Последние слова Воронин произносил не столько для следователя, сколько для оперативников, стоявших за спиной. К слову, этих ребят Герман видел впервые – видимо, для задержания уволенного со службы майора предусмотрительный следователь привлек сотрудников из другого района.
– Вы забываетесь, гражданин Воронин, – побурел от обиды Песков.
– Я сказал «если бы», Юрий Григорьевич. Меня вообще удивляет, что вы взялись за расследование дела, в котором фигурирует лично вам несимпатичный человек, с которым вы находитесь в ссоре. Есть же этические нормы наконец. Я не требую адвоката, гражданин следователь, но я требую прокурора. Пусть ваш непосредственный начальник ознакомится с моими показаниями и вынесет беспристрастное решение. Кстати, вы уже составили протокол о моем задержании? Или мы вели здесь с вами дружескую беседу? Тогда к чему эти наручники?
– Наручники останутся на вас, пока я не получу заключение об эксгумации трупа бизнесмена Васильева. Проводите задержанного в соседнюю комнату.
В компании двух молодых людей Воронин провел около четырех часов. Хорошо хоть держали его в обычном кабинете, а не в камере предварительного заключения. Впрочем, у работников правоохранительных органов, пусть даже и бывших, имеются кое-какие привилегии по части содержания под стражей. Сотрудники милиции о чем-то тихо переговаривались, коротая вялотекущее время, но к Герману их разговор не имел никакого отношения. Однако все в этом мире рано или поздно заканчивается, закончилось и недолгое заточение Воронина. Его все так же под охраной препроводили в кабинет прокурора Власова. Это было хорошим знаком, и приунывший было Герман приободрился. В кабинете, кроме самого прокурора, полноватого мужчины лет пятидесяти, находились еще трое. Двоих из них, капитана Семена Морозова и следователя Пескова, Воронин знал очень хорошо, третьего, стройного широкоплечего мужчину с волевым подбородком и синими пронзительными глазами, видел в первый раз.
– Снимите с него наручники, – распорядился прокурор.
Распоряжение Власова было выполнено с похвальной быстротой, и Воронин с удовольствием встряхнул руками, восстанавливая кровообращение. Охранявшие его люди покинули кабинет, а Герман, воспользовавшись любезным приглашением прокурора, присел к столу.
– Вы оказались правы, Воронин, – спокойно сказал Власов. – В могиле Васильева действительно похоронен не он. Конечно, эксперты еще скажут свое слово, но в данном случае имеющий глаза да увидит.
Власов бросил на стол несколько фотографий, на которых был изображен чуть тронутый тленом человек.
– Это бомж, – сказал Герман внимательно внимавшим ему собеседникам. – Санитар морга Веня выдал его гробовщику Сене вместо пропавшего тела Васильева.
– Значит, тело все-таки было? – спросил Власов.
– Было. Но Веня утверждает, что вскрытия не проводилось. На теле Васильева не было ни одного шва.
– Но ведь у нас же есть заключение экспертизы! – возмутился Песков, потрясая исписанным листком бумаги.
– За пятьсот долларов они тебе и не такое напишут, – усмехнулся капитан Морозов. – Я уже допрашивал патологоанатома. Он признался, что не производил вскрытия. Якобы его об этом слезно просила дочь умершего. А правоохранители не выказали к Васильеву никакого интереса.
– А ты почему заинтересовался Веней? – Власов подозрительно покосился на Воронина.
– Мне показалось странным, что двое мужчин, которым предстояла очень важная встреча, вдруг взяли и умерли в один день. Была и еще одна важная деталь, чрезвычайно меня удивившая: Васильева хоронили в закрытом гробу.
– Почему ты следил за Звонаревым в день покушения? – спросил Власов.
– Хотел выйти через него на след Васильева.
– Сдается мне, господин Воронин, что вы рассказываете нам не все, – мягко укорил Германа стройный человек в штатском.
– Если я расскажу вам все, товарищ…
– Иванов.
– Так вот, если я расскажу вам все, товарищ Иванов, то вы, чего доброго, отправите меня в психушку.
– А вы все-таки попробуйте, Герман Всеволодович.
– Хорошо. Но не для протокола. Считайте это, товарищи, фантазией на заданную тему. Звонарев не мог вернуться из леса, ибо я собственными глазами видел его труп. Более того, я снял с этого трупа часы. Вот они. Обратите внимание на надпись.
Часы разглядывали по очереди. Сначала прокурор, потом человек в штатском, потом Песков с Морозовым.
– А почему вы не отдали часы следователю? – не удержался от вопроса Песков.
– У него и без того было достаточно оснований для того, чтобы сдать дело в архив. Ну хотя бы эти фотографии. А часы я собирался отдать невесте покойного. Немного погодя, когда она успокоится.
– Но если, как ты утверждаешь, Звонарев умер, то кто вернулся из леса? С кем мы имеем дело в лице человека? – вежливо спросил Власов.
– В Аннанербе его считали сыном Криста Балдура, мифического существа. Даже, кажется, бога, жившего десять тысяч лет тому назад. Мой друг, Вячеслав Клыков, историк по образованию, считает его сыном Перуна. Там вышла очень некрасивая история: жена бога Beлеса, некая Марья Моревна, изменила мужу с его соперником Белобогом, а Чернобог не нашел ничего лучше, как проклясть ни в чем не повинного младенца. В результате получился Зверь Арконы, хранитель сокровищ нибелунгов, которого жители Световидовки и Мореевки называют довольно фамильярно Машкиным сыном. Этот Машкин сын на редкость любвеобилен и неоднократно вступал в сексуальную связь с местными красавицами, которые нарожали ему кучу сыновей и дочерей. По слухам, мой прадедушка, Владимир Фомич Воронин, был сыном этого Зверя. Во всяком случае, так утверждает одна очень известная в Питере ясновидящая, некая Василиса Радзинская.
– Издеваешься? – ласково улыбнулся бывшему оперу прокурор Власов.
– Нет, Степан Иванович, дело слишком серьезное. Этот тип, кем бы он там ни был, уже отправил на тот свет по меньшей мере восемь человек. Истинных его возможностей мы не знаем. Мы даже не знаем, можно ли его убить нашим земным оружием. Поэтому у меня к вам убедительная просьба: предупредите всех руководителей правоохранительных структур, чтобы не вздумали его ловить, иначе плохо будет всем.