На операцию Воронин взял только Седельникова. Лейтенант должен был выманить из квартиры супругу следователя Юлию и занять ее в течение нескольких часов. Седельников, тяжело переживавший смерть Зубова, сильно нервничал, и Герману пришлось влить в него сто граммов качественного коньяка, дабы придать кавалеру более-менее соблазнительный вид.

– На гаишников только не нарвись.

– А куда я ее поведу? – спросил ошалевший от ночных приключений Иван.

– В зоопарк, – рассердился Воронин. – Что ты как вареный сегодня?!

– Я, наверное, товарищ майор, профнепригодный. Галлюцинации у меня.

– Какие еще галлюцинации?

– Вы только не обижайтесь, Герман Всеволодович, но мне показалось там, в подвале, что у вас шерсть на загривке дыбом встала.

– Какая еще шерсть? – удивился Воронин, поглаживая свой коротко остриженный затылок. – Ты что, в своем уме?

– Вот я и говорю, что галлюцинации. Мне и капитан Круглов то же самое сказал – какая может быть шерсть на загривке майора милиции?

Вот ведь чудик навязался на голову Германа Воронина. Переволновался, похоже, парнишка. Впрочем, когда сам Герман в первый раз попал под пули, ему тоже многое чудилось. Да и в подвале он тоже увидел нечто такое, что заставило его схватиться за пистолет. Что же там все-таки было написано на стене?

– Я только одно слово успел прочитать, товарищ майор, – «засада».

Воронин так резко ударил по тормозам, что Седельников едва не вышиб лбом переднее стекло «ауди», одолженной ему полковником ФСБ.

– Ты уверен, что там было написано именно это слово?

– Там и другие слова были, но я успел прочитать только это. А потом меня словно парализовало.

Воронин провел рукой по взмокшему лицу и покосился на родной «форд», заруливающий на стоянку. Отсюда до дома Пескова было не более пятидесяти метров, и Герман решил, что будет совсем неплохо, если машина окажется под рукой. Клыков, сидевший за рулем «форда», вяло помахал товарищу рукой из окна. Судя по всему, историк еще не проснулся, хотя было уже около девяти.

– Скажешь Юлии, что тебе нужно поговорить с ней о чем-то очень важном. Но предупреди ее, чтобы она не вздумала рассказывать о твоем звонке мужу.

– Товарищ майор, а может, нам лучше подождать полчасика? Мы с Юлькой договорились о встрече на полдесятого. Она обещала отвезти меня к гадалке.

Этот визит мог стать очень опасным и для Седельникова, и для Юлии – если до Василисы Радзинской уже дошли известия о ночном происшествии в храме. И в любом случае ее и Ридегера должно было насторожить исчезновение троих киллеров.

– Ты повезешь Юлию не к гадалке, а к своей Наташке. Пусть она убедит твою возлюбленную, что между вами ничего не было и нет. Понял?

– Так точно, – четко ответил Седельников. – Только, боюсь, что они друг другу волосы повыдергают.

– Ну, это уже твои заботы, товарищ лейтенант.

Клыков отчаянно зевал, когда Воронин вернулся в «форд». На старого товарища Славка глянул неодобрительно, если не сказать – зло.

– Ты совсем обнаглел, старик. Сегодня ведь как-никак суббота. У меня по твоей милости и так ни сна, ни отдыха. Зачем тебе понадобилась машина, да еще в такую рань?

– На охоту собрался, – огрызнулся Воронин. – Здесь неподалеку живет оборотень в погонах, вот я и хочу набросить ему аркан на шею.

– Может, мне с тобой пойти?

– Ты будешь сидеть в машине и наблюдать за дверью подъезда. Если меня будут выносить ногами вперед, сообщишь об этом Иванову. Вот номер его мобильника. Задачу уяснил?

– Так точно, гражданин начальник.

Надо отдать должное Юлии: она откликнулась на зов одноклассника практически немедленно. Если не считать тех сорока пяти минут, которые ушли у нее на макияж и верчение перед зеркалом. Крикнув мужу, чтобы закрыл за ней дверь, она раскованной походкой королевы подиума направилась к лифту. Юрий Григорьевич на призыв супруги почему-то откликнулся не сразу. Дверь оставалась открытой, даже когда чудо технической мысли бесшумно понесло вниз чудо природы, именуемое Юлией.

Воронин решил воспользоваться счастливой оказией и без смущения проник в чужую квартиру. Здесь он сделал то, что обязан был сделать Юрий Григорьевич Песков во избежание крупных неприятностей, – закрыл дверь. Из ванной доносился шум воды, льющейся из крана, и тихое мурлыканье хозяина. Судя по всему, Песков брился и крика жены просто не слышал. Воронин осмотрел роскошную трехкомнатную квартиру и пришел к выводу, что следователь прокуратуры живет не по средствам. А если учесть, что Песков еще платит алименты, то столь роскошное гнездышко не может не навести его коллег на грустные размышления. Вот вам и сухарь, вот вам и педант. Интересно, кто это ссудил Юрия Григорьевича деньгами, если всему крещеному миру известно, что взяток он не берет? И он их действительно не брал, в этом Воронин готов был поклясться. Репутация Пескова была просто безупречной. Таким если и ставят памятники на могилы, то только на средства, собранные сослуживцами, ибо, как правило, у них нет денег даже на собственные похороны.

Книг в квартире следователя Воронин не обнаружил, зато столик у окна был буквально завален глянцевыми журналами. От нечего делать Герман присел в пустующее кресло и принялся их рассматривать. Надо заметить: или у Юрия Григорьевича, или у его жены были весьма предосудительные вкусы. Подобное чтиво вряд ли можно было назвать эротическим, скорее уж тут речь шла об откровенной порнухе.

– Как вы здесь оказались?!

Песков тенью отца Гамлета возник на пороге. На его лице отчетливо читалось удивление, смешанное с ужасом. Одет он был по-домашнему: в халат и шлепанцы. А щеки его буквально лоснились. Видимо, Песков обильно смазал их кремом после бритья.

– Садитесь, Юрий Григорьевич. В ногах правды нет.

– Но я протестую! – Песков даже оглянулся в поисках человека, которому можно было бы выразить свой протест, но, увы, в комнате не было никого, если, конечно, не считать ненавистного ему опера.

– Эта квартира принадлежит вашей супруге?

– Вы отлично знаете, Воронин, что на мою зарплату в Питере можно приобрести только собачью конуру. А свою жилплощадь я оставил бывшей жене и дочери. И ушел от них в чем был.