*Гонг*
Второй раунд проходил в страшном напряжении, одна ошибка, и он меня отправит отдыхать. Я выбрал жертвой его правую руку, рядом с рассечённой бровью. Быстрые рывки, уклонения, пара ударов, и назад. Повторить. Снова и снова. Один особо удачный удар прошёл по печени, заставив его на десяток секунд прекратить попытки достать меня и впечатать рукой или ногой в стенку арены.
Дважды мне прилетало, но удары были больше наотмашь, и я успевал нивелировать урон, хоть и отлетал через пол арены. К концу раунда его правая рука оставалась лишь в одном положении, не пытаясь меня достать. Очередной удар вызвал оскал и болезненное выражение лица. Это оказалось для меня сигналом. Проработка корпуса помогла лишить противника ровного дыхания.
— Кхе… — сильный удар ногой отправил меня в столб, в который я прилетел крайне неудачно, стукнувшись затылком. Посыпались звёзды из глаз, и закружилась арена. Противник взял разбег и побежал на меня. Нырнул в сторону слепой зоны, но оказался предсказуем, и мне вновь прилетело ногой, болезненным ударом по рукам он впечатал меня в стенку.
*ГОНГ*
Где сполз, там и сел. А затем поднялся, восстанавливая дыхание и потирая ушибленный затылок. Чёрт возьми. Дело плохо
Перерыв прошёл предательски быстро. Надолго меня с такими швырками не хватит, а там уж и прижать разок в борьбе можно, пока не посинею. Пару раз по кумполу стукнуть мне хватит и после этого всё — можно снова отправляться в родную больничку. А ведь только синяки сошли…
Моя цель снова лежала в слепой зоне. Разбег, резкий прыжок в сторону, толчок, полёт к голове и вялой рук противника, её прикрывающей. Крушитель начал разворот в мою сторону и выстрелил здоровой рукой навстречу, хватая на полёте за шею. Больно.
Меня опрокинули на бетон, жёстко обрушивая на землю. Всё, что я смог сделать, это стукнуть выпрямившейся ногой этот шкаф по голове. Бесполезно. Зато в критической ситуации в голову пришла светлая мысль. Ноги обвили руку и упёрлись в шею. Меня подняла эта махина и вновь обрушила на асфальт. Но я мёртвой хваткой вцепился и начал выгибаться, разжимая спинной и всеми мышцами тела его руку до состояния противоположного природному.
Болевой приём сработал, и к четвёртому подряд падению на асфальт что-то случилось, щёлкнуло, и громила заорал не своим голосом.
Влетел судья, оттаскивая меня, показывая на едва заметные постукивания отбитой рукой по бетону.
Я, ошалевший, лежал на окрасившимся в красный бетоне, тяжело дыша. Громила что-то кричал и втирал судье, а я утонул в шуме и гомоне толпы, что будто из ниоткуда вынырнула и закричала. Что за шум…
«ПОЗДРАВЛЯЕМ НАШЕГО НОВОГО ЧЕМПИОНА! НЕУСТРАШИМОГО И ХИТРОГО МУРАААААААВЬЯЯЯЯЯ!»
Остаток вечера пролетел как какой-то фильм в быстрой перемотке. Меня оттащили ребята графа, помогли прийти в себя, обработать ссадины и ушибы. Тело напоминало ту же отбивную, что была после драки в кафе. Дали выпить какую-то дрянь, граф сказал, что завтра передаст мои деньги, и я под поздравления и крики толпы отправился на долгожданный отдых. Утром меня ждёт боль и учёба… Никто ничего не отменял.
При входе в общагу меня сопроводил внимательный и грозный взгляд ночного дежурного.
Дверь открылась, и я увидел её. А ведь я забыл о её существовании за этот вечер. Разодетую в новый, симпатичный халатик.
— Вань, ты так поздно… Я думала, уже не придёшь. Прости меня за это утро. Я подумала и всё поняла. Если ты хочешь меня, это нормально. Ты молодой человек, я красивая девушка. Такая реакция — вполне нормальная. Но давай сразу договоримся, ты можешь спать вместе со мной, но давай не будем торопить события.
— Почему ты не ушла к отцу? — я посмотрел на неё, снял обувь и остановился у своего матраца. У меня совершенно не было ни сил, ни желания выяснять, что происходит. Хотелось лишь лечь и уснуть…
— Ладно… Ладно, я всё поняла… Можешь больше ничего не говорить. — она развязала узлы своего халатика, и оно соскользнуло с её хрупких плеч.
Я тоже стянул майку и посмотрел на неё.
— Иди ко мне… — в одних лишь трусиках с кружевами, при свете слабого ночного светильника, она мило и скромно стояла у кровати, сжав от стеснения пальцы и то прикрывая груди, то опуская руку.
Глава 12. Привычка
— Иди ко мне… — в одних лишь трусиках с кружевами, при свете слабого ночного светильника, она мило и скромно стояла у кровати, сжав от стеснения пальцы и то прикрывая груди, то опуская руку.
— Ага. — я плюхнулся на свой матрас и уже спустя минуту вырубился.
Проснулся я около пяти утра с мыслью о том, что моя привычка засыпать при острой необходимости в любом месте в любое время в этот раз сыграла со мной злую шутку. Но что поделать, если организм сказал «отдыхаем», значит отдыхаем. Надо подлечиться, а сон — лучшее лекарство. Спать хотелось безумно, но неосторожный поворот на бок огненной болезненной волной прошёлся по телу. Ссадины, царапины и синяк вызвали целый шторм боли, заставляющей сжать зубы и терпеть. Это было неожиданно и чертовски неприятно.
Остатки сна как рукой сняло. Всего четыре часа смог поспать… маловато. Поднявшись, я осмотрелся. Моя самопровозглашённая головная боль валялась звёздочкой на кровати с задранной майкой. Если бы не полнолуние, я бы в этой темноте и не увидел это чудо. Кстати, её поведение всё больше становится непредсказуемым. Складывается ощущение, что она просто хочет доказать отцу, что готова жить самостоятельной жизнью, без его опеки. Это с точки зрения логики. Но где логика, и где эта сумасбродная девчонка?
Взял полотенце, чистую одежду и отправился в душ. Утром надо её как-то попросить обработать раны… Спину сам я не достану.
Двигаясь по коридору, услышал пытающуюся не шуметь толпу на лестнице. Кому учёба, а кому развлечения до самого утра. Позже надо будет у графа или ещё у кого уточнить, почему так много позволено студентам в ВОЕННОЙ академии.
Прошёл вдоль коридора в душ и дотронулся рукой до батарей. Как я и думал, горячей воды нет. Экономия… Впрочем, я с детства достаточно часто закалялся. В юношестве потребность переросла в привычку. Не желая подвергать себя риску простуд, я узнал про закаливание, и со временем смог развить в себе способность использовать для купания воду практически любой температуры… Одно непонятно, зачем я вообще об этом размышляю, стоя голым перед душем и пытаясь достать рукой до ран на спине.
Полилась вода, смывая мою усталость и притупляя боль. Проходя по спине, она приобретала розоватый оттенок.
— О Боже… Я и не думала, что тебе так досталось. — раздался за спиной женский пьяный голос, ставя меня в крайне неловкое положение.
— Эй! Это мужская душевая! — возмутился я.
— Да ладно тебе, как будто мы чужие друг другу. Ты так быстро сбежал после победы, что я даже не успела толком… Не успела тебя поздравить, вот.
— Рыжая? — удивился я.
— Для тебя, вообще-то, достопочтенная Кейт Престон! ИК! Возможно, будущая владелица баронства Лундрес. Так что попрошу капельку уважения. Чего я сюда пришла-то? Пьяная моя голова… А, жетон твой! Где я его положила-то.
Эта бесстыжая развратная девица — баронесса? Будущая? Вот так новость… Чего она там так долго копошится? Поскорее бы вернула и ушла. Да и вообще…
— Достопочтенная Кейт Престон! Может, утром вернёте?
— Неа, я спать до вечера буду. Да куда я его засунула? Иди сюда, помоги мне.
— Смеёшься? — я аж шею повернул, чтобы посмотреть на вторую наглую девку, встретившуюся мне за это утро.
— Да чё я там не видела! Жетон твой, походу, провалился и скатился куда-то вглубь платья. — она крутилась на месте, пытаясь на спине, выше поясного тонкого ремня, нащупать кулон. — Потеряла, что ли?
— Я ТЕБЕ ДАМ, ПОТЕРЯЛА! ИЩИ ДАВАЙ! — рявкнул я на неё.
— Помоги, блин!
— Куда ты его засунула? — спросил я у неё, стоя в пол оборота и прикрывая рукой проснувшегося, несмотря на ледяную воду, друга.
— В декольте… — неловко сказала она, показывая в район своего пупа, где её декольте и заканчивалось.