Решение созрело мгновенно. Она вернулась в кабинет к директору, распахнув дверь без стука. Коллеги все еще не разошлись, более того, к ним примкнул Илья, который встрепенулся и, в своей привычной язвительной манере, воскликнул:

— Карина Витальевна! Вы удостоили нас чести. А мы вас уже и не ждали!

— Илья Тимофеевич, прекратите паясничать, — перебил директор, — что вы хотели? Расчет получите в положенное время, если вы за этим.

— Спасибо. Но я не за этим. По законодательству я могу отработать еще какое-то время, верно?

— Мм… да, можете. Но разве вы этого хотите? Особого рвения мы не заметили.

— Я хочу участвовать в проекте, который вы сейчас обсуждаете. Я хочу дать свой номер и тогда я уйду, не буду оспаривать ваше решение уволить меня.

— Вот как? — директор удивился, но задумался, обвел взглядом коллег. — Коллеги, что скажете? Дадим человеку шанс?

Кто-то согласился, кто-то воздержался, но вот привстал Илья:

— Я против. Карина Витальевна, умейте уходить достойно!

— Я именно этого и хочу, — выдала она свои намерения и… пожалела. Пусть бы он думал, что она унижается, чтобы чувствовать себя на коне.

— Перестаньте позориться — мой вам совет.

— Хватит пререкаться, Илья Тимофеевич, — остановил директор. — Карина Витальевна, давайте сделаем так. Но если на этот раз подведете, то уйдете безоговорочно.

— Я согласна, спасибо, — ответила Карина.

Вслед за ней вышел Илья, но не стал догонять. Карина спешила забрать верхнюю одежду и переместиться на основную работу, потому что там, скорее всего, ее ждет директор и претензии от коллег. Вот так приходилось оправдываться и бегать с одного места на другое, полуофициально, но только так можно заработать себе на более-менее нормальное существование.

Как она и предполагала, вызов к директору Дома культуры не заставил ждать. Все то же самое, по КЗОТу: «Вы не справляетесь с работой. Вы халатно относитесь к своим обязанностям. Вы не предупреждаете, когда вернетесь. Вы не уважаете коллег».

Творческий человек не может сидеть в кабинете! Ему нужна свобода для вдохновения, муза для творения. А все эти трудовые кодексы и дисциплина — для клерков. Но кому это объяснишь? Поэтому Карина просто взяла лист бумаги, лежащий на столе у директора, вытащила шариковую ручку из стаканчика и молча начала писать заявление об уходе. Ей был не важен «достойный уход», отсюда хотелось просто сбежать. Мрачнее и злачнее места работы Карина не видела, наверное, здесь собрались все гадюки города.

Директор посмотрел на нее и начал отступать:

— Карина, я вынужден провести воспитательную беседу, — он неплохо относился к ней, но на него влияли как сверху, так и снизу, а он боялся пошатнуть свой авторитет, да еще хотел не выдавать избирательного отношения к людям. — Это совсем не значит, что тебе нужно увольняться. Ты еще можешь все исправить. Просто коллеги насели на меня, и я обязан отреагировать…

— …вынести строгий выговор? Знаю, проходила. Не утруждайте себя, делайте то, что надо. Не хочу больше. Не мой это водоем, не мое пространство.

— Но у тебя такое будущее!.. может еще быть. Мы хотели тебя отправить на конкурс. Ты можешь занять призовое место…

— …вытянуть наш коллектив, прославить нас… знаю. Если бы вы этого хотели, то не ущемляли бы мои права, не размахивали бы трудовым кодексом, а берегли бы молодые талантливые кадры! Иначе скоро будет «В бой идут одни старики»! Отправляйте кого-нибудь другого на конкурс. Тем более, я уверена, что Илья Тимофеевич и Леший здесь уже побывали здесь и оказали влияние. И я не удивлюсь, что Илья Тимофеевич захочет занять мое место. Ему всегда всего мало. Он поработает здесь и уйдет, потому что для него это место не по рангу. Но проучить молодые кадры, перекрыв им кислород, показать, кто в городе самый важный — его принцип.

Директор открыл форточку и закурил.

— Да, не хочу скрывать. Леший возмущался больше всех. А Илья хочет занять это место.

— И когда только успел? — брезгливо спросила Карина. С Лешим всё было давно ясно.

— Когда тебя не было. Ты же куда-то сбежала. Неймется же ему! — ответил директор. — Что он от тебя хочет?

— Я должна отвечать? — Карине было все равно, знает ли директор об их любовной связи.

— Пожалуй, и так все ясно.

— Тогда вот заявление. Я пошла.

— И все же, если ты на совещании принесешь извинения, объяснишь, почему тебя больше трех часов не было на месте, то у тебя есть шанс продолжить работу.

— Я не буду унижаться. Пусть Илья Тимофеевич работает за всех. Берегите и его, и себя. Всего хорошего!

— Если что, возвращайся. Я что-нибудь придумаю. Обойдем Илью. Лешего в болото отправим, — засмеялся директор.

— Это — вряд ли, но спасибо.

Этот день подходил к концу. Опустошенная и измотанная, Карина шла на вокзал, понимая, насколько голодна. Сначала захотела купить что-нибудь в буфете, но подумала, что уже через час будет дома, у Кати, и не стоит тратить деньги: они теперь ей нужны больше, чем когда-либо.

Поезд прибыл на станцию. Карина вышла из пустого вагона, было темно и холодно. Хотелось только одного: сесть у камина, укутаться в плед и пить горячий чай, рассказывая Кате о своих злоключениях.

Семья Кати готовилась ко сну — здесь ложились рано и вставали так же рано, чтобы скорее взяться за работу. Катя пригласила на кухню, поставив разогревать ужин для сестры, и, видя ее настроение, спросила что случилось. Карина объяснила, что потеряла очередную работу и теперь практически безработная.

— Плохо. И что собираешься делать?

— Не знаю еще. Доработаю какое-то время, мне дали возможность, и буду искать что-то новое, только где и как — понятия не имею. Я не хочу возвращаться в музыкальную сферу, где одна только ложь и интриги за кулисами, пьянство и бл… — Карина не договорила.

— Ты можешь работать в моем хозяйстве. У меня свое дело, мелкое, но все же. Но ты не привыкла к физическому труду, а работа тяжелая. Ты у нас нежная натура.

— Спасибо, Кать. Но я не выношу физический труд. Это уже на самый крайний вариант.

— Но я не могу тебя содержать. Ты это понимаешь? У меня семья, дети.

— Понимаю, конечно. Не надо меня содержать, дай только срок продержаться. Я что-нибудь придумаю. Вот, советуют мне петь в ресторане, — Карина грустно засмеялась, — только там я себя и мечтала видеть.

— Да, жаль, что ты тогда вернулась в Могилев. У тебя такое будущее было, мы так за тебя радовались. Думали, ты прославишь наш род.

— Катя, пожалуйста, не надо. Я сама уже тысячу раз обо всем пожалела…

— Мне завтра рано вставать. А у тебя какие планы?

— Поеду на вторую работу. Надо уйти достойно, меня Вера просила об этом.

— Какая Вера?

— А, так, знакомая одна. Хорошая девушка, которая меня поддержала в трудную минуту. Мудрая и понимающая.

— Ну, смотри сама. Не маленькая уже. Выкарабкивайся.

= = =

Карине не спалось. Бросало то в жар, то в холод, одолевали мысли — о Валентине, о старушке Надежде, о призрачной Вере, об Илье. И только о Кирилле она совсем не вспоминала, как будто его и не существовало.

С трудом пришел беспокойный сон. Утром она проснулась от шума: одни собирались на работу, другие — в школу; суетились, подгоняли друг друга, спорили. Семья привыкла жить своей жизнью, никто не обращал внимания на то, что еще кто-то спит. Карине придется подстраиваться под порядки чужого дома, а правила тут жесткие, как в казарме: по команде ложиться, по команде вставать. Похоже, от Карины требовалось то же, но ей ранним утром никуда спешить не надо, значит, можно вставать попозже.

Карина залила кипятком растворимый кофе. Дом с печным отоплением остыл, а растапливать печь Карина не умела, хоть и выросла в поселке, в доме без удобств. Карину не воспитывали для тяжкого труда, будучи уверенными в том, что эта девочка будет интеллигентной, у нее все в жизни сложится и ей не придется делать такие вещи самой. Поэтому согревалась только горячим питьем и теплой одеждой. Автобуса долго не было, и пришлось ловить попутную машину. Пожилой мужчина довез ее до города, не взяв денег. Это было неожиданно приятно.