Внизу взревел аэропланный мотор, но заглушая его совсем рядом простучала пулеметная очередь.

Счетверенный пулемет ударил по беглецу. Правильно ударил, с упреждением, только вот не знал никто, что у этого аппарата есть задний ход. Пилот там, едва увидев вспышки, уронил аппарат метров на двадцать, и пока пулеметчик менял прицел, успел свечой уйти в небо.

Шум, словно ножом срезало. Стало слышно, как внизу Бернард Бернардович то ли сердито распекает кого-то, то ли рвет волоса на голове. То, что случилось, его явно не устраивало, а у товарища Битюга на этот счет имелось собственное, отличное от бернардовского мнение.

«Не до нас ему, – со странным облегчением подумал Евгений Иванович. – Пожалел…»

…Ягода косился на Артузова, но молчал. Конечно, у каждого имелись свои секреты, но раз Менжинский после коллегии пригласил остаться обоих, то, верно, в этом есть смысл. Однако любопытство все же покусывало Генриха Григорьевича.

– Начнем с вас, товарищ Ягода. Как успехи, Генрих Григорьевич?

– Определенные есть, Вячеслав Рудольфович. Нам удалось идентифицировать профессора. Теперь мы знаем кого ищем.

Менжинский поднял брови.

– И кого же?

– Это Профессор Московского университета Владимир Валентинович Кравченко. Изобретатель. Столбовой дворянин.

– Это всё? Медленно работаете. Место их базы установили?

– Побережье Болгарского Царства. Район Бургаса. Но сейчас можно точно сказать, что там никого нет. Все, кто нас интересуют, находятся на станции. Утром зафиксирован старт аппарата.

Менжинский постучал пальцами по столу.

– Не кажется ли вам Генрих Григорьевич, что мы несколько потеряли в темпе?

– Нет, Вячеслав Рудольфович. Операция по захвату станции подготовлена. Будет команда – начнем хоть сегодня.

– Есть команда.

Ягода поднялся, и уже уходя поймал фразу, адресованную Артузову.

– А вы беритесь за британцев всерьёз. Запускайте операцию «Тарантелла».

…Смерть летела рядом.

В этот раз у неё имелись два названия – Великая Пустота и смертельные лучи аппарата профессора Иоффе. Если б все это было по отдельности, то было бы не так страшно, но в этом месте они накладывались друг на друга, что делало перспективы вовсе уж мрачными.

Сегодня вся эта история с беляками, захватившими станцию должна была закончится.

Отбивать станцию у белогвардейцев послали три аппарата – «Иосифа Сталина», «Емельяна Пугачева» и «Степана Разина».

На «Пугачёва» установили комплект оборудования профессора Бекаури, в расчете на то, что с близкого расстояния все-таки можно будет перехватить управление станцией и блокировать её. Если это удастся, то останется сделать самое простое – проникнуть внутрь и повязать господ офицеров, а если нет… В этом случае станцию придется штурмовать. Для этого каждый из кораблей вёз по десятку десантников.

Корабли летели в трёх-четырех километрах друг от друга. «Сталин» шел в центре. Левее Федосей видел «Пугачева», а «Разин», шел с другой стороны. Оружия у них не имелось, хотя оснащены корабли в этот раз были куда лучше.

На каждом имелся радиоаппарат. Связи с Землей он еще не обеспечивал, а вот переговоры между собой экипажи уже вели. В наушниках, правда, стоял вой – поднимающееся над Земным горизонтом Солнце заливало каналы связи своим светом. Зато от него имелась иная польза – станция смотрелась как на ладони.

Федосей вспомнил, что в первый раз «Знамя Революции» показалась ему похожими на склеившиеся пирожные и тут же в мозгу возникла иная ассоциация – три пчелы кружат над лакомством, не решаясь сесть. Сейчас, находясь в пятидесяти километрах от станции, он понял, что им не так повезло, как они того заслужили. Станция, как оказалась, висела очень неудобно – боевой башней к поверхности, что означало, что поднимающиеся с Земли корабли могли бы быть обнаружены и сбиты.

– Черт!

Деготь на секунду оторвался от пульта и подлетел к иллюминатору. Думали они об одном и том же, так что слов не понадобилось.

– Точно… – согласился коминтерновец. – Следить за башней. Сообщать о любой активности.

– Справимся, – отозвались с «Разина» – никуда они от нас теперь не денутся.

Дёготь не ответил.

– «Пугачёв», как вы там?

– Нормально.

– Готовы?

– Готовы.

– Приступайте…

– Мы уже минут пять как приступили. Ничего пока.

Федосею нестерпимо захотелось спросить «почему», но он сдержался. Вокруг было столько неизведанного, но, ни один вопрос тут не имел пока ответа. Ответы для здешних вопросов них имелись только на Земле.

– Всем быть готовыми к внезапному маневру.

– Готовы. Готовы, – донеслось сквозь завывание эфира.

Минут пять спустя стало ясно чего стоила эта готовность…

Прямо на глазах, невидимый в вакууме луч прошел сквозь головную часть «Пугачева». Воздух вырвавшись облаком наружу на долю секунды сделал луч видимым и Федосей скорее угадал, чем понял, куда направлено его движение.

– Вверх! Вверх!

Деготь ударил основным двигателем не важно куда, лишь бы не попасть под удар. И навалившаяся тяжесть прижала Федосея к иллюминатору. Корабль закрутило, Малюкова отбросило в сторону, прокатило по полу и потолку, в конце концов он ударился в стекло иллюминатора и испачкал его кровью из разбитого носа.

Это была не самая большая потеря. Дёготь подняв корабль на несколько сотен метров, ушел из-под удара.

Из разреза «Пугачева» повалил пепел, создавая за кораблем траурный шлейф. Со стороны казалось, что кто-то невидимый стирает звезды с неба, оставляя вместо них длинную черную ленту.

Разрезанный надвое «Пугачев» уже не существовал, как корабль. Отсеченная передняя часть, лениво кувыркаясь, летела вперед, когда взорвался двигатель аппарата. Катастрофа произошла внезапно. Тусклая вспышка, и туманное облачко там, где только что находился красный звездолет и двенадцать членов экипажа. Настоящих большевиков!

Висевший ниже «Сталина», «Разин», уходя от луча, рванулся в сторону. Снизу ударило оранжевое пламя, и тяга повела корабль в бок, навстречу обломкам.

– Чёрт! – в голос заорал Дёготь в микрофон. – Уводи корабль, уводи!

Медленно (тут все делалось медленно) «Разин» коснулся осколка «Пугачева». На мгновение они словно слиплись. Сотни пудов железа без грохота коснулись друг друга, превращая энергию движения в силу смерти.

– Проклятый Ньютон! – заорал Федосей, когда от этого движения обломок изменил траекторию и полетел прямиком в станцию.

…Вися в воздухе они не почувствовали удара, но спокойно плывущая в иллюминаторе Земля изменила движение, стала уходить сторону.

– Что там, профессор?

Профессор ответил не сразу. Он вертелся в наблюдательной башне, стараясь выцелить второй корабль. Предназначенный для удара по Земле аппарат, где перемещение луча регулировалось микрометрическим винтом, не мог угнаться за юркими большевистскими кораблями, а после гибели первого большевики мухами разлетелись в разные стороны. Профессор ответил не сразу – азартно крутил штурвал наводки, наводя луч на уходящий к Луне корабль. Десяток секунд он пытался успеть, но разум пересилил азарт.

– Похоже, в нас врезались обломки корабля… – ответил он, когда корабли вышли из поля зрения.

Не прошло и десятка секунд, как станцию сотряс новый удар. Профессор не удержался и соскользнул вниз. Его ударило о стену и понесло по кругу. Он сумел зацепиться и, вися на стене, крикнул.

– Держитесь! Нас бомбардируют обломки!

Не все смогли последовать этому совету.

Ротмистр вращая руками с глуповато-смущенной улыбкой (он наверняка казался себе нелепым) летел спиной вперед, даже не думая, что его там ждёт.