— Некрасиво и глупо, — бросила Карина.

— Некрасиво — наставлять рога моему сыну! — со злостью высказался Петр Андреевич.

— Так, все, хватит! — донесся из кухни голос Анны Сергеевны. — Не трогай ее, Петя! Это не наше дело, пусть Кирюша сам разбирается. Пойдем в комнату.

Кирилл все это время стоял как вкопанный, опираясь о стену и скрестив на груди руки, и взирал на происходящее злыми глазами, которые из зеленых почему-то превратились в серые.

Карине стало очень обидно и больно. Хотелось плакать и, как маленькой девочке, спрятаться на руках у мамы… Ее муж, вместо того, чтобы защитить, позволял оскорблять ее своим родителям. Пусть бы действительно вывел ее на откровенность. Может быть, она бы что-то и поведала, и, может быть, что-то начало бы меняться. Сама она не могла это сделать. И уже даже не из-за того, что ей негде жить. Этот страх уже начал отпадать, он сменился другим — неуверенностью в завтрашнем дне.

Но Кирилл высказался так:

— Завтра же напишешь заявление на увольнение из своего Дворца культуры, и хватит с тебя одной работы — педагогической. Будешь приходить домой раньше на три-четыре часа и заниматься домашними делами. Денег нам хватит. Я — мужик. Я хочу видеть жену дома. Я хочу домашних пирогов и мяса! Я хочу выглаженных рубах и жену в тапочках, а не на каблуках! Я хочу…

— Замолчи! — перебила его Карина, — а чего Я хочу, не спросишь?

— Нет, меня это не интересует! Я все сказал! Ты поняла?!

— Поняла, — спокойно ответила Карина и, даже не сняв плащ, подошла к телефону.

— Кому собралась звонить?! — положив руку на диск, процедил Кирилл.

— Не все ли равно? Ты только что сказал, что тебе безразлично, о чем я думаю и что у меня в душе.

— У тебя в душе одни танцульки и песенки. Про меня ты не помнишь!

— Я была с тобой честна с самого начала. Я говорила, что не люблю тебя. Ты обещал ждать…

— Сколько можно ждать?! Ты — моя жена, в конце концов! И я имею право требовать принадлежащее мне!

— Требовать — нет, и я — не вещь, я никому не принадлежу, — тихо, но твердо сказала Карина.

— Нет, я буду требовать! Потому что ты — все еще моя жена.

— Мы можем это исправить. Хоть завтра.

Кирилл, не ожидая такого поворота событий, сверкнул глазами и замолчал. Он понял, что имела в виду Карина. Он убрал руку с телефонного диска, позволив Карине набрать номер.

— Привет, можно я к тебе приду? — спросила она у Валентины. — Да, извини, что так поздно.

Получив утвердительный ответ, Карина положила трубку.

— Ты не пойдешь! Ты на часы смотрела?

— У меня завтра рабочий день с полудня, и я хочу спокойно поспать. Здесь мне этого сделать не дадут. В таком настроении, с такой армией твоих защитников — я не хочу с тобой оставаться. Я пока поживу у Валентины, а потом мы решим, что дальше делать. Может быть, тебе удастся повзрослеть.

Кирилл сдался. Карина положила в пакет несколько нужных вещей, обулась и, выйдя, громко захлопнула дверь.

Ее не волновало, что будет с Кириллом. Она не хотела видеть его семью, и особенно противно было то, что Кирилл пошел на поводу у отца.

Карина совсем не боялась гулять по ночам и никогда даже не задумывалась о том, что с ней может что-то случиться. Может быть, это осталось еще с детства, когда ей приходилось одной поздно возвращаться домой из музыкальной школы. Ее практически никогда никто не провожал и не встречал. Редко когда спрашивали, что она чувствует и как прошел ее день.

И вот сейчас: не было страха, что ее ограбят, похитят или изнасилуют. Напротив, пустые и темные улицы ее успокаивали. И легкий моросящий дождь развеял плохое настроение, а осенняя погода разделила с ней меланхолию. Куда страшнее сейчас было остаться с непонимающими людьми, от которых не знаешь, чего ожидать…

Карина даже не догадывалась, что ночь может быть слишком опасной для таких одиноких и беспечных особ, как она, и вскоре докажет это.

А сейчас… через некоторое время Валентина открыла ей дверь.

— Ну, что? Навсегда или так?

— Не знаю, как получится.

И Карина вкратце пересказала разговор с родственниками Кирилла.

— С одной стороны их можно понять. Видеть, как переживает муки любви и бессилия кровное дитя — сложно, поверь. Я бы тоже не смогла спокойно смотреть. Будут у тебя дети — поймешь.

— Я догадываюсь, но и ты меня пойми! Мои родители меня здесь не защитят, а у него — мощная поддержка. Если бы не ты, мне бы пришлось смириться и прогнуться под весь этот домостроевский гнет. И, поверь, я действительно решила взять паузу. И как только я захотела достучаться до Кирилла, вызвать его на откровенный взрослый разговор, не сегодня, конечно, но в ближайшее время — как за мной пытаются устраивать слежку и угрожают, зная, что мне некуда деваться.

— Да, девочка моя, и тебя тоже можно понять. И жалко вас обоих. В этой истории всех вас жалко, — грустно сказала Валентина. — Но меньше всех жалко твоего Илью.

— Да он не причем. Он меня не держит.

— Это ненадолго. Сколько раз он тебя отдалял и приближал? Сколько он еще должен поиздеваться над тобой, чтобы ты разбудила свою гордость?

— Он понял, что ничего не может мне дать, и мы просто иногда встречаемся. Но никакой романтики под луной давно нет.

— Да, конечно, совсем не держит! — саркастически повторила Валентина. — Видишь ли, ты решила взяться за ум, а если бы он с самого начала не лез в твою жизнь, то и не было бы сейчас этих конфликтов. Тебя бы не уволили с работы, и ты бы с мужем жила в общежитии.

Подруги посмотрели друг другу в глаза и поняли, что бессмысленно сейчас об этом говорить и переливать из пустого в порожнее, решив, что утро вечера мудренее, пожелали спокойной ночи друг другу, сказав, что друг друга любят и друг другу нужны, отправились спать.

= = =

Впервые за несколько недель у Карины был крепкий, спокойный сон. Не надо одергивать руки, когда не хочешь, чтобы тебя трогали. Хорошо не мучиться чувством вины, что кого-то утром надо кормить. Можно просто раскинуться на уютной просторной кровати, замотаться в одеяло, как куколка в кокон, и спать сколько влезет. А утром неспешно встать, голышом, не прикрывая тело халатом, пройти в ванную… петь под струящимся тёплым душем. Пока кипит чайник, намазать себе столько бутербродов, сколько хочешь, не готовить ужин, не ломать голову, что купить из продуктов, потому что она была неприхотлива и могла обойтись без мяса и котлет. Тебя никто не достает, не пилит, не предъявляет претензий. Никто не требует отчета, когда и во сколько вернешься, где была и с кем… Как хорошо быть свободным человеком!

Илья, оказывается, был прав. Что держало ее у Кирилла? Почему она не хотела от него уходить? Почему чувствовала ответственность за него, словно она ему мать? Не семья, а добровольное заточение. Можно пока пожить у Валентины. Затем накопить немного денег и снять комнату. Жить придется скромнее скромного. Зато — свобода, которая превыше всего! Как теперь почувствовала это Карина! Особенно вспоминая время в общежитии, где иногда было грустно и скучно, из развлечений лишь книги, собственные мысли да личный дневник, зато она была самодостаточной и летала, как ветер в поле. Она частенько тосковала по прошлому… она оказалась неготовой к созданию семьи.

У Валентины надолго не задержишься, Карина не хотела навязываться. Подруга ведь тоже привыкла к свободе. А ей лишь бы только отогреться…

= = =

Буквально через два дня, за которые Карина наслаждалась свободой и даже не встречалась с Ильей, весело проводя вечера с Валентиной, позвонил Кирилл. Он боялся, что Карина даже слушать его не захочет. Валентина, выступив в роли «мамочки» и сдерживая обещание быть всегда на ее стороне, начала давить на Кирилла — как давили на Карину его родители. Она смогла донести суть, и когда Кирилл начал сдавать позиции, пригласила подругу к телефону.

Карина поняла, что разговор будет долгим и села на полу, прикрыв дверь в комнату.