– Ну, погоди, ты у меня добалуешьси! – слышалось из-за двери. – Штаны спушшу, да отстегаю твоим же ремнем, не посмотрю, шо тебе людей стыдно! Будешь тогда ишшо гулять!
Он с собаками уже ехал в лифте. Из парадного за ним выскочили двое поджарых молодцов в синих японских куртках, протирая глаза и потягиваясь.
– Т-с-с! Оставайтесь на местах, ребята, я сам.
Он поспешил к «Мерседесу», который ему подарили недавно, и сел за руль. Охрана побежала к «Волгам».
– Эй! – крикнул он им, погрозив пальцем. – Я сказал, оставайтесь!
Собаки на заднем сиденье «Мерседеса» недовольно зарычали.
– Нельзя. Без охраны не положено! Нам ведь неприятности…
– Да я скоро вернусь, ребятки… Не сообщайте, и не узнают. Ступайте спать!
Они сделали вид, что подчинились, и повернули назад к подъезду. Он завел мотор и, не разогревая его, тронулся с места. Охрана переждала немного и потихоньку поплюхалась в машины, чтобы отставать, но не потерять его из виду.
На мокром после полива Кутузовском проспекте он глянул в будку: автоинспектора не было. Он повернул вправо к арке и Бородинской панораме, потом подумал и, сняв телефонную трубку, набрал номер.
– Кегельбанов?
– Так точно. Здравия желаю! – ответил немного спустя сонный голос. – Что-нибудь случилось?
– Ты что делаешь? Спишь?
– Нет… – замялся тот.
– Ты мне нужен…
Егору Андроновичу уже об этом сообщили, и он был готов к ответу, хотя пожурил службу: члены Политбюро давно договорились не подслушивать друг друга.
– Через двадцать минут приеду, – отрапортовал он.
От такой исполнительности у собеседника потеплело на душе, но он сказал:
– Вот что: я сам к тебе еду. Только это… шума не поднимай.
Часы на руке показывали без двадцати два. Ночь была прозрачная, тихая, небо в звездах. «Мерседес» свернул с Минского шоссе на Рублевское, с Рублевского на Успенское и помчался посреди пустой дороги, по белой осевой линии, с визгом тормозя на поворотах. Человек с густыми бровями любил быструю езду.
Охрана дачи Кегельбанова, уже предупрежденная, узнав гостя, приветствовала его. Навстречу ему по освещенной фонарями дневного света асфальтовой дороге спешил Егор Андронович, одетый в темный костюм, белоснежную рубашку и галстук, накинув на плечи пальто. Не успел он только побриться. В «Мерседесе» распахнулась дверца, водитель сидел и ждал, пока Кегельбанов подойдет поближе. Собаки, не дожидаясь приказа, перемахнули через переднее сиденье и с лаем вырвались наружу. Егор Андронович приветственно поднял руку и улыбнулся, хотя и смутился, увидев собак.
– Прошу в дом, – Кегельбанов протянул руку и помог гостю выйти из машины.
– Хорошая дача, – мечтательно проговорил гость, оглядывая постройку, увитую прутьями дикого винограда. – Я помню всех, кто в ней жил… В дом не пойдем. Здесь поговорим.
Поеживаясь от ночной сырости, Кегельбанов стоял перед ним, кутаясь в пальто. Небо на востоке начинало чуть заметно светлеть.
– Егор Андроныч, куда, по-твоему, пустить деньги от субботника?
Кегельбанов ждал другой просьбы, о которой ему сообщили, и к такому ответу не был готов.
– Ну, если дадут на укрепление органов, мы не откажемся…
– Вот именно, на укрепление органов, – гость засмеялся. – Есть мнение, что нужно развивать урологию.
– Урологию? Это что же? Которая…
– Вот именно! В ней мы значительно отстаем от Запада. Надо думать о будущих поколениях, а они зависят, в первую очередь, от урологии. Не веришь? Давай с министром здравоохранения посоветуемся.
Гость вернулся в машину, закурил, снял трубку, набрал номер.
– Петровский? Жена? А сам спит? Разбудите, я подожду… Слушай, товарищ Петровский. Я тут провожу небольшое совещание. Скажи, урология – имеет значение? Имеет? Большое? Так я и думал. А вот Кегельбанов сомневается… Есть мнение, средства от всесоюзного субботника направить на развитие урологии. Что? И онкологии, да… Министерство здравоохранения не будет возражать? Тогда спокойной ночи.
Гость положил трубку, подошел к кустам роз, уже открытым после зимы, потрогал шипы на ветках.
– Между прочим, идею субботника предложил редактор «Трудовой правды» Макарцев, наш человек…
– Знаю, – подтвердил Егор Андронович, довольный тем, что его службы не ошиблись и разговор входит в нужное русло. – С мальчиком у него неприятность?…
Он сказал это полувопросительно, чтобы окончательно убедиться в том, что другая неприятность, ожидающая редактора Макарцева, собеседнику еще неизвестна. Сам Макарцев не интересовал Кегельбанова, но он знал, что тот выполняет функции при худощавом товарище, предпочитающем оставаться в тени. Худощавый товарищ недавно сказал Кегельбанову: пусть некоторые думают, что это они управляют государством. Намек понимается однозначно. Но может иметь и обратный ход. Так что тот козырь никогда не помешает. Надо его держать в руках, а когда и как использовать, время покажет. Сынок же – мелкий вопрос.
Гость немножко походил по дорожке, потом повернулся и спросил:
– Может, не надо Макарцеву этой неприятности, хватит с него инфаркта?
– Понял вас, – кивнул Кегельбанов. – Утром приеду в Комитет, и с МВД мы этот вопрос положительно решим… Какие будут еще указания?
Кегельбанов тут же перевел разговор на другую тему, и гостю это понравилось. Сталин был хорошим организатором, подумал он, но боялся своих соратников и избавлялся от них. Я же доверяю своим товарищам, и все они верны мне. Сейчас аппарат работает хорошо, надежен именно потому, что все знают друг друга много лет, вместе росли, выдвигались.
– Поужинаем?
– Да уж какой ужин? Завтракать пора!
Они засмеялись и пожали руки. Гость свистнул собакам, впустил их и, резко развернувшись, по дорожке между деревьями покатилобратно. Внутренняя охрана дачи заперла ворота. Небо еще больше посветлело перед утром. Возле домика охраны он с любопытством остановился и вылез. Под стоком крыши стояла старая белая ванна, в которую собирали дождевую воду. Воды в ванне не было, зато в ней шло какое-то шевеление.
Жирные пауки ползали по скату крыши, висели на паутинках над ванной, спускались вниз и снова поднимались. Он провел рукой в воздухе, и несколько пауков сорвалось вниз, в ванну. Выбраться по гладким эмалированным стенкам пауки не могли. Некоторые, загрызенные своими собратьями, лежали не шевелясь, лапками вверх, другие еще боролись, стремясь вернуться на крышу. Но там, в сплетенных ими паутинах, уже хозяйничали, поджидая добычу, другие пауки, и вряд ли те захотели бы делить добычу со старыми хозяевами. Пауки в ванне копошились, судорожно перебирая лапами, ползали по телам своих соплеменников и с шорохом сваливались по скользким стенкам назад. Он поднял палочку, выследил паука, который забрался по стенке выше других, и сбросил его вниз. Там на него яростно набросились собратья. Поглядев еще немного на паучью возню, он швырнул палочку в кусты и позвал охрану.
Выехав за ворота, он зевнул и, прибавив газу, погнал в город. Усталость брала свое, он поморгал глазами, чтобы не слипались, и тут в зеркале увидел: у него на хвосте идут две черных «Волги» с красными огоньками на крышах. Все-таки не отпускают, работают, не зря им деньги платят. Он сбавил скорость и махнул им рукой. Они в ответ его приветствовали. Но тут же он снова нажал на акселератор и стал резко набирать скорость.
– Врете! Не догоните!
Они опять отстали. У него был «Мерседес», а у них «Волги», которые пока еще не достигли уровня мировых стандартов. На Кутузовском проспекте стрелка спидометра коснулась ста шестидесяти. Он летел посередине между двумя сплошными белыми полосами, съехав в сторону только возле Триумфальной арки. У дома 24, его собственного, стояли еще две «Волги», полные молодцов. Видно, они все не на шутку встревожились. Он проскочил и их, взлетел на мост возле гостиницы «Украина» и тут в последний момент успел увидеть, что еще две черные «Волги» перегородили поперек середину моста, а мальчики машут ему, просят остановиться.
