— Но мы вам говорим истинную правду. Нельзя снять звезды с неба. Они — огромны, это целые миры…

— Тем лучше, если это правда, — теперь в голосе стозвездного звучали поучительные нотки. — У нас существует закон: если кто-то твердит истину, а звездные ее не принимают, то ему немедленно отрубают голову. Но если после оказывается, что истина эта правдива, тогда звездные ему ставят памятник.

— Но это жестоко, — робко возмутилась девочка. — Неужели нельзя подождать?

— Всякая истина вредна, пока она не станет истиной для всех. А стало быть, ее распространитель должен быть наказан. Но если она принимается, его следует награждать. Мы очень справедливы, и потому сначала наказываем, а уж потом вознаграждаем. Мы не можем поступить наоборот.

— Какая же это справедливость? — воскликнула Нуми. — Рубить головы людям за правду!

Даже ее искусственный мозг ужаснулся, представив, что всем тем, которым были поставлены памятники вдоль аллеи, сначала отрубили головы.

— Однако ты глупа, — сказал стозвездный начальник, все еще склонный поучать этих двух пришельцев, так как не потерял надежды заполучить в подарок настоящую звезду. — Ну сама посуди. Справедливо ставить памятник за истину? Справедливо! А можно ставить памятник живому человеку? Нельзя? А для человека что лучше: иметь или не иметь памятник после смерти?

Нуми почувствовала, что голова ее идет кругом от подобной логики. Да так, что вот-вот упадет с плеч.

— Этот все еще торгуется? — спросил ее Ники, готовый расплакаться от бессилия и боли, которую ему причиняли веревки, стянувшие кисти рук.

— Кажется, мы останемся без звезд и без голов. И кто знает, когда нам поставят памятник, — ответила девочка.

— Не падай духом, — сказал Ники, спохватившись, что сейчас ей как никогда нужна его поддержка, и повысил голос, чтобы не казаться испуганным. — Скажи этому идиоту, что мы обещаем обдумать его предложение — до завтрашнего вечера. Я упрошу миллионнозвездного выделить ему настоящую звезду. Но при условии, что нам развяжут руки. Иначе я не смогу снять ее с неба.

— Но ведь это ложь! — даже в такой момент воспротивилась девочка с Пирры.

— Может, и ложь, но, если ты успела заметить, за правду здесь секут головы. Давай, переводи!

— А «идиот» — это звучит нормально? Можно применить это слово, обращаясь к представителю иной цивилизации?

— Э-э-э-эх, — совсем потерял терпение Ники. — Если хочешь, скажи ему: «Разлюбезный господин», или «О, глубокоуважаемый стозвездный болван», или что-то в этом роде!

Простодушная Нуми не знала и этих выражений, а соответствующие слова на здешнем языке ей тоже были неизвестны. Так что она перевела новое предложение Ники, обходясь и вовсе без обращения. Может, от этого оно выглядело убедительней. Глаза стозвездного начальника сверкнули в темноте, и хотя он в ответ всего лишь важно кивнул головой, она уловила радостные излучения его мозга. Это сулило временное отдаление нависшей над ними опасности.

10

Как поступать со странными людьми

Битва и избавление

Знакомым витым коридором, на каждом повороте которого коптили вонючие фонари, их ввели в мрачное подземелье. Стозвездный принял условия Ники, потому что им развязали руки. Потом за ними опустили решетку из толстых жердей, закрыв ее на железную цепь, пропущенную через прикованное к стене кольцо.

Нуми, жалобно охая, стала растирать свои хрупкие запястья. Они здорово болели, несмотря на перчатки.

— Буф-ф! Не могу себе представить, что эта цивилизация тоже зародилась на Земле!

А Николай уже деловито ощупывал цепь, обдумывая, как и когда удобнее совершить побег. Сейчас или днем, когда звездные спят. Он воскликнул:

— Ну и типы, однако! Дурачье! Сделать железную цепь ума у них хватило, а до примитивных керосиновых ламп не додумались. Одна вонь стоит, а свету никакого. Надену-ка я шлем.

Последний фонарь находился довольно далеко от них, в коридоре, но все помещение, казалось, было пропитано дымом от сгоревшего жира.

— А зачем им свет? Ты ведь слышал: днем беззвездные на них работают, а звездные по ночам любуются небом. Свет им только мешает. Странный народ! А говорят нам, что мы странные и хотят отрубить нам головы. Ну и логика!

С развязанными руками Ники снова почувствовал себя уверенным и сильным, к тому же до вечера было достаточно времени, чтобы найти выход из положения. Было достаточно времени и для мудрого разговора.

— За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, — сказал Ники незнакомым ей грустно-писклявым голоском, — я убедился, что никто не любит странных. Каждый желает, чтобы все остальные были похожи на него. Сначала ты мне тоже показалась странной, и меня так и подмывало тебя отлупить.

— Отлупить меня? — растерялась девочка, которую, похоже, никто никогда не бил.

— Да, всего-навсего отлупить. А не отрубить голову, потому что все-таки я добрый человек.

— Как так отлупить? По какому праву?

— За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, — продолжал Ники особенным голосом, — я понял, что сначала тебе хочется кого-нибудь отлупить, а уж потом ты себя спрашиваешь: а по какому праву? И то не всегда.

— Какая еще долгая и нелегкая жизнь, — возмутилась девочка, сообразив, что он притворяется. — Тебе ведь всего четырнадцать лет?

Ники рассмеялся и рассказал ей про своего прадедушку, который был еще жив, здоров и бодр. Прадед никогда не поучал его, как это делают другие взрослые, а всегда начинал издалека: «За свою долгую и нелегкую жизнь, Ники, я убедился, что…» После следовало нечто вроде того, что человек должен каждый день чистить зубы и одеваться потеплей, когда на улице холодно. Впрочем, это был милейший старик, и Ники им гордился. К тому же, не просто дед, а прадед.

— Смешно так говорить, когда тебе всего четырнадцать, — не сдавалась Нуми.

— Что же ты не смеешься?

— Потому что ты явно насмехаешься над прадедушкой. А он, наверное, желает тебе добра.

— Да я вовсе не насмехаюсь! Я…

Ники не успел закончить, потому что кто-то тихонько окликнул их в темноте на непонятном языке. Прислушавшись, Нуми спросила на том же языке:

— Кто здесь?

— Это я, Короторо.

— Где вы?

— Напротив вас. Значит, это вы — те самые странные звездные, которые утверждали, что прилетели с других звезд? Почему же вас упрятали за решетку?

— Потому что мы и им показались странными, — ответила Нуми.

Ребята стали всматриваться в полумрак. На противоположной стене узкого коридора виднелась подобная решетка, но за ней они ничего не разглядели, вероятно потому, что одежда певца была темной, а не серебристой, как у звездных.

— Посветить? — спросила Нуми.

— Не надо. Привлечешь стражу, — остановил ее Ники, который уже обдумал план бегства, и в этом плане фонарик играл важную роль. — Спроси его, хочет ли он бежать вместе с нами.

— А мы что, собираемся бежать? — удивилась экспериментальная девочка с Пирры.

Николай в свою очередь подивился двум ее мозгам.

— А тебе что, здесь нравится?

— Нет, но мы очень мало узнали об этой цивилизации.

— Мне и этого хватает. А ты, коль такая любопытная, оставайся. Но эксперименту тогда — конец!

— Какому эксперименту?

— Да ведь ты — эксперимент. А когда тебе отрубят голову с ее двумя мозгами, плакал эксперимент твоего отца.

— Как это — «плакал»?

— Эх, — потерял терпение Николай, — ты еще не знакома с земной цивилизацией, а хочешь изучить эту.

— На Земле мне тоже не поверили, — мстительно напомнила ему девочка.

— Да, но там тебе никто не хотел отрубить голову. Скорее всего, тебя просто поместили бы в сумасшедший дом. А там чисто, светло, всячески о тебе заботятся.

— Ничего хорошего в том, что тебя запирают.

Ники растрогала ее наивность.

— Верно, но если мы вернемся на Землю, нас запрут вместе. Вот будет весело!

— Но почему нас должны куда-то запирать?