И тут Александр Иванович ставит красивую точку: он резко взмахивает рукой, и увесистый HP (нож разведчика), сверкнув кромкой отточенного лезвия, коротко прошелестел в воздухе (в-ш-ш-и-и-к!) и гулко воткнулся в ствол дерева в пяти сантиметрах от моей шеи.

Все.

Потрясенное молчание. Взрыв оваций. Поклоны. Занавес.

Загалдев, курсанты сломали строй и подбежали к нам. Улыбались, жали руки. Попытались вытащить HP из ствола дерева, но — слабаки — не смогли: глубоко засел. Я небрежно, одной рукой выдернул нож и вложил его в ножны.

Тут подошел ко мне Слава-переводчик и сказал, что курсанты хотят пощупать, все ли ребра у меня сломаны. От себя он добавил:

— Они, кажется, думают, что у тебя вокруг туловища прокладки от ударов.

Я благосклонно разрешил. Никаких прокладок, смягчающих удары, не оказалось, и ребра все были целы.

Прирожденный педагог Александр Иванович тут же обыграл ситуацию:

— Товарищи курсанты! Если вы будете нас слушаться, стараться и беспрекословно выполнять все, что мы вам скажем, вы станете такими же крепкими, как он! — жест в мою сторону. — И ни один враг революции вас не сломит!

Товарищи курсанты изъявили полнейшую готовность поступить в наше распоряжение, причем немедленно…

Потом мы обмылись холодной водой (холодной не оттого, что закаленные, а потому, что не было горячей) в прекрасной беломраморной и зеркальной ванной, переоделись и минут десять посидели в кабинете полковника Хабиби в глубоких кожаных креслах, смакуя предложенную радушным хозяином кока-колу.

Вроде бы все вышло хорошо…

Усталые, но довольные, мы возвращались домой.

Когда во дворе нашей виллы я, собрав свое оружие и сумку с вещами, направился к себе на второй этаж, Александр Иванович негромко сказал:

— Зайди ко мне минут через десять.

Когда я вошел к Долматову в комнату, на столе уже стояли две алюминиевые кружки, на газете лежали галеты из сухого пайка и кусок соленого сала.

— Ну, как самочувствие? — поинтересовался Долматов.

— Нормально.

— Травм нет? Ничего не потянул?

— Да вроде бы нет…

Долматов достал из-под кровати десятилитровую металлическую канистру и налил из нее в кружки по половине.

— Спирт… Ты как, разбавляешь или будешь чистый? — спросил он, нарезая финкой толстые ломти сала.

— Разбавлю… А вода есть?

— Вон, во фляге. Кипяченая… Я тоже разбавляю.

От воды спирт в кружках замутился, потеплел.

— Ну, что… Сегодня ты хорошо поработал, молодец. Это, — он кивнул на кружки, — в качестве поощрения. Давай за успех, за наше здоровье!

Выпили. Закусили. Хмель ударил в голову. Я подумал, что уже, считай, месяц у меня спиртного во рту не было. Да еще при такой кормежке… По телу расползалась сладкая истома.

— Ты давай кури, если хочешь, — великодушно предложил Александр Иванович.

Выпили еще. Поговорили о том, о сем, обсудили, как лучше нам проводить занятия.

Потом вышли на веранду, сели в плетеные кресла и наблюдали за солнцем, которое, клонясь к закату, медленно падало за рубчатую кромку дальних гор. Легкий, почти неощутимый ветерок навевал вечернюю прохладу. Было тихо. Лишь время от времени вдали, судя по направлению, где-то в районе аэропорта, раздавались одиночные выстрелы. Прострекотал автомат. И снова все стихло. Солнце наконец-то упало за горы, и тут же быстро стемнело.

Только сейчас я ощутил, насколько устал за этот день. Вдруг заныли руки и ноги, заболело ушибл^цное колено.

— Ладно, пора спать, — угадав мое состояние, сказал Долматов, — завтра утром обязательно разомнись, больше работай на растяжку, понял? Выезд после обеда, в 13 часов. — Помолчав, он вдруг добавил: — Устал я, как собака… А ты молодцом. Крепкий… и контролируешь себя в спарринге. А то иной дуролом глаза выпучит… Я больше всего боялся травм: тогда бы все пошло насмарку! Ну, ладно, спокойной ночи…

Поднявшись наверх, я упал на свою раскладушку и уснул, как убитый. В ту ночь мне ничего не снилось.

С переездом на виллу жизнь стала приятной и окрасилась разнообразными и яркими красками. Выезды в Пагман и занятия с контрразведчиками чередовались с выездами в город для изучения и разведки объектов, проработки маршрутов, с вояжами по местным лавкам. Местные жители в целом относились к нам равнодушно, хотя некоторые и смотрели волками. Но мы никого и ничего не боялись. Чего бояться? Мы были физически сильны, проворны, осмотрительны. Под рукой всегда оружие…

В нас было сильно чувство неуязвимости: с кем-то может случиться все, что угодно, но не с нами!

Оставшиеся в посольстве ребята нам откровенно завидовали. Еще бы: таскаться «через день на ремень» не очень-то сладко. Сказать по правде, мне их было жалко…

Учить афганцев навыкам рукопашного боя оказалось занятием достаточно трудным. Оказалось, что в их системе дошкольного и школьного образования практически отсутствует такой предмет, как физкультура. Поэтому у наших подопечных не было наработок « мускульной памяти». Все это разъяснил мне Долматов. Несмотря на простецкий вид и грубовато-солдатскую манеру общения, он был весьма образован и как медик, и как педагог, и как тренер. Так что нам с ним пришлось восполнять пробелы физического образования у наших курсантов и нарабатывать им эту самую «мускульную память», координацию движений.

Первые занятия начинали с разминок, которые у нас делают в детских садах и школах. И только потом уже постепенно переходили от простого к сложному. Хотя особого времени у нас для всей этой постепенности не было: ускоренный курс! Уже через месяц мы должны были принять у афганцев зачет по теории контрразведки и рукопашному бою. Нам пообещали, что на зачете будет присутствовать сам министр безопасности Асадулла Сарвари. И мы старались вовсю.

И вот наконец мы решили, что пришло время для обучения наших курсантов в спарринге. Отрабатывали прием «маховый удар ногою в пах» и защиту от него.

Александр Иванович показал прием на мне. Он нанес удар, я, отступив правой ногой назад, прогнулся, выводя корпус из-под удара, и одновременно поставил предплечьями крест-накрест защиту. Показали еще раз в замедленном темпе. Потом я наносил удар, а Долматов защищался.

— Все поняли?

— Да, поняли…

Поставили группу в круг, лицом в середину. Все наносили удар по воображаемому противнику, а я бегал по кругу, поправлял. Потом все отрабатывали защиту.

— Ну что? — спросил меня Долматов, когда я подбежал к нему.

— Да так, в целом вроде бы усвоили, можно ставить в спарринг.

— Рановато, давай еще! Мне травмы не нужны.

И снова я, как борзой кобель, носился по кругу, показывал, объяснял. Потом они наносили удары мне, а я ставил защиту. Потом я имитировал удар, а курсанты защищались.

Наконец Долматов потребовал внимания:

— Товарищи курсанты! Сейчас вы разделитесь на пары и будете отрабатывать удар друг на друге. Помните, что перед вами стоит не враг, а ваш товарищ по партии, по работе. Поэтому не бейте изо всех сил. Сначала все движения надо проделать медленно, чтобы вы их запомнили и чтобы мы могли вас поправить. Все поняли?

— Да… Поняли!

Я вновь всех обежал по кругу, поставил в пары.

— По команде «Прием» те, кто стоят по внешнему кругу, будут наносить удар, а их партнеры защищаться. Потом поменяетесь. Все делать только по команде!

Я оглядел наших курсантов и заметил, что у некоторых из них появился в глазах нехороший, азартный блеск, кое-кто сделал зверское лицо, оскалил зубы. Взглянув на их тяжелые военные ботинки с подковками, я успел подумать, что добром это не кончится. Хотел сказать Долматову, но не успел.

— Внима-а-ние… Пригото-о-овиться… Пр-р-р-ием!

И в следующий момент пять наших курсантов замертво свалились на землю. Скорчившись в три погибели, хватая широко открытыми ртами воздух, они катались, зажимая руками пораженные гениталии. Еще человек шесть потирали ушибленные бедра.