Он скрылся во тьме вестибюля, и дверь лязгнула у него за спиной. Какое-то время я простоял под дождем, пока намокшая одежда не стала липнуть к телу. Я оглядел площадь, бесчувственные кирпичные коробки зданий, поднял голову к небесам. Западный ветер все крепчал – теперь он нагнал целую стаю туч. Поддавшись необъяснимому порыву, я быстро нагнулся, вырвал из-под ног кусок дерна и швырнул его в черную дверь.

– Да будьте вы все прокляты! – крикнул я, воздев к небу испачканный кулак, но облегчения это не принесло никакого. Я позволил руке упасть, стер с лица дождевую влагу и, пошатываясь, вернулся к кэбу.

Не желая ни с кем встречаться на обратном пути, я сразу велел извозчику доставить меня к №808 по Бродвею. Во всем здании почти никого еще не было, и когда я ввалился в нашу штаб-квартиру, тишину в ней нарушали только удары дождя о готические окна вокруг меня. Я рухнул на диван маркиза Каркано, и взгляд мой уперся в нашу гигантскую грифельную доску, испещренную пометами; дух мой упал ниже некуда. Скорбь и безысходность, к счастью, наконец сдались под натиском измождения, и почти весь тот ненастный и угрюмый день я проспал. Но около пяти меня поднял громкий стук в дверь. Доковыляв до нее и открыв, я обнаружил перед собой насквозь мокрого посыльного из «Вестерн Юнион» – он сжимал в кулаке влажный конверт. Я расклеил его, и губы мои довольно нелепо зашевелились, пока я читал текст депеши:

Я перечитал текст трижды, и тут до меня дошло, что посыльный стоит передо мной и что-то говорит.

– Что такое? – спросил я.

– Ответ, сэр, – нетерпеливо буркнул мальчишка. – Отвечать будете?

– Ох… – Я на миг задумался, пытаясь прикинуть, как лучше поступить в свете утренних событий. – Да… наверное.

– Тогда вам придется написать его на чем-нибудь сухом, – посоветовал он. – Мои бланки все вымокли.

Я дошел до стола, извлек из ящика лист бумаги и коряво вывел на нем: ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ САМЫМ СКОРЫМ ПОЕЗДОМ. ПРИ ПЕРВОЙ ВОЗМОЖНОСТИ. Посыльный прочел текст и сообщил, сколько будет стоить отправка, на что я вытащил из кармана деньги и, не считая, вручил ему. Настроение у мальчишки немедленно улучшилось, из чего я заключил, что чаевые перепали ему солидные. Он благодарно кивнул и скрылся в лифте.

Если наше следствие в самом деле резко прервется, Айзексонам нет смысла торчать в Северной Дакоте. Действительно: если Крайцлер всерьез рассчитывает вывести себя из игры, без него нам остается только обналичить фишки и вернуться к обычной жизни. Что бы ни понимали про убийцу Сара, Айзексоны и я, свершить это без наставлений Ласло невозможно. И глядя в окно на омытый дождем Бродвей, где одинокие покупатели изо всех сил уворачивались от пролетавших экипажей и фургонов, чтобы их не забрызгало, я не мог даже представить себе, как нам удастся довести это дело до конца без руководства нашего друга.

Но едва я примирился с таким заключением, в двери повернулся ключ. В штаб-квартиру ворвалась Сара – в руках зонтик и бакалейные пакеты, совсем не похожая на себя тем утром. Двигалась и говорила она быстро, даже как-то беззаботно, будто ничего и не случилось.

– Это настоящий потоп, Джон, – провозгласила она, отряхивая зонтик и размещая его в керамической стойке. Затем сняла накидку и понесла пакеты в маленькую кухню. – 14-ю улицу перейти посуху уже невозможно, а кэб можно поймать лишь ценой собственной жизни.

Я еще раз глянул в окно:

– Ну хоть улицы станут чистыми.

– Есть не хочешь? – спросила Сара из кухни. – Я поставлю кофе, к тому же я принесла еды. Но, боюсь, кроме сэндвичей, ничего не получится.

– Сэндвичей? – переспросил я без восторга. – Мы разве не можем выйти куда-нибудь поесть?

– Выйти? – Сара вынырнула из кухни и подошла ко мне. – Нам нельзя выходить, мы должны… – Она замолчала, увидев телеграмму Айзексонов. затем бережно взяла сырой листок в руки. – От кого?

– От Маркуса с Люциусом, – ответил я. – Они получили подтверждение по Джону Бичему.

– Но это же замечательно, Джон! – выпалила Сара. – Значит, мы…

– Я уже отправил ответ, – прервал ее я, покоробленный ее восторгом. – Сказал, чтобы возвращались, как только смогут.

– Еще лучше, – сказал она. – Вряд ли там им удастся еще что-нибудь обнаружить, а вот здесь бы они пригодились.

– Зачем?

– У нас много работы, – просто ответила Сара.

Плечи мои поникли – я до конца осознал, что мои худшие опасения насчет ее намерений были обоснованны.

– Сара, – простонал я. – Сегодня утром Крайцлер сказал мне…

– Да знаю я, – фыркнула она. – Мне он тоже сказал. И что с того?

– То есть как это – что? Все кончено, вот что. Как нам продолжать следствие без него?

Она пожала плечами:

– Точно так же, как и с ним. Послушай меня, Джон. – Схватив меня за плечи, Сара подвела меня к столу и усадила. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но ты ошибаешься. Мы способны справиться и без него. Мы можем это дело закончить.

Я еще не дослушал ее, но уже качал головой:

– Сара, не говори ерунды… у нас же нет ни опыта, ни образования…

– Нам не нужно ничего сверх того, что у нас уже есть, Джон, – твердо ответила она. – Вспомни, чему нас учил Крайцлер. Контекст. Нам не нужно знать все о психологии, алиенизме или всех подобных случаях, чтобы закончить начатое. Нам нужен только этот человек, это конкретное дело – и оно уже нам известно. Собственно, когда мы сведем вместе все, что мы собрали за последнюю неделю, готова биться об заклад – мы будем знать о нем больше, чем он сам о себе знает. Доктор Крайцлер, конечно, играл неоценимую роль, но теперь его нет, и нам он больше не требуется. Ты не можешь все бросить. Не должен.

В словах ее звучали крупицы истины, и целую минуту я раздумывал, но затем снова затряс головой.

– Послушай, я знаю, что для тебя значит эта возможность. И понимаю, насколько это поможет тебе убедить управление…

Я немедленно заткнулся, когда ее кулак больно врезался мне в плечо.

– Чтоб тебя черти взяли, Джон, не смей оскорблять меня! Неужели ты всерьез считаешь, что я это делаю во имя погони за призрачным шансом? Я занимаюсь этим только потому, что мне хочется когда-нибудь снова спать спокойно. Или ты все забыл после своих прогулок в портовых кварталах? – Она подскочила к столу Маркуса и схватила несколько фотографических карточек. – Помнишь вот это, Джон? – Я глянул лишь мельком – я знал, что она держит в руках снимки с различных мест преступлений. – Неужели ты правда считаешь, что если сейчас все бросишь, то сможешь спокойно спать? А что будет, когда он прикончит еще одного ребенка? Каково тебе будет тогда?

– Сара, – взвыл я. – Я говорю не о том, чего бы мне хотелось! Я говорю о том, что сейчас практично.

– Очень практично – развернуться и уйти! – в сердцах крикнула она. – Крайцлера я могу понять – у него нет выбора, ему нанесли рану гораздо глубже, чем можно стерпеть, и по-другому он реагировать не может. Но это он, Джон. А это – мы. И мы можем и должны продолжать!

Перестав наконец размахивать руками, Сара несколько раз глубоко вздохнула, оправила платье, прошла по комнате и указала мне на правую зону грифельной доски.

– Вот как я это вижу, – ровно сказала она. – На подготовку у нас есть три недели. Дорога каждая минута.

– Три недели? – удивился я. – Почему?

Она подошла к столу Крайцлера и взяла нетолстую книжицу с крестом на обложке.

– Христианский календарь, – сказала она, показав ее мне. – Вам, я полагаю, удалось выяснить, почему он ему следует?

– Похоже на то, – пожал плечами я. – Виктор Дьюри был священником. Логично предположить… что… – Я попытался найти подходящее определение, но в итоге промямлил нечто похожее на Крайцлерово: – Уклад жизни в их доме, семейные традиции – всё, естественно, с ним совпадало.