Сестра Манжулы, которой Волошин успел сообщить, что милиция расследует обстоятельства гибели Михаила Никитовича и в связи с этим нужно осмотреть его квартиру, остановилась в дверях, ведущих из прихожей в кухню, достала платочек и вытерла слезы. Хаблак налил ей воды из крана, тепловатой и невкусной — холодильник был выключен и стоял открытый: деталь, свидетельствующая о том, что хозяин квартиры не собирался возвращаться сюда в ближайшее время.

Женщина отказалась от воды, она прошла в кухню и села, опершись локтями о стол, затем посмотрела на Хаблака и спросила:

— Что случилось? Почему?.. Как погиб Миша?

Майор примостился напротив нее — Марьяна Никитична сама начала нужный ему разговор. Он сочувственно наклонился к женщине через стол и ответил:

— Может, случай, а может, и хуже...

— Сердце предсказывало мне беду, — всхлипнула женщина. — Да и Миша... Он возвратился сам не свой, был чем-то встревожен...

Хаблак вспомнил самоуверенного и даже немного надменного Манжулу в аэропорту, там Михаил Никитович выглядел совсем спокойным. Но перед сестрой мог и не таиться, а в Борисполе разыграл самый настоящий спектакль.

Хаблак хотел спросить у Марьяны Никитичны, откуда у ее брата ковры и хрусталь, ведь зарплаты снабженца вряд ли хватило бы на такие расходы, однако передумал, это могло бы насторожить ее, а он хотел, чтобы разговор получился непринужденный, доверительный, когда собеседник понимает тебя, стремится помочь и говорит только правду.

Потому и переспросил:

— Говорите, Михаил Никитович возвратился из Киева встревоженный? В чем это проявлялось? Может, что-то рассказал вам?

— Да нет, ничего конкретного. Но я хорошо знаю Мишу, мать у нас рано умерла, а я на десять лет старше его. На ноги поставила.

— Должны понимать без слов.

— Вот и вижу — не в своей тарелке. Расспрашиваю — отмалчивается. Говорит: устал и хочу отдохнуть. Еду в село, сниму комнату, чтоб никто не знал где — пусть не беспокоят. Сразу и уехал. Побросал вещи в чемодан и вызвал такси. Я его обедать приглашала, Миша всегда у меня обедает, когда выходной, но на этот раз отказался — уехал, и все.

— Сказал куда?

— Зачем ему от меня скрывать? Конечно, сказал, он в том селе уже когда-то отдыхал, не очень понравилось, но почему-то снова поехал. А мне наказал: никому ни словечка, молчок, чтоб друзья не пронюхали, а то весь отдых накроется.

— И вы никому?

— Конечно нет. Одной только секретарше, Галине Ивановне, а больше никому.

— Что за Галина Ивановна?

— Секретарша Мишиного директора. Из машиностроительного. Он уехал, а на следующий день она является. Я на соседней улице в газетном киоске работаю, так она подходит, выручайте, говорит, Марьяна Никитовна, директор срочно Михаила Никитовича разыскивает, до зарезу нужен, что-то там со снабжением, железо или прокат какой-то, конечно, грех, мол, человека беспокоить во время отпуска, но случай крайний. Ну надо, так и надо, я и сказала.

Хаблак заерзал на стуле: сообщение Марьяны Никитовны заинтересовало его.

— А как она вас нашла? — спросил. — Секретарша? Откуда узнала, что вы в киоске?

— Зачем же скрывать? Наверно, Михаил и рассказал на заводе. Меня многие знают: видите, ей было даже известно, как меня зовут. Так и сказала: «Выручайте, Марьяна Никитовна», это я хорошо помню. И на директора сослалась: мол, сам Герасим Валерьянович просил, а директора точно так зовут, когда-то мне Миша говорил, ну рассказывал, какой у них директор хороший, и именно так называл.

— Она сама к вам подходила, секретарша?

— Сама.

— Как выглядела?

— Полная такая блондинка, но, знаете, не естественная, теперь их совсем мало, в общем, крашеная, красивая женщина, в теле и блузка кружевная, хорошая блузка, сейчас такие модны.

— Галиной Ивановной сама себя назвала?

— Да. А что? Может, я что-то не так сделала?

— Может, и не так, — неопределенно ответил Хаблак, — никто ничего не знает...

Майор прошел в комнату, где стоял аппарат, дозвонился до справочного и попросил номер телефона приемной директора машиностроительного завода. Ответила секретарь.

— Галина Ивановна?

— Да, слушаю вас.

Майор назвал себя и спросил:

— Вы приезжали позавчера в Аркадию к сестре Михаила Никитовича Манжулы?

— Я?.. — искренне удивилась она.

— А вот Марьяна Никитична утверждает, что именно вы. Интересовались, где можно найти ее брата.

— Извините, это какое-то недоразумение.

— И ваш директор не разыскивал Манжулу?

— Зачем? Товарищ Манжула уже полгода назад уволился с завода.

Это была ошеломляющая новость, и Хаблак не нашел ничего лучше, как спросить:

— Это точно?

— Вас интересует точная дата и номер приказа?

— Нет, пока что это не так уж и важно.

— Дать вам номер телефона отдела кадров?

— Пожалуйста.

Хаблак записал номер телефона, уже твердо зная, что дело начинает принимать совсем неожиданный и необычный поворот.

— И еще один вопрос, Галина Ивановна, — попросил, — может, он покажется вам странным, но скажите: какого цвета у вас волосы? Вы блондинка?

— Скорее наоборот.

— То есть?

— Брюнетка. Какое это имеет значение?

— Для нас — имеет.

Положив трубку, Хаблак заметил вопросительный взгляд Волошина, однако не стал ничего объяснять и поспешил на кухню. Видно, Марьяна Никитична пришла в себя, она вытирала влажной тряпкой пыль, успевшую покрыть стол за время отсутствия хозяина.

— Припомните, пожалуйста, — обратился к ней Хаблак, — заводская секретарша, Галина Ивановна, когда расспрашивала вас о брате, была одна? Или, может, кто-то ее сопровождал? Возможно, она поспешила к кому-то?

Женщина положила тряпку.

— Галина Ивановна подошла одна. Она еще купила у меня журнал «Украина», дала рубль и забыла сдачу. Я хотела ее догнать, но не успела. Она перешла улицу, там у нас скверик, пересекла его и села в машину. Это я точно видела, ее ждала машина, «Волга» вишневого цвета. Я звала, но Галина Ивановна не услышала, машина сразу же отъехала.

— Номер? — спросил Хаблак. — Номер не заметили?

— Нет, машина стояла ко мне боком, еще и за деревьями, я же говорила, там скверик.

— Кроме водителя, кто-то был в машине?

— Не знаю. Галина Ивановна села на переднее сиденье, а сзади... Может, кто-то и был...

— Постарайтесь припомнить.

Марьяна Никитична старалась, даже зажмурила глаза, но ответила неопределенно:

— Кажется, был, но утверждать не могу.

Хаблак вышел на балкон, подозвал Волошина. Коротко рассказал об услышанном, и старший лейтенант сумел сразу оценить всю важность полученной только что информации.

— Считаешь, они отправились потом в совхозный поселок? — спросил.

— Для чего же иначе мистификация с Галиной Ивановной?

— Вишневая «Волга»! — воскликнул Волошин. — Если они поехали той же «Волгой», в поселке их могли запомнить. Видная машина, не так ли?

— Надо ехать туда.

— Даже очень надо.

— А тут?

— Что тут... Ребята, собственно, уже заканчивают. Славно жил Манжула, роскошно. Но пока нет ничего существенного, вот только, — показал маленький блокнот в кожаном переплете, — адреса, номера телефонов. Пригодится.

— Точно, пригодится, — согласился Хаблак. — Значит, едем?

— Квартиру хлопцы опечатают, если нужно, возвратимся.

Волошин позвонил Басову и договорился о дальнейших действиях. Оставив оперативников в квартире Манжулы, они снова помчались в злосчастный поселок на черноморском берегу.

Биленко сидел в сельсовете, составлял акт о каком-то нарушении, напротив него возвышалась на стуле необъятных размеров молодица с большой хозяйственной сумкой, из которой виднелся зеленый лук. Женщина что-то доказывала сержанту, и доказывала весьма азартно — раскраснелась и вспотела. Она недовольно оглянулась на тех, кто помешал их разговору, даже махнула рукой, чтоб вышли и подождали, но Биленко уже вскочил — сообразил: вряд ли случайно возвратились в поселок Хаблак с Волошиным, и сказал молодице: