– Да, сэр, – откликнулся тот обычным невозмутимым тоном. – Когда закончится спектакль, мистер Рузвельт пожелает узнать, куда вы пропали. Я отвечу ему, что не знаю. Потом мы подгоним коляску к тому месту, о котором вы нам говорили.

– Используя?… – подсказал Крайцлер.

– Используя косвенный маршрут, если обнаружится, что за нами следят.

Ласло удовлетворенно кивнул:

– Прекрасно. Прошу, Мур.

Ласло проскользнул в салон, я же обернулся и, оглядев зал, неожиданно сообразил, что публика ничего не заметила – вот почему Ласло попросил меня не высовываться из ложи. Глядя на Стиви, все так же изнемогающего под гнетом вечернего костюма, я понял, что со стороны в ложе по-прежнему будут видны два силуэта, создавая иллюзию, что мы с Крайцлером никуда не уходили. Но для чего? Вопросы множились у меня в голове, однако единственный человек, способный ответить на них, уже направлялся к выходу. И так, под рев Дон Жуана, низвергавшегося в преисподнюю, я вслед за Крайцлером покинул оперу и вышел на Бродвей. Ласло двигался впереди с возбужденной решимостью.

– Мы прогуляемся, – заявил он швейцару, который замахал было стайке извозчиков.

– Да черт побери, Крайцлер! – воскликнул я, дойдя с ним до угла Бродвея. – Может, соизволите мне сообщить, куда мы идем?

– Я полагал, что вы и сами уже это определили, – невозмутимо отозвался он, помахивая рукой. – Мы идем к Бичему.

Ответ поразил меня не хуже доброго апперкота, так что Ласло пришлось поймать меня за лацкан, чтобы я не рухнул на мостовую. Доплетясь за ним до поребрика и ожидая просвета в потоке экипажей, я услышал еще один короткий смешок.

– Не волнуйтесь, Джон, – добавил Ласло, – это всего в нескольких кварталах, но времени хватит, чтобы ответить на все ваши вопросы.

– Несколько кварталов? – отозвался я в замешательстве, пока мы петляли между кучами конского навоза и экипажами, пересекая Бродвей. – Но до башни Хай-Бридж – несколько миль!

– Боюсь, что Бичем сегодня не собирается посещать Хай-Бридж, – ответил Крайцлер. – Нашим друзьям предстоит на редкость скучное и утомительное дежурство.

Пока мы шли по 39-й улице, шум и суета Бродвея таяли позади, а голоса наши отдавались ухом в стенах неосвещенных террасных домов, тянувшихся к Шестой авеню.

– Но куда же мы, к чертовой матери, в таком случае идем?

– И это вы, друг мой, способны определить самостоятельно, – ответил Крайцлер, еще больше ускоряя шаг. – Вспомните, что он оставил в квартире.

– Ласло, – раздраженно сказал я, хватая его за руку. – Я не собираюсь играть и эти чертовы игры! Вы заставили меня бросить людей, с которыми я работал много месяцев, не говоря уже о Рузвельте – так что будьте любезны остановиться и объяснить мне, что, черт возьми, здесь, в конце концов, происходит!

На мгновение он сменил свой энтузиазм на сострадание:

– Мне очень жаль, что так получилось с остальными, Джон, – правда, я искренне сожалею. Если бы я только мог придумать другой способ… Но другого способа нет. Поймите, прошу вас: если в это дело замешана полиция, оно наверняка закончится смертью Бичема. И в этом я уверен, как ни в чем другом. О, я вовсе не хочу сказать, что сам Рузвельт сыграет в этом какую-то роль, но на пути к «Могилам» либо в самой камере что-то подобное случится. Какой-нибудь детектив или охранник, а может, и другой заключенный, возможно, якобы в целях самообороны, – но так или иначе кто-то положит конец этому клубку проблем, который нам с вами известен под именем Джон Бичем.

– Но Сара, – возразил я. – И Айзексоны. Они же заслужили…

– Я не мог так рисковать! – едва не крикнул Крайцлер, целеустремленно шагая к востоку. – Все они работают на Рузвельта, все они обязаны своими должностями только ему. Я не мог полагаться на то, что они ему не доложат о моих планах. Я даже вам не мог всего рассказать, ибо вы поклялись держать Теодора в курсе дела, – а вы человек слова, Джон.

Должен признать, все это слегка охладило мой пыл, но едва нагнав его, я понесся рядом, выспрашивая и допытываясь:

– Но что именно вы задумали? И, черт возьми, сколько вы это все планируете?

– С того самого утра, после того, как убили Мэри Палмер, – ответил он. Лишь тень прежней горечи скользнула по его липу. Мы вновь остановились на перекрестке, теперь уже – Шестой авеню. Крайцлер обернулся ко мне; его антрацитовые глаза горели холодным пламенем. – Мой первоначальный отказ от расследования был чисто эмоциональной реакцией, и я бы его со временем пересмотрел. Но тем утром я кое-что понял: поскольку именно я стал главной мишенью для наших противников, мой уход может предоставить вам свободу действий.

Я помедлил, взвешивая это.

– А ведь так и было, – изрек я спустя несколько секунд. – Мы больше не видели ни одного человека Бёрнса.

– Зато я видел, – ответил Крайцлер. – И по сей день их наблюдаю. Я с немалым наслаждением гонял их по всему городу. Вообще-то глупость, конечно, но я не прекращал, веря, что вы, объединив свои способности с тем, что узнали, пока я был с вами, отыщете улики, по которым сможете предсказать следующий ход Бичема. – Мы начали переходить дорогу, и Крайцлер принялся загибать пальцы на правой руке, перечисляя доводы: – Я сделал те же выводы, что и вы – 21 июня, день Иоанна Крестителя. На вашу долю осталось вычислить жертву и место преступления. Я возлагал большие надежды на вашего юного друга Джозефа и рассчитывал, что он поможет нам с первым вопросом…

– И он почти оправдал их, – угрюмо отозвался я, ощущая, как сердце сжимается от привычных боли и раскаяния. – Это он подал нам идею, кем следующая жертва не может являться. Мы знали, что это будет кто-то из мальчиков, работающих на улице, а не в домах терпимости.

– Правильно, – ответил Ласло, когда мы достигли восточной стороны авеню. – Мальчик сослужил нам неоценимую службу, и его смерть – это просто трагедия. – Он виновато втянул воздух. – Случаются такие минуты, когда все в этом деле, всё и вся, что соприкасается с жизнью Джона Бичема, кажется, обречено на трагический конец… – Но его решимость вдруг вернулась к нему стократно. – В любом случае, – продолжал Ласло, – то, что Джозеф сообщил вам насчет «замка», из которого будущая жертва сможет видеть весь город, стало бесценной информацией – в сочетании с тем, что вы обнаружили в квартире Бичема. Кстати, вы безукоризненно проделали эту работу, Джон. Когда нашли его дом, то есть.

В ответ я лишь кивнул, невольно улыбнувшись, и решил, что больше не стану и пытаться выяснять планы Крайцлера на сегодняшнюю ночь. Если такая поспешная уступка с моей стороны может показаться странной, следует учесть, сколько недель я провел, не полагаясь на поддержку и дружбу Ласло, когда они мне были так нужны. Потому снова шагать с ним бок о бок, слышать, как он точно и уверенно препарирует дело, но превыше прочего – знать, что Сара, братья Айзексоны и я, равно как и все наше следствие не выходили у него из головы все время, проведенное нами порознь, – все это наполняло меня радостью и облегчением. Я знал, что сейчас он работает несколько наперекор всему нашему отряду, и дикий энтузиазм, пылавший в его глазах, возможно, содержал в себе что-то непредсказуемое и неподконтрольное; но все эти опасения мало что значили для меня, пока мы шагали по 39-й улице. Мы были на верном пути, уж в этом-то я был уверен, и мое собственное возбуждение вскоре преткнулось о настойчивый голосок благоразумия, зазвучавший в голове: нас всего двое, но мы собираемся выполнить задачу, предназначенную для десятков. Я заговорщически посмотрел на Крайцлера.

– Когда Рузвельт обнаружит, что мы ушли из оперы, – сказал я, – он перевернет город вверх дном, пытаясь разыскать нас.

Ласло пожал плечами:

– Будет куда лучше, если он применит мозги. У него на руках все ключи, указывающие на наше местонахождение.

– Ключи? Вы имеете в виду улики из квартиры Бичема? – Я снова оказался в тупике. – Но ведь именно эти находки и привели нас к башне Хай-Бридж. И замок Джозефа на это указывал…