Перед этим он некоторое время проводил какие-то манипуляции с канистрами, связывая ёмкости обнаружившейся на дне прочной верёвкой и пропуская её сквозь отверстия в обшивке. Вскоре канистры были опутаны наподобие рыболовной сети. Гарт несколько раз проверил прочность узлов и вроде остался доволен.

Алби заняла своё место, украдкой бросая опасливые взгляды на своего спутника. Её разрывал изнутри терпкий, едкий страх, от которого потели ладони и мелко билась жилка на виске. Страх был такой силы, что затмил даже ненависть. Можно ненавидеть мучителя, деспота, насильника. Человека, решившего идти до конца, можно только бояться. И Алби очень боялась.

Гарт бросил на неё быстрый взгляд.

— Возьмись обеими руками за ручку. И сожми покрепче.

Он снял галстук и начал привязывать её руки к ручке перед сиденьем.

Алби непонимающе смотрела и только ёжилась от пронизывающего ветра. Приближался шторм.

— Нам надо будет в этой утлой посудине на полном ходу пройти под водой, — пояснял Рифус, связывая концы галстука каким-то сложным узлом, — причём при хороших волнах. Я-то удержусь, а тебя моментом смоет за борт, как бы ты не вцеплялась в ручку. Тебя просто оторвёт и ты утонешь, ближе к Грани волны слишком частые и высокие, у тебя не хватит сил выплыть. Плюс тебя могут утащить на дно тамошние водовороты, это щели в земле глубиной в семьдесят пять метров. Тебя утянет вниз, а потом выбросит наружу. И, боюсь, этой мясорубки ты не переживёшь. Так что придётся тебе плыть с привязанными руками. На этой яхте нет даже ремней безопасности. И вот ещё что. Перед переходом набери в грудь побольше воздуха. Ты поймёшь, когда. Ты увидишь.

Алби только смотрела на него, боясь сделать лишний вдох. Переход за Грань начал казаться ей не просто сумасшествием, а самой верной погибелью из всех, даже пистолет Рифуса может дать осечку. А Внешний мир — никогда.

Взвизгнул раненым зверем мотор, и лодка, набирая скорость, понеслась прочь от маленького каменистого островка, населённого только суматошными чайками. Погода портилась. В лицо Алби дул порывистый ветер, обдавая холодными брызгами и полоща короткие волосы. Она жмурилась, когда солёная вода попадала ей в глаза, и крепче вцеплялась в пластиковую ручку. Волнение на море грозило в скором времени перерасти в настоящий шторм. «Зачем он вышел в такую погоду? Мог бы и переждать, на этом островке нас бы всё равно никто не нашёл бы...» Но спорить с Рифусом было бессмысленно, тем более, что правил лодкой он довольно уверенно, срезая пенные верхушки с колышущихся волн. Лодка мчалась, рассекая бескрайний водный простор, куда-то вдаль, где не было видно ничего, кроме серо-зелёного моря, сливающегося с облаками на горизонте. И по тому, как всё сильнее пробирала её тело незнакомая прежде дрожь, Алби догадалась: они приближаются к Грани.

Волны становились всё сильнее. Лодка, из которой Гарт выжимал все силы, взлетала на молочно-белые пенящиеся гребни, каждый раз рискуя опрокинуться. Внутри у Алби всё переворачивалось, и от качки, и от парализующего ужаса, что внушала ей разбушевавшаяся клокочущая стихия. Она едва смогла повернуть голову, чтобы посмотреть на «красногалстучника». Лицо его было хмурым и сосредоточенным, но страха в нём не было, одна голая решимость дойти до Грани и пересечь её. Руки, казалось, намертво приросли к небольшому штурвалу, он иногда морщился от бьющей в лицо холодной воды, но держался всё так же уверенно. Это придало Алби немного бодрости. Наверно, он всё же знает, что делает, он уже ходил этим путём. Хотя лучше бы он снова прошёл им один. И вдруг девушка задохнулась, переведя взгляд с Рифуса на открывшийся ей вид прямо по курсу.

Это была волна. Невозможной высоты, огромная стоячая волна, каменно-спокойная посреди рыдающей стихии, серо-стальная, с белым пузырящимся гребнем, величественная и жуткая одновременно. И Рифус Гарт направил их утлое судёнышко прямиком в этот морской ад.

Алби едва успела набрать в грудь побольше воздуха, чудом не поперхнувшись, как моторка на полном ходу вгрызлась в ледяную солёную стену, пронзила её и резко ушла вниз, так, что у Алби на миг заложило уши и начало нестерпимо жечь в груди. Её со всех сторон окружала яростно-упругая плоть воды, ударяла в лицо, трепала как щепочку, и Алби мысленно возблагодарила Рифуса и его чёртов галстук. Вода была повсюду, сдавливала, напирала, грозясь оторвать девушку от её хилой опоры в виде ручки. Мокрый галстук врезался в кожу, грозя перекрыть кровоток в руках, но Алби этого не чувствовала из-за холода и полной дезориентации. Лёгкие уже начинало жечь почти нестерпимо, перед глазами вспыхивали и гасли миллионы искр. Больше всего этот прорыв сквозь исполинскую волну напоминал ей прочитанные истории о людях, попавших под лавину. Как старенькая лодочка могла противостоять этой мощи, было совершенно непонятно. И всё же моторка двигалась, только Алби не могла понять, куда, не имея возможности даже пошевелиться, забившись между сиденьем и панелью. «Это конец... Ещё секунда, и я рефлекторно вдохну... я захлебнусь...» Она не могла видеть, скорчившись, насколько возможно, чтобы водный шквал не сломал ей шею, как Рифус внезапно с нечеловеческим усилием вывернул штурвал почти на полную, а потом в зажмуренные от ужаса глаза хлынул ослепительный свет. Волна исчезла. Алби, содрогаясь и отплёвываясь, скользя на мокром неровном полу, наконец нашла в себе силы приоткрыть саднящий от соли глаз.

Лодка неслась по волнующемуся морю, приближаясь к странному берегу, поросшему настоящими джунглями из довоенных книг. Мшистые стволы оплетали вьюны и лианы, душа слабые деревья и нагло выпивая соки из сильных. Землю покрывали незнакомого вида кустарники, взмывались ввысь гигантские хвощи и папоротники, самый нижний слой покрывал влажный ковёр из мха и лишайников самых причудливых расцветок. Алби замерла, не в силах поверить в увиденное.

Рифус, тоже отдышавшись и сплюнув за борт, вдруг широко улыбнулся:

— Вот мы и во Внешнем мире.

Алби смотрела во все глаза, забыв об онемевших руках, о ссадинах, которые от солёной воды разболелись с новой силой, забыв о невероятном, беспрецедентном переходе через циклопический вал, забыв о Рифусе Гарте, о собственной горькой участи, забыв обо всём, ибо то, что она видела, превосходило её самые смелые фантазии. Она никогда не задумывалась над тем, как же в реальности выглядит полумифический Внешний мир, воображение рисовало ей уродливые почерневшие проплешины на голой растрескавшейся земле, ядовитый жёлтый ветер, перекатывающий клубки давно мёртвых трав, лужи с пугающими цветными разводами и скорбные развалины некогда прекрасных городов. А вместо этого перед ней предстала обновлённая, преодолевшая боль двух мировых войн природа, переосмыслившая случившееся с ней и, как Феникс, заново восставшая из пепла в новом облике, грозном и прекрасном. Больше некому было вырубать исполинские деревья, некому было перегораживать реки и разворачивать русла, некому было спорить с Жизнью, в очередной раз преодолевшей глупые поползновения жалких двуногих на её величие и мощь.

— Боже мой, — потрясённо прошептала Алби, дыша как-то через раз, — боже мой... Как это... прекрасно. Почему в Ойкумене этого нет?

— Чего? — Гарт, чертыхаясь, пытался развязать ей руки. Мокрая ткань врезалась в кожу, и кисти начали приобретать нехороший голубоватый оттенок. Алби не обращала на него ни малейшего внимания, всё так же завороженно глядя на берег.

— Вот этого... Этой... красоты... почему? Откуда это? Почему у нас создана гигантская ирригационная система, чтобы растения не засохли, люди трясутся над каждым деревцем, половина мощи опреснителей работает на орошение плантаций, а здесь... здесь...

— Потому что в Ойкумене люди сами создавали себе среду обитания, — Рифус наконец размотал Алби руки и покачал головой, увидев, во что они превратились, — а здесь природа решала сама, без нас. За триста лет уж как-то можно было оправиться ото всех потрясений. Дай сюда руки.