Светлозерская вернулась из редакции около десяти. Возле приоткрытого окна Инна остановилась, опустила длинную молнию, сняла платье, лифчик и вздохнула. Она знала, что с улицы все видно, но это ее не тревожило. Весенний воздух приятно защекотал в ноздрях. Инна блаженно потянулась, глянула себе под мышки и надумала сразу побрить волосы, пока не забыла. Она взяла бритву, когда раздался звонок.

Прикрывая рукой груди, она отворила – на пороге стоял Ивлев.

– Славочка? Заходи! Извини, я не совсем одета.

– Я вижу, – Слава поставил портфель у двери. – Так даже красивее… Ты прости, Инка, что я так поздно. Давай рукопись!

– Так я же не кончила!

– Сколько успела, неважно. И… давай свою машинку.

– Зачем?

– А я привез новую, лучше твоей…

– То есть?!

– Не будь глупенькой, Светлозерская. За мной следят. Хочешь, чтобы тебя попутали?

– Меня? А меня за что?

– За то, что мне печатала, дуреха!

Она присвистнула.

– Да ты проходи, Славочка. Снимай плащ…

Хозяйка возилась на кухне, в комнату не заходила, слышала, что к Инне кто-то пришел.

– Что это? – спросил Ивлев.

По руке у нее текла тонюсенькая струйка крови.

– Чепуха! Я бритвой порезалась. Хочешь слизать?

Ивлев взял ее за плечи, поцеловал, собрав языком кровь.

– Спасибо, – сказала она. – Ты безопасной бритвой – умеешь? Тогда побрей мне подмышки.

Она подняла обе руки и поворачивалась, пока он это делал.

– Мужчина – совсем другое дело. Он все умеет. А трусики мои тебе нравятся?

– Очень!

– Это итальянские. Правда, состарились, но лучше наших-то! Вот эти завязочки спереди развязываются.

– Закройся, Инка!

– Пожалуйста, – она не обиделась. – Тебе же лучше хотела. Я все равно Надьке уже сказала, что мы с тобой спали…

– Зачем, глупая?

– А у меня примета: если совру, что с кем-нибудь спала, после обязательно лягу. Ложь сбывается! Примета такая, понимаешь?

– Понятно! – он положил бритву. – А хозяйка – она как?

– А она, когда ко мне мужчина приходит, на кухне сидит. Я ведь ей за это плачу.

– За что?

– За каждого мужчину. Так что она довольна, если больше приходят. Скупая, сволочь: подслушивает, сколько кусков бумаги в уборной отрываешь.

Поставив зеркало на стол напротив него, Инна начала навертывать прядки волос на бигуди. Голову она покрыла цветастой косынкой.

– Жарища-то! Ты на меня не смотри… В бигудях я некрасивая. Я вообще, Славочка, старею, и мне пора делать карьеру, как всем.

– Зачем?

– Затем, что такие, как ты, уже просто сидят со мной.

– Это я старый, Инка. Простой советский импотент. Всех по мне не меряй…

– Считаешь, у меня красота еще осталась?

– Все на месте, Светлозерская. За тебя я не беспокоюсь.

– Ягубов сегодня тоже сказал, что у меня все в порядке. Правда, он имел в виду анкету. Сказал, даст мне рекомендацию в КПСС.

– Ну?

– Я же сказала – делаю карьеру. Он обещал сделать меня завмашбюро.

– Ого!

– Конечно, он даст мне рекомендацию, чтобы я как член партии молчала, что он хочет со мной переспать. Но мне-то не все ли равно?

– Зря, Светлозерская…

– Зря? А вы все?

– Я вступал, когда верил. А сейчас вступают только дураки и карьеристы.

– Правильно! Я как раз и то, и другое. Если вступлю, меня, может, в турпоездку выпустят. В Италию. Очень хочу в Италию.

– Что там делать?

– Да то же, что и здесь, только открыто. Уж мужики там не хуже наших, это точно. Никто из хороших людей мне не поможет, а Ягубов – поможет. Глупо не использовать, пока он меня хочет.

Вячеслав встал.

– Хороший ты человек, Светлозерская, искренний. Давай рукопись, чтобы тебя не попутали. А то из-за меня вся твоя карьера погорит…

Вытащив из тумбочки папку, Инна держала ее в руках, отдавать медлила.

– Слав! – тихо спросила она. – А ты правда из-за меня приехал? Ну, чтобы я не погорела?

Она подошла к нему вплотную.

– Унизь меня. И посильней. Похабно, как хочешь. Ну, оскорби, скажи, я шлюха, или ножом меня порежь, или зубы выбей. Не бойся, я кричать не стану, терпеливая. Ну!…

Он смотрел ей в глаза. Глаза были сухие, бешеные.

– Что с тобой? – растерялся он.

– Я сука, Славочка.

– Почему?!

– А потому! Все, что ты просил печатать в четырех экземплярах, я печатала пять.

– Зачем?

– Пятый у меня просил почитать один мой клиент. Он мне за пятый столько платил, сколько ты за четыре. А мне деньги всегда нужны, ты же знаешь… Я думала, он просто почитать… Скотина! Придет, я ему… откушу! Не бойся их, Славик! Ничего не сделают! Ну, не расстраивайся! Сейчас я тебя развеселю.

Сняв с гвоздя гитару, Светлозерская провела пальцем по струнам, подстроила, откашлялась.

– Выпить хочешь?

Он отрицательно покачал головой. Инна взяла с подоконника бутылку водки, вылила остаток в стакан, выпила, облизав губы, подождала, пока водка проникла в организм.

– Вот послушай, Славик:

На скамье для старух, напротив подъезда, сидел молодой человек в синей спортивной куртке, поглядывая на дверь. Выйдя из дому спозаранку, Вячеслав Сергеевич не обратил бы на него внимания, если б человек не поднялся чересчур поспешно. Шаги в подворотне становились гулкими, и Слава понял, что у него хвост. Значит, не отстали, и вчерашнее – только звено в цепочке.

В толпе, ожидающей троллейбуса, Ивлев попытался пробраться в гущу, поближе к краю тротуара. Когда подошел троллейбус, Вячеслав двинулся напролом к задней двери, но протиснулся мимо нее и сзади троллейбуса перебежал на другую сторону улицы. Он остановил первую попавшуюся машину, едущую в противоположном направлении. Это был пикап с надписью «Торты, пирожные».

– Тут недалеко, три квартала. Плачу трешку. Довези!

Оглянувшись, он увидел, что следопытов у него на хвосте двое, и они бодро перебегают дорогу следом за ним. За поворотом он попросил остановиться, бросил на сиденье три рубля и нырнул во двор школы. Он обогнул здание. Позади школы в заборе была выломана дыра, он знал ее. Через дыру Слава вышел на соседнюю улицу, и здесь ему повезло: он сразу остановил такси. Хвост отпал. Ивлев вылез в центре, возле ГУМа, где всегда было людно, и позвонил Раппопорту.

– Вы когда, Рап, собираетесь в редакцию?

– Нужны ключи, Славочка?

– Нет, хотел бы встретиться.

– Что-нибудь уже случилось?

– Так… Кое-что…

– Я готов, старина! Только позвольте мне добриться и выпить чашечку чаю.

– Конечно, Яков Маркыч. Жду вас у входа в метро «Измайловский парк».

– Разве вам это удобно?

– Все равно делать нечего, подъеду.

Ждать Ивлеву не пришлось. Яков Маркович в шляпе и чересчур широком плаще, шаркая по асфальту, медленно пересекал улицу.

– Неужели есть на свете катаклизмы, которые могут заставить человека добровольно недоспать?

Раппопорт протянул коряжистую волосатую руку. Стараясь избегать эмоций, Ивлев перечислил факты. Яков Маркович не перебивал, только посапывал, глядя в сторону. Лишь в одном месте поднял брови и переспросил:

– Инна? Если б я услышал это не от вас, Ивлев, не поверил бы. Видно, я недостаточно отсидел…

– Что делать, Рап?

– Видите? И теперь вы у меня спрашиваете что делать! Я что, Чернышевский? А вы спрашивали, когда начинали? И тем не менее я предупреждал! Да вы поступили хуже Светлозерской!

– Я?!

– Конечно! О таких, как Инна, наш друг Закаморный сказал бы словами Евангелия от Марка: «Отче! Прости им, ибо не ведают, что творят». А вы-то ведали! Или вы учили французский, чтобы переводить положительных французских коммунистов?