…Место для вербовочного пункта они оборудовали в Долма-Бахче.

Старый, даже ветхий двухэтажный дом как нельзя лучше подходил для этой цели: он был незаметен, легкомысленнен и стоял так, что любого направляющегося к нему по немноголюдной улице тот, кому было положено приглядывать тут за порядком, увидел бы метров за сто.

Для кривых, изломанных временем улочек Стамбула это было небывало удачно!

Сам дом побелили, дворик вокруг почистили, разгребли старый хлам, выставили охрану. Так что если смотреть со стороны выглядел домик как прибежище какой-нибудь не очень солидной организации – то ли некрупного банка, то ли торгового дома с претензиями.

А когда базу подготовили за дело взялись эмиссары Российского Общевоинского Союза.

Механизм вербовки использовался самый простой.

По своим каналам РОВС собрал тридцать человек, которым разъяснили задачи и условия. Те в свою очередь довели информацию до проверенных людей в низовых звеньях организации. В идеале, информация о наборе волонтеров должна была бы разбрестись только между своими, но иллюзий по этому поводу никто не питал…

Скрыть такое дело ни от большевиков, ни от турецких властей никто и не надеялся, однако турецкие власти, похоже, предпочли не замечать того, что творилось в Стамбуле, а что касается большевиков…

Эти наверняка что-то уже пронюхали.

Да и странно было бы надеяться на всеобще молчание, когда через двор старого дома только за первую неделю прошло более трех тысяч офицеров Белой армии, но что Советы могли сделать? Хоть и рисовали они на своем гербе земной шар анфас, но дотянуться до Африки ручки у них были еще коротковаты.

Ход с Африкой придумал сам Кутепов.

Чтоб совесть турецких властей продолжала оставаться незапятнанной, офицеров вербовали, предлагая участие в военных действиях в Северной Африке. Желающих понюхать пороху среди бедствующих эмигрантов хватало. Предпочтение при этом отдавалось тем, за кем тянулся кровавый след с Гражданской войны.

Как правило, человек приходил в дом с фонтаном во дворе с уже готовым решением. Там ему сообщали, что по другую сторону от мушки будут не негры, а большевики. Останавливало это не многих. Тем, кто хотел подумать, в свете изменившихся обстоятельств, предлагалось, под присмотром британских морских пехотинцев конечно, погулять по чистому дворику, подумать.

До чего бы он там не додумался, гость возвращался в дом и… исчезал.

Имевшимся в доме подземным ходом волонтеры выводились на другую улицу и в закрытых машинах вывозились из Перы – европейской части Стамбула – в порт. Там каботажными пароходиками они доставлялись на один из островов в Мраморном море, где их ждали представители Британского Флота и … Кто желал свести счеты с красными получал винтовку в руки, кто же держал зуб на негров и не хотел связываться с бывшими соотечественниками, задерживался на островке на пару недель на полном пансионе Её Величества Королевы Англии, Шотландии… и так далее.

…От лагеря в разные стороны уходили четыре дороги – два хорошо накатанных тракта к Каракесе и Эрзуруму и еще пара поплоше – в сторону турецко-советской границы.

До ближайшего селения было километров пять, и это вполне устраивало комбрига. Место специально выбиралось так, чтоб лагерь не бросался в глаза и тоже время, случись такая необходимость, мог легко оседлать все дороги.

Холмистая равнина, засыпанная снегом, уходила вперед до самого горизонта, сливаясь там с заснеженными горами. Казалось, что вокруг нет ни души, но комбриг товарищ Родимичев знал, что, подумав так – ошибется. Люди вокруг были. Причем свои люди, хоть и переодетые в турецкую военную форму – синие шаровары и френчи, красные фески.

У него на голове была точно такая же. Он снял её с наголо бритой головы, вытер вспотевший лоб. Карнавал какой-то… Комбриг сплюнул, но не сказал ничего. Приказ есть приказ. Хорошо, что хоть турецкий язык не нужно учить.

Бригаду перебросили сюда неделю назад из-под Ростова. Ночью, по тревоге подняв личный состав, погрузили в теплушки и довезли до Армавира, а там пешим манером перевели через границу. Сделано это было так быстро, что кое-кто из бойцов так и не сообразил, что находится на территории сопредельного государства, где в ходу не рубли и копейки, а лиры и куруши.

За спиной, отрогами поднимаясь вверх, простиралось Армянское нагорье, над которым хорошо видна была громада Арарата. Не так далеко, всего в сотне шагов, стояли палатки рабочих, что тянули сюда железнодорожную ветку. Отношения у СССР с Турецкой республикой были отличные, не то что с западными соседями, так почему не помочь соседу с постройкой, раз просит? Это ведь и называется интернационализм!

– Самолет! Самолет!

Он вскинул бинокль. Точно. Летающая лодка. Как и предупреждали из ОГПУ, опознавательных знаков нет. Ты смотри, что мировая буржуазия делает! Совсем стыд потеряли!

Аэроплан сделал круг над лагерем и снизился, чтоб рассмотреть все получше. Гостя ждали, и каждый знал, что следует делать.

– Не стрелять! – пронеслось между палаток. Красные командиры помнили позавчерашний приказ. – Боевыми не стрелять!

Инструкцию позавчера все получили самую строгую – не стрелять! Только не всех она касалась.

Товарищ комбриг бросился к палатке, где как раз в ожидании этой минуты с утра гоняли чаи три лучших бригадных пулеметчика, что не просто в мишень попадут, а в случае нужды серп и молот на ней двумя очередями нарисуют.

– Готовы?

Все трое вскочили из-за стола, на котором стоял самовар, и вытянувшись, разноголосо отрапортовали.

– Так точно!

Стрекот авиационного мотора влетел в палатку. Ручные пулеметы – два «льюиса» и «гочкис» лежали тут же.

– Тогда, давайте, товарищи бойцы, давайте…

Он тряхнул кулаками. Красноармейцы похватав пулеметы выскочили на мороз. Родимичев выскочил следом, ощущая знакомый азарт удачной атаки. В бело-голубом небе кружила железная птица. Навстречу ей в небо уперлись стволы.

– Давай, давай, ребята… Патронов не жалеть… Только не сбейте его ненароком…

… Окопы бойца вырыли правильные – в полный профиль.

Товарищ Родимичев с адъютантом шли по брустверу, обходя воронки и любуясь.

При его приближении бойцы вытягивались, и по их глазам видно было, что если кто из них и жалел втайне о затраченном напрасно труде и кровавых мозолях, то только до вчерашнего дня. После того, как позиции были обстреляны тяжелой артиллерией, стало ясно, что воевать придется всерьез, а на такой войне пот дешевле крови обходится.

Сперва, как началось, комбриг, прямо скажем, озадачился – вроде бы дружеская страна и на тебе. Промеж бойцов шум прошел. Комиссар прошел по ротам, объяснил все это происками империализма, а когда разведчики притащили языка, то все прояснилось.

Оказалось действительно происки!

Выяснилось, что никакие это не дружественные турки, а, всего-навсего уже раз битые белые офицеры, нанятые на деньги английского империализма.

Комиссар собрал коммунистов, объяснил политический момент, и к утру пропала из глаз бойцов растерянность. Враг-то оказался старый, уже не раз битый!

А кого раз побили – того и второй побьем!

Да и позиция – загляденье! Не обойти!

С обеих сторон дороги холмы да горки – сам черт ногу сломит. Там где хоть какое-то движение возможно – колючая проволока в три кола и мины… Так что белякам деваться некуда – только в лоб.

«А лбы у нас крепкие!» – подумал комбриг.

Перейдя линию окопов, он спустился по склону к палатке, на ходу размышляя о том, как сюда занесло беляков и что они готовят.

А они должны были что-то готовить.

Не было времени у них на позиционную, такую как в 16-м, на Империалистической, войну. Как не спокойны турки, не потерпят они у себя такого безобразия. Танки? Откуда они тут у них… Газы? Комбриг отрицательно покачал головой. Это вот вряд ли… Это не по-русски как-то, нарушение традиций какое-то… Аэропланы? Это в горах-то, где ровного места нет? А что тогда? Что? Эх, война, война. Это рядовому бойцу в удовольствие пострелять, а командиру голову ломать приходится…