробностях расписывали прелести родов и возможных осложнений после них, то никто не решился бы беременеть или тянул бы с этим до последнего. Вот и вчера… я не стала бы. Да и не умирают от этого — что правда, то правда, так что и с глупыми обидами все ясно.
Дело в том, что меня не оставляло такое ощущение… будто то, что происходит, в чем-то неправильно. Я вот упрекнула Сережу в том, что он не рассказал мне про эту Одетту, а сама трусливо промолчала про свое наваждение по имени Георгий. А это было серьезнее, чем его воспитанница, но и рассказывать тоже… о чем? Ничего же не было, у меня не было никаких отношений и обязательств, только вот всплывало иногда и, как правило — не вовремя… Но я честно с этим наваждением боролась и у меня уже была не просто надежда, а уверенность, что я справлюсь. Так зачем грузить почти уже не существующей проблемой человека? Ему точно будет неприятно это, а я не хотела его расстраивать. Как будто все логично. А на душе почему-то — бяка. Ох-х…