Я еще раз негодующе фыркнул, после чего все же спросил:
– Фрэнсис Савилль?
– «Ногастой», – подтвердил Крайцлер. – Дирижирует Антон Зайдль. И, кстати. Донну Анну поет Нордика.
Сомнений не было – по его описанию выходило, что вечер в опере действительно будет выдающимся, и я немедленно загорелся. Но в желудке у меня кольнуло, поскольку я сразу же представил себе Джозефа, и все фантазии о приятных вечерах стерло начисто.
– Крайцлер, – холодно сказал я. – Не знаю, что позволяет вам сейчас здесь сидеть и запросто болтать об опере, словно все эти люди, которых мы знали оба, не…
– Я ничего не говорю запросто, Мур. – Его черные глаза разом помертвели, а голос наполнила какая-то холодная ярость. – Я заключаю с вами сделку. Вы идете со мной на «Дон Жуана», а я возвращаюсь к следствию. И мы заканчиваем это дело.
– Возвращаетесь? – ошарашенно произнес я. – Но когда?
– Не раньше чем мы побываем в опере, – ответил он. Я вознамерился было возразить, но Ласло твердо поднял руку. – Я не могу сказать вам ничего подробнее, Джон, так что лучше не спрашивайте. Скажите одно – вы согласны?
Что ж, разумеется, я согласился – что еще мне оставалось делать? Несмотря на все наши достижения за последние недели, смерть Джозефа заставила меня усомниться в том, что мы способны довести дело до конца. Одной мысли о возвращении Крайцлера хватало на то, чтобы подстегнуть меня, и я даже расправился с целым голубем, после чего мы покинули Дэла и устремились в центр. Крайцлер говорил загадками – это правда, но он никогда этого не делал из простого каприза, следовательно, у него должна быть веская причина вести себя именно так. Я пообещал привести в порядок свое вечернее платье, и мы ударили по рукам. Хоть я и горел желанием немедленно поделиться новостью о возвращения нашего друга с остальными, Крайцлер попросил этого не делать. И превыше прочего – ничего не говорить Рузвельту.
– Я прошу об этом не из мстительности, – объяснил Крайцлер, когда я выходил из его коляски на северной оконечности Юнион-сквер. – Теодор в последние дни вел себя достойно и любезно, особенно в упорных попытках отыскать Коннора.
– Тем не менее он пропал бесследно, – ответил я, зная об этом от самого Теодора.
Ласло отвел взгляд и сказал со странным равнодушием в голосе:
– Отыщется, я подозреваю. А пока же, – он захлопнул за мной дверцу коляски, – нам предстоит заняться другими делами. Поехали, Сайрус. – И коляска покатилась, а я направился в центр.
В штаб-квартире я обнаружил на своем столе записку от Сары и братьев Айзексонов: они разъехались по домам немного поспать, а после собирались присоединиться к детективам, откомандированным Теодором в дом Бичема. Воспользовавшись их отсутствием, я растянулся на диване, тоже рассчитывая на отдых, но едва ли это можно было назвать крепким сном. Тем не менее к полудню я уже чувствовал себя сносно, чтобы вернуться на Вашингтон-сквер, принять ванну и переменить одежду. Затем я телефонировал Саре. Она сообщила, что сбор у дома № 155 по Бакстер-стрит состоится на закате, и Рузвельт сам намерен несколько часов посвятить дежурству. Мы договорились, что она заедет за мной, а пока нам обоим стоит еще немного отдохнуть.
Как выяснилось, Маркус был прав насчет Бичема: к трем часам ночи субботы он так и не появился, и мы окончательно поняли, что он не намерен возвращаться в дом. Я рассказал остальным о мнении Крайцлера касательно «трофеев» Бичема: если он оставил их, его смертельная карьера стремительно движется к зениту, что еще раз подчеркивало необходимость выработки нерушимого плана действий на следующую ночь. Как мы и договаривались несколько недель назад, Рузвельт участвовал в обсуждении, которое мы провели в субботу днем в №808.
Теодор еще не был в нашей штаб-квартире и, наблюдая за его реакцией на все интеллектуальные и декоративные курьезы обстановки, я живо припомнил собственное состояние в то утро, когда проснулся здесь, отравленный Вышибалой Эллисоном. Как обычно наблюдалось за Теодором, любопытство его быстро пересилило растерянность: он просто засыпал нас вопросами о каждом предмете – от грифельной доски до плиты на кухне. Мы потратили целый час на удовлетворение его любознательности и только потом приступили к делу. Само совещание как две капли воды походило на прежние наши дискуссии: каждый выдвигал гипотезы, которые немедленно взвешивались и (обычно) отвергались; попутно из всех наших спекуляций мы старались выстроить более-менее прочную версию. Однако на этот раз я поймал себя на том; что наблюдаю за процессом под иным углом: глазами Теодора, сначала ошарашенными, затем восхищенными. И когда он начал обрушивать кулаки на подлокотники кресла маркиза Каркано при всяком доводе, получавшем наше общее одобрение, я уловил в его поведении высокую оценку всему нашему труду.
Все мы согласились по одному важному пункту: схема городской системы водоснабжения, обнаруженная в квартире Бичема, имеет прямое отношение к убийствам – но не к прошлым, а к будущим. Маркус, ожидая прибытия детективов Теодора в квартиру, еще раз убедился, что карту повесили на стену недавно: он провел сравнительный анализ штукатурки в разных местах стены. Учтя температуру воздуха, влажность и наличие копоти, детектив-сержант окончательно удостоверился, что схема появилась не ранее ночи убийства Эрнста Ломанна.
– Великолепно! – воскликнул на это Теодор, отдавая честь Маркусу. – Именно поэтому я и привлек вас, мальчики, – вот что значит современные методы!
Вывод Маркуса подкреплялся еще несколькими важными факторами. Во-первых, не представлялось возможным вывести связь между системой водоснабжения и островом Бедло, Статуей Свободы, равно как и прочими местами убийств. Вдобавок само предназначение системы, одной из первоначальных функций коей было способствовать омовению, могло метафорически ассоциироваться у Бичема с личностью Иоанна Крестителя. Добавим сюда то, что убийца явно дразнил и одновременно умолял нас, умышленно оставляя нам карту, – и мы с большой долей уверенности могли сказать, что она концептуально как-то связана со следующим убийством. Все это Люциус немедленно записал на доске.
– Первоклассно, – громогласно объявил Теодор, когда детектив закончил писать. – Просто превосходно! Вот это мне нравится – научный подход!
Никто из нас не решился сообщить ему, что в этой части нашего подхода куда меньше научности, чем кажется на первый взгляд. Вместо этого мы собрали все, что у нас было по общественным работам и зданиям Манхэттена, и погрузились в изучение системы городского водоснабжения.
Каждое убийство, совершенное Бичемом в 1896 году, происходило на речном берегу, из чего мы уже заключили, что для его кровавого ритуала важное эмоциональное значение играет соседство большого объема воды. Таким образом, в первую очередь нам предстояло сосредоточиться на тех участках системы водоснабжения, которые располагались недалеко от береговой линии. Выбор оказался невелик – более того, фактически у нас оставался только один вариант: акведук и башня Хай-Бридж, чьи трубы десяти футов в поперечнике доставляли чистую воду из штата Нью-Йорк на Манхэттен через Ист-Ривер с 1840-х годов. Правда, если Бичем действительно выбрал Хай-Бридж, то это станет первым убийством, совершенным севернее Хьюстон-стрит. Однако тот простой факт, что раньше он орудовал только в Нижнем Манхэттене, еще не говорил, что он не знаком с северной частью острова. К тому же всегда оставалась возможность, что Бичем на деле планирует посетить менее импозантную точку на своей карте, скажем, какую-нибудь насосную станцию, и надеется, что мы клюнем на очевидный вариант с Хай-Бридж.
– Но что насчет этой истории мальчика? – спросил Теодор, крайне расстроенный тем, что не может принимать более активного участия в обсуждении. – Этот «замок над городом» и так далее? Это совпадает с вашей гипотезой?
Сара указала, что, хотя с одной стороны это как нельзя лучше подтверждает нашу догадку (башня Хай-Бридж была возведена для уравновешения давления в водных резервуарах Манхэттена и действительно походила на высокую замковую башню), это вовсе не означает, что Бичем намерен унести жертву именно туда. Перед нами – крайне извращенный и изобретательный ум, объяснила Сара, обладатель которого прекрасно осведомлен о наших действиях и наверняка получил бы редкое удовольствие, пустив нас по ложному следу. Однако вряд ли Бичем осознает, что нам известно о его потребности находиться рядом с водой, – в конце концов, он сам может не отдавать себе в этом отчета, так что пока Хай-Бридж остается нашей первостепенной целью. Рузвельт с острым интересом выслушал объяснения Сары, кивая и потирая подбородок, а в конце оглушительно хлопнул в ладоши и провозгласил: