На всех участников собрания этот рассказ произвел сильное впечатление. В своем большинстве они в конце концов высказались за уничтожение обычая.

Руководитель округа Масента, где началась эта кампания, привлек к участию в ней молодежь. Юноши и девушки по всей области разъясняли населению, что идолопоклонничество должно исчезнуть. Они собирали маски и фетиши, причем не совершая ни малейшего насилия над верующими. Женщинам, которым обычай строжайше запрещал видеть мужские маски, были показаны музыкальные инструменты, с помощью которых имитировался голос старшей среди масок — афви. И небеса не разверзлись, и гром не грянул.

В это время в крае разыгралась следующая драма.

Две группы деревень готовили своих детей к обряду инициаций, но в их распоряжении имелся только один фетиш — гпадои, необходимый для совершения церемонии; деревни же были в ссоре.

Тогда с юга был доставлен второй, новый фетиш. Для того чтобы придать ему силу, нужна была человеческая кровь. Жертвой стала женщина, тело которой после совершения страшного обряда было брошено в реку, в глубине леса. Много времени спустя оно было обнаружено там пришедшими ловить рыбу женщинами.

Жандармерия быстро разобралась в этом преступлении и установила виновников. Было арестовано около пятидесяти человек, затем состоялся открытый процесс. Влиянию фетишизма был нанесен сильный удар.

Знаменательно, что выступления против древних верований стихийно возникали в народе. Французский социолог Клод Ривьер, первым описавший этот эпизод из истории духовного возрождения страны, рассказывал о беседе приехавшей в столицу Гвинеи — Конакри делегации молодежи Лесной Гвинеи с учениками местного лицея. Делегаты объясняли, почему они обратились к правительству республики с просьбой запретить священные рощи.

Из этих объяснений явствовало, что в Лесной Гвинее молодежь была убеждена в несовместимости сохранения старой, традиционной власти, опирающейся на авторитет религии, с делом укрепления новой, народной власти. Ее возмущало, что древние мифы и верования закрепляли социальное неравенство. По мнению приехавших в Конакри делегатов, фетишизм поддерживал бесчеловечные, разорительные и вредные для здоровья обряды и традиции.

Клодом Ривьером были записаны некоторые доводы, высказанные гостями. Один из них отмечал, что еще недавно в священных рощах старейшины вынашивали планы оппозиции Демократической партии Гвинеи. Другой подчеркивал, что равенство, за которое боролась эта партия, было невозможно между посвященными и теми, кто не прошел инициаций. В разговоре было также высказано мнение, что традиционная иерархия племени мешала новой жизни. Один из делегатов говорил, что молодежь сама сжигала маски и фетиши, что прошло время, когда старики распоряжались молодежью.

Так тесная связь, постоянно существовавшая между верованиями архаичного общества и установившимся в нем социальным порядком, оказалась губительной для них. Как только созрели силы, стремящиеся к ломке изживших себя социальных отношений, так вспыхнула и борьба против закреплявших эти отношения религиозных представлений и обрядов.

Демократическая партия Гвинеи умело, с большим тактом поддерживала эти настроения. Ее низовые организации получили указание постоянно разоблачать пресловутые таинства обряда инициаций и злоупотребления жрецов и знахарей. Было проведено несколько открытых судебных процессов, которые возбудили общественное мнение против фетишизма. Немалую роль сыграли и спектакли самодеятельных театральных коллективов, которые зло высмеивали пережитки старых традиций.

Общественная мысль, очевидно, подходила к новым порогам. Конечно, ни сожжение масок и фетишей, ни уничтожение священных рощ, ни высмеивание старых обрядов еще не могло само по себе полностью разрушить архаичное мировоззрение, и знаменательно, что старики крестьяне отказывались есть бананы, выращенные на устроенных в священных рощах плантациях. И все же совершался громадный рывок вперед.

Правда, до тех пор пока не происходило смены самого типа сознания, крах традиционных религиозных представлений мог сопровождаться распространением влияния ислама либо христианства. И это действительно наблюдалось, в частности в Лесной Гвинее. Однако в значительно большей степени падение фетишизма благоприятствовало торжеству идей социального раскрепощения, экономического прогресса, культурного возрождения, укрепляло чувство национального достоинства.

В горах Северного Камеруна удивителен контраст между хрупкой вневременностью крестьянских жилищ и огромным, многовековым трудом, вложенным в создание полей-террас. Когда я пытался представить, каких усилий стоили расчистка горного склона от камня, доставка сюда плодородной земли, а потом ее закрепление с помощью выложенных из камня стенок, то мне казалось очевидным, что я нахожусь лицом к лицу с древней цивилизацией.

Каковы, однако, были другие проявления этой цивилизации? Литература? Местные народы не знали письменности. Изобразительное искусство? Деревянные скульптуры редко сохранялись больше ста — ста пятидесяти лет, и от прошлого практически ничего не уцелело. Архитектура? Крестьянский дом существовал шесть-семь лет, пока не размывался дождями, не разрушался ветром.

Великие государства прошлого, существовавшие на континенте, были, несомненно, выражением долгого общественного развития, которое сопровождалось и расцветом культуры, духовной жизни. Но эти империи исчезли, оставив за собой лишь пыль мелких, нищих деревень.

Что же сохранилось от давних времен как свидетельство былого величия? Думается, прежде всего уклад жизни, сложная сеть трудовых и родственных связей. К тому же если материальные проявления местной культуры были хрупки и непрочны, то ее духовное содержание тщательно сохранялось обществом.

Насколько можно судить, основываясь на современных примерах, в прошлом новые общественные структуры складывались в Тропической Африке на устойчивом фундаменте родо-племенных отношений и общин ного разделения труда. Его не разрушали полностью развивающиеся рабовладельческие либо феодальные порядки. Когда по той или иной причине общество отбрасывалось в своем развитии назад, старая праоснова африканского крестьянского мира обнажалась, освобождаясь от обычно еще не окрепших классовых надстроек.

В африканской деревне к тому же всегда с особенной силой ощущалось явление, которое можно назвать социальной инерцией. Менялись условия жизни, развивалось земледелие, исчезали старые ремесла, появлялись признаки зарождения новой культуры, а в обществе не пропадало стремление увековечить собственную структуру и традиционные отношения между людьми, законсервировать представления о самом себе и об окружающем мире. Одним из главных средств в его распоряжении было воспитание, эффективно поддерживавшее направление инерционного движения.

Крестьянская община лепила из человека идеального гражданина в течение всей его жизни, формируя его сознание, укрепляя тело, вооружая его душу твердыми моральными принципами. Воспитание создавало неразрывные связи между личностью и коллективом. Конечно, оно основывалось и на прямом, повседневном воздействии общины на каждого человека, но имели значение и мощное влияние племенных верований, мифов, культуры, и страх перед одиночеством, страх перед отчуждением и изгнанием. Само сознание человека, мыслившего личность только в теснейших взаимоотношениях с природой и племенем, облегчало его формирование.

Мне рассказывали, что горшечницы у бамбара не прекращали во время работы произносить заклинания. Если столь сложных предосторожностей требовало изготовление глиняного сосуда, то что говорить о воспитании общинника? И повседневные обряды и торжественная ритуальная церемония в праздник, зачастую несущие закрепленный в туманных символах смысл, естественно, были мощными средствами формирования личности.

Вот почему этика современного крестьянства позволяет временами увидеть, насколько значительными были духовные достижения исчезнувших, казалось бы, бесследно культур.