– Я устал повторять… У вас нет разведки. А у британцев она есть! Кроме того, я и сам знаю, что установки такого типа есть и у нас и французов.
– Но есть ли они у большевиков? – гнул своё Келлог.
Миллионер иронично усмехнулся. Вот ведь политик. Только что, буквально минуту назад, сам говорил о большевистском оружии, а теперь вот так легко отыграл в обратную сторону…
Мысли Госсекретаря лежали на поверхности. Даже сейчас он думал о том, как оставить все как есть, продолжить торговать… Непростительная для политического деятеля такого масштаба наивность. Неужели он всерьёз надеется, что с Советами можно выстроить более-менее нормальные отношения, как с другими странами? Нет, не думает Госсекретарь о своем классе… Разиня или предатель?
– А вам бы хотелось, чтоб мои люди приволокли вам многотонную махину в упаковочной бумаге?
– Во всяком случае, это выглядело бы более убедительно, нежели их бумажные донесения… – проворчал Госсекретарь остывая.
– У вас плохое настроение, мистер Келлог.
– Да, – согласился чиновник. – Поверьте мне, что поводов для этого предостаточно. Этот сталинский спутник, экономика рушится и торговля с СССР могла бы нас серьезно выручить… Вместо того, чтоб вступить в конфликт…
Он отрешено махнул рукой.
– Так торгуйте! – не сдержался миллионер. – Торгуйте, пока есть возможность! Торгуйте, черт вас дери, потому что скоро. Совсем скоро ваше желание увидеть это оружие исполнится.
Госсекретарь заинтересованно посмотрел на миллионера.
– Только вряд ли вы будете этому рады…
– Каким образом? О чем вы?
– Как только большевики посчитают, что готовы к большой войне, они обязательно покажут миру своё оружие.
Год 1930. Апрель
СССР. Москва
…Бегунок медленно плыл по шкале настройки и кремлевский кабинет заполняли то треск грозовых разрядов, то писк морзянки, то плавные такты классической музыки. Наткнувшись на итальянскую скороговорку, он замер, впустив в комнату голос диктора. В скороговорке проскакивали знакомые слова – «большевик», «коммунист» и «космос». Сталин приглушил звук. Мир активно обсуждал успехи Советской власти.
– А какова реакция на сообщение ТАСС наших европейских соседей?
– Политической реакции, товарищ Сталин, пока что нет… Все серьезные газеты перепечатали заявление ТАСС, однако политики молчат… По нашим сведениям ни одна из значимых политических фигур не выступила в прессе.
– Хорошо… Это понятно.
Сталин качнул головой, подтверждая правильность поведения западных политиков.
– А неофициальная реакция?
Поскребышев выложил перед Сталиным несколько листков.
– Восторженный отклик Французской академии Наук… Шведы… Королевское научное общество Великобритании…
– Неужели только восторги? – нейтрально переспросил вождь.
– Не только… Ватиканская «Оссерваторе Романо» вышла с передовой «Безбожники у Божьего престола».
– Что еще?
– Большой интерес к личностям первых космонавтов.
Сталин несколько минут думал. Поскребышев стоял рядом, не решаясь отвлекать Вождя. Несколько секунд он словно плыл в потоке слов чужого языка.
– Страна должна знать своих героев… Дайте сообщение ТАСС о том, что первыми космонавтами стали члены ВКП(б) товарищи Деготь и Малюков…
Год 1930. Май
Орбита Земли. Станция «Знамя Революции»
Технология вывода грузов на орбиту уже сложилась и отработалась.
Конечно профессорские «яйца» могли выводить на орбиту довольно значительные грузы, но их возможности все-таки отставали от планов и темпов жизни Советской страны. Орбитальная станция, получившая название «Знамя Революции» строилась ударными темпами во многом благодаря идее товарища Циолковского, технически доработанной учеными ГИРДа, получившей название «ступенчатого взлета» или «облачной эстакады».
Все оказалось до гениальности просто – с помощью связки дирижаблей, орбитальный корабль с прикрепленным к нем у грузом поднимался на высоту около двадцати километров и стартовал оттуда, утаскивая на орбиту всю прикрепленную к нему груду железа.
А там все было уже привычно…
Станция со стороны напомнила Федосею три слипшихся друг с другом пирожных эклер, какие в давние времена подавали у «Елисеева», только вместо вкусного крема внутри них стояло оборудование и жили люди комсомольские бригады Путиловского и Сормовского заводов собирали первую советскую орбитальную станцию.
«Иосиф Сталин» осторожно, чтоб дров не наломать, приближался к ней, а там не прекращалась работа – вспыхивали огни электросварки, и, если присмотреться, видно было как по поверхности корпуса медленно и осторожно двигаются люди.
– Живет профессорское дело! Хочу выйти с предложением, чтоб следующий аппарат «Профессор Вохербрум» назвали… Ты как, поддержишь?
Федосей кивнул.
Оставляя за собой струйки тающего дыма, к кораблю направились несколько человек, перехватывать привезенный груз.
– Как все просто… Ни дозоров, ни секретов… Как будто у нас и врагов нет?
– Да есть враги, есть. Куда нам без врагов? Только руки у них коротки.
Он как доброму знакомому кивнул помахавшему им монтажнику.
– Да и не так всё просто, как кажется. Туда не так легко попасть… Каждая секция – настоящий пролетарский сейф.
– Это в каком смысле?
– В самом прямом. Внешние стенки – броневая сталь, из тех, что на советские подлодки идет. А между такой стеной и второй – как в самых настоящих сейфах пепел засыпан. Любой жар, любой холод выдержит. А это, брат, посерьезнее буржуйских козней будет…
Встретили Федосея на станции просто здорово – все-таки первый космонавт. Один из. Двое их первых оказалось, но это ничего. Это даже лучше, потому что не в уединении сила, а в единстве! Два – это не один. Два – это коллектив. Бригада!
Деготь хотя уже и был тут своим, примелькался, а все ж и его за компанию провели по станции, показали, как в небесах жизнь к лучшему меняется. Ну и митинг, конечно, на котором все свободные от вахты пятнадцать человек присутствовали. После всего Владимир Иванович ушел корабль к отбытию на Землю готовить, а Федосей с начальником станции товарищем Цандером в командной рубке остался на правах главного гостя.
Осторожно придерживаясь протянутого через всё помещение шнура, Федосей подлетел к иллюминатору. Порядка в каюте не было. Так же как и в ГИРДе только не на полу, а в разных местах прикрепленные эластичными шнурами к стенам и даже потолку лежали полураспакованные приборы. Складывалось впечатление, что хозяин, приоткрыв ящики и убедившись, что там находится то, что находится, от радости, что получил такое богатство пошел порхать по кораблю, позабыв про работу.
– Людей катастрофически не хватает, – пояснил хозяин. – Сам живу на два дома – неделю здесь – неделю на земле. Некогда. Большое дело серьезной подготовки требует, а времени нет…
Он чуть виновато развел руками.
– Видите, сколько всего – разобраться некогда. Жду коллег. Обещали через неделю-другую прислать…
Он кивнул на иллюминатор. Федосей обернулся.
Небо над Европой не пятнало ни одно облако, а там, куда указывал ученый, несомненно была Москва. Федосею даже показалось, что он различает что-то на поверхности голубовато-зеленого шара. Все было так близко, что казалось, прицелься из трехлинейки и попадешь! И в Париж попадешь, и в Берлин и Нью-Йорк! Мир оказался таким маленьким, что делить его с кем-то еще было никак не возможно…
– Мир, как на ладони, – прошептал Федосей и уже поувереннее добавил. – Подходи, да в карман засовывай!
– Ошибаетесь, юноша! Рано еще говорить о кармане.
Голос ученого разбил иллюзию единоличного обладания Землей.
– Это почему, Фридрих Артурович?
Тот по-хозяйски оглядел новоприбывшие ящики и мешки, словно знал их тайные свойства. Да так оно и было, наверное. В голове он держал все возможности своего детища и точно мог сказать, чем обернется каждый ящик, каждый мешок через неделю или через месяц.