Рихард Рильке окончательно пришел в себя только весной 1942 года. Этому способствовали чистый деревенский воздух и заботы опытной сиделки, приставленной к фельдфебелю штандартенфюрером фон Кнобельсдорфом. Об этом Рильке рассказал штурмбанфюрер СС Вацлав Радзинский, далеко уже немолодой человек с холодными голубыми глазами. А о том, что Радзинский оказался у его постели тоже не случайно, Рильке догадался и сам. Штурмбанфюрер был в штатском, так же, как, впрочем, и все окружающие Рихарда люди: сиделка, кухарка, садовник и два охранника. Дом, в котором находился Рильке, был невелик и стоял на отшибе, окруженный великолепным садом. Рихарду было дозволено гулять по его аллеям при условии, что он не будет подходить к забору и воротам. Фельдфебель охотно дал требуемое слово, ибо бежать из этого яблоневого рая в жестокий и враждебный Рихарду мир было бы верхом глупости и неблагодарности по отношению к людям, которым он был обязан жизнью. От штурмбанфюрера Рильке узнал, что находился между жизнью и смертью более трех месяцев. Бегая по заснеженному лесу, он заработал двухстороннее воспаление легких, а пережитый стресс привел еще и к помрачению рассудка.

– Я, наверное, наговорил много лишнего? – спросил Рильке у штурмбанфюрера.

– Глупо предъявлять претензии к больному человеку, – пожал плечами Радзинский. – Однако вам придется написать подробный отчет о своих похождениях в России, господин фельдфебель.

– Слушаюсь, господин штурмбанфюрер, – вытянулся в струнку Рильке.

– Расслабьтесь, – Радзинский благодушно махнул рукой. – Здесь не казарма.

Первый отчет Рихарда седовласый штурмбанфюpep забраковал, продемонстрировав при этом недюжинное знание предмета.

– Мне нужна от вас правда, Рильке, и только правда.

– Но меня ведь сочтут сумасшедшим, господин штурмбанфюрер.

– И что с того? – усмехнулся Радзинский. – Лучше прослыть сумасшедшим, чем лжецом. В первом случае вас будут лечить, а во втором просто отправят на Восточный фронт.

Более Рихард не стал испытывать судьбу и написал все, как было, рискуя при этом заживо замуровать себя в психиатрической лечебнице. Но, в конце концов, лучше дом для умалишенных, чем окопы. Будучи человеком от природы не героическим, Рихард не рвался к подвигам и охотно променял бы свое арийское первородство на убогое существование чернокожего аборигена какого-нибудь острова в Тихом или Атлантическом океане.

– Вы уверены, что фамилия командира десантников – Воронин?

– Так точно, господин штурмбанфюрер, уверен.

– А как он выглядел?

– Не могу знать, господин штурмбанфюрер.

– Когда мы наедине, можете называть меня просто Вацлавом.

– Слушаюсь, господин Вацлав.

Видимо, Радзинский повез отчет фельдфебеля Рильке высокому начальству. Возможно, у штурмбанфюрера появились какие-то другие еще более важные дела, но он не появлялся в поле зрения Рильке почти три месяца. Все это время Рихард блаженствовал. К нему вернулись природный оптимизм и вкус к жизни. Он даже стал засматриваться на немолодую сиделку, чем, кажется, привел ту в немалое смущение. Бдительные охранники не выпускали фельдфебеля за ворота усадьбы, но в остальном ничем его не стесняли. В одну из тихих летних ночей Рихард совершил свой первый сексуальный подвиг за три последних года, чрезвычайно удивив и себя, и особенно сиделку, которая, похоже, не ожидала от сорокапятилетнего мужчины такой юношеской прыти. А сексуальный пыл Рильке с течением дней не уменьшался, а только нарастал. Вслед за сиделкой он осчастливил и кухарку, что едва не привело к смертельной схватке с ревнивым садовником, доводившимся мужем новой пассии фельдфебеля. Только вмешательство дюжих охранников спасло Рихарда от кулаков хромого рогоносца. Садовника куда-то перевели, а кухарка осталась, радуя Рильке покладистостью характера и готовностью услужить в любое время суток. Будь у Рихарда возможность завести гарем, он бы его, пожалуй, завел, но, к сожалению, в поле его зрения были, пока только две женщины, а гости на территорию охраняемой усадьбы не допускались. Поначалу Рильке списывал возросшую сексуальную активность на длительное воздержание и болезнь, перетряхнувшую его немолодой организм, потом в его душу вкралось сомнение. С течением времени это сомнение стало перерастать в нечто очень похожее на страх. Ему вдруг пришло в голову, что бацилла, столь усилившая его потенцию, была занесена извне, вместе с кровью Зверя, которую ему удалось попробовать у Горюч-камня. Рильке метнулся к зеркалу и принялся изучать свою внешность. Он похудел, это однозначно. Что и неудивительно, памятуя о перенесенной болезни. И даже, кажется, помолодел. Во всяком случае, смотрелся он сейчас гораздо лучше, чем в тридцать девятом году, когда впервые напялил на себя военный мундир. Впрочем, мундир никогда не шел Рихарду. В штатском он выглядел куда представительней. Нет, никаких чудесных перемен в его внешности не произошло. Зеркало отразило все того же Рильке, неудачливого предпринимателя, незадачливого холостяка, на которого женщины если и обращали внимание, то только за деньги. Рихард никогда не был женат и не испытывал ни малейшей потребности завести семью. Ему вполне хватало случайных встреч с женщинами. Пару раз он заводил себе любовниц, точнее содержанок, но женщины были слишком расточительны и очень скоро надоедали Рихарду своими завышенными претензиями, в том числе и в постели. А Рильке даже в молодые годы не был патентованным жеребцом. Так откуда же взялась эта неуемная прыть?

Радзинский вернулся как раз в тот момент, когда душевные терзания фельдфебеля достигли апогея. Штурмбанфюрер был чем-то сильно раздражен и смотрел на Рихарда без всякого дружелюбия. У Рильке разом пропал аппетит.

– Рейхсфюрер наложил запрет на новые визиты к Зверю.

– Но почему? – осторожно полюбопытствовал Рильке.

– Потому что вслед за вашей экспедицией в заповедные места были отправлены еще три, и все они утонули в болоте. Придется ждать зимы. Возможно, тогда нам удастся добраться до лабиринта.

– Какого лабиринта? – удивился Рильке.